Определенная доля загадочности всегда окружала спокойный уклад города. Казалось, он жил отдельно от всего остального мира. Тут воплощались в реальность проекты, которые казались, скорее, мифом, чем просто несбыточными фантазиями. Методы эффективной терраформации, первые гравитаторы