В это время огромная, могучая молния попала в здание, в котором находились собеседники. Нельзя сказать, что это вызвало какие-то особо странные ощущения. Только волосы немного зашевелились и Брефф почувствовал, как они встали дыбом по всему телу. Белый свет залил на мгновение все стекло, тут же расколовшись на тысячи мелких ручейков и исчез.

— Я посмотрю, что можно сделать, — наконец, сказал чиновник после долгого созерцания величия стихии. — Нужно поговорить с девушкой. До этого я вышлю кое-кого на Олимп, а там посмотрим.

— Нужно подождать хотя бы пару дней. Сейчас общение возможно только через мыслительно-речевой счетчик. В нашем случае это не может считаться официальными показаниями.

— Так. Есть еще что-то, чего ты мне не рассказал? — в голосе прозвучала недовольная настороженность.

— Есть, но я бы все равно рассказал. Такие вещи скрывать нельзя, — вздохнул Брефф, допивая остаток коньяка.

— Не томи.

— Девчонка порезала Жнеца, — почесал затылок полковник. — Серьезно. Даже не знаю, жив ли он сейчас… Все произошло слишком быстро. После никто не стал стоять на своем, просто разошлись с тем, что есть.

— Да… дела… — только и мог протянуть Мазнер. — А ты говоришь — дети. Как она к нему подобралась-то?

— Сопротивляемость. Ушла от волны… Вопрос, если честно, не в этом, — замешкался Брефф. — Энерговоронка сработала очень странно, и в обратную сторону тоже. Положило всех. Причем, у девчонки счетчик все время скачет. То показывает сопротивляемость, то нет. Наши разводят руками. Сдается мне, что дело это очень мутное. Без специалистов не обойтись.

— Если Жнец умрет, не надейся, что хоть что-то выгорит.

— По мне, лучше бы сдох.

— Ты далеко не единственный, кто так думает. Одна половина планеты их ненавидит, а вторая хочет убить. Тем не менее, мы обязаны с ними считаться.

Полковник промолчал. Гроза уже начинала набирать свою силу, превращая город в мишень для бесконечно бьющих в шпили молний. Становилось все светлее и светлее. Скоро сгустившаяся тьма превратилась в непрекращающийся пылающий день. Вспышки ослепляли, заставляя щурить глаза, но оторвать взгляд от этого электрического танца было невозможно.

Он ощущал, что они здесь. Молчаливые. Неподвижные. Не живые. Его обволакивала кромешная тьма и пронзающий, неестественный холод. Воздух казался стеклянным. Вдох. Выдох. Он не чувствовал, что дышит. Тяжелое, неподвижное пространство сдавливало, не позволяя двигаться. Хотелось бежать. Хотелось кричать. Но все, что удалось — лишь с трудом поднять руку и посмотреть на ладонь. Сконцентрироваться не получалось, вместо пяти пальцев мерещилось бесчисленное множество: полупрозрачных, то возникающих, то вновь исчезающих. Страх. Безумие бездны входило в сердце, превращая тело в камень. Плоть уже не была плотью. Отчетливый запах мертвечины ударил в нос. Он знал, что это запах его кожи. Этот обволакивающий, острый, как лезвие холод… Режет плоть, раскрывая свежие раны. Но крови нет. Ни единой капли не упало во тьму. Все застыло в жилах. Мертвая кровь не способна течь. Она так же холодна, как кости и мышцы. Как каждая клеточка тела.

Что это там, вдали? Что так стремительно приближается, разгоняя тьму в еще более устрашающую серость? На этот раз промозглую, мокрую и отталкивающую. Стало еще более гадко. Капли безразличного дождя заливали открытые раны цвета залежалого мяса. Его раны. Очертания вдали становились отчетливей, приближаясь в затуманенном, мутном сознании. Уже совсем явные фигуры хотели, чтобы он подошел. И он подошел, хотя боялся этого всем своим существом. Медленные шаги давались титаническими усилиями. Они вели вдоль шеренги десятков мертвых тел, прибитых к крестам. Твердое дерево держало их на своих толстых брусьях. Худые голые тела с выступающими ребрами висели, опустив головы. Кожа их оказалась настолько тонкой, что, словно сквозь пергамент, просвечивали мышцы и сосуды. Руки мужчин были широко разведены в стороны. Ладони пробиты ржавыми гвоздями. Позади уже осталось с десяток молчаливых мертвецов, а впереди ждало еще больше…

Стой! Не иди туда!

Нет. Ты не можешь не идти. Здесь нет твоей власти. Здесь — царство забвения.

— Морган… — послышалось вдруг где-то совсем рядом, прямо над головой.

Голос, казавшийся металлическим, эхом повторялся со всех сторон. Он отрезал путь к отступлению.

Не смотри. Закрой глаза и беги. Голова поднялась вопреки воле, взглянув зовущему в лицо.

— Абис, — прозвучало само-собой.

Звук не вырвался из горла, скорее, отозвавшись где-то в мыслях. Он зазвенел в пространстве, будто озвученное имя прокричали. Здесь — другие законы. Нет стен, и негде спрятаться.

Лицо застыло восковой неподвижностью. Дождь не попадал на прозрачную кожу, не омывал даже той ужасающей промозглостью. Глаза больше не прикрывались хрупкими веками. Остались только прозрачные ресницы не толще нити паутины. Крест нависал устрашающим, неизбежным приговором.

— Обернись, — прошипело где-то в глубине бездны.

Казалось, звук исходил из тела старого друга, давно покинувшего эту реальность. Теперь его поглотила пустота. И говорил это не он. И слова принадлежали другому. Другим.

Глаза мертвеца резко открылись, показав свой замутненный, окоченевший взгляд. Зрачки его растворились в белой трупной пелене. Не смотреть. Отвернуться и уйти.

Что это? Нет, нет. Нет! Огромный, деревянный и пустой. Серая скользкая древесина, такая же холодная, как и кровь в жилах, возвышалась прямо над дрожащей душой. Ржавые гнутые гвозди, криво воткнутые в поверхность креста, пока что не встретили на пути препятствия в виде его мертвой плоти.

— Это твой, — ледяным голосом отдалось эхо в пространстве.

Сдавливающий горло крик застрял, перекрыв дыхание. Ужас поглотил огромной накрывающей волной. Жуткая пустота, растворив поверхность под ногами, приближалась с непреодолимой скоростью. Он падал, объятый страхом, безысходностью и бессилием. Глубже, дальше — в бездну.

Удар в живот. Резкая боль прошлась по телу, удивляя самим своим существованием. Вспышка света ворвалась в бесконечную тьму, поглощающую без остатка.

Морган Алонсо резко вздохнул, внезапно очнувшись от затягивающего кошмара. Глаза открыть не получалось. Сознание периодически проваливалось в сон. Держало только четкое осознание, что если он уснет, то может уже никогда не проснуться. Несмотря на то, что липкое забытье норовило снова замотать в свою колючую проволоку, страх оказался сильнее путающегося сознания. Мужчина сделал усилие и повернулся на бок. Дрожь волнами проходила по телу, заставляя двигать болящие мышцы. Мелкие холодные капли скатывались по коже, соединяясь одна с другой и превращаясь в маленькие лужицы. Тонкие струйки стекали на простыни больничной кровати. Чувствовался холод. Взгляд уперся в серую гладкую стену. Хотелось поморщиться, этот цвет вызывал теперь только негативные эмоции. Впрочем, неясно, имели ли они место вообще. Каждое движение давалось с трудом. Хотя, в принципе, боль казалась терпимой, если не делать резких движений. Приняв позу эмбриона, мужчина замер. Борьба со сном дополнилась попытками привести дыхание в норму. Удавалось не очень.

Жесткая кровать и до боли знакомый запах дезинфекции немного успокаивали. Морган знал, где находится. Гостить здесь приходилось довольно часто. Правда, по такому серьезному поводу — никогда.

Маленькая, но очень важная борьба продолжалась еще какое-то время, прежде чем сознание полностью вернулось в этот мир, прочно заняв свое привычное место. Мужчина ощутил браслет на запястье. С облегчением выдохнул, в надежде, что скоро эта ноющая, засевшая глубоко в мышцах боль пройдет.

Надежды оправдались. Считывающий физиологические параметры девайс изменил цвет, оповещая о том, что пациент пришел в себя. Через какое-то время за спиной послышалась возня. В палату кто-то вошел.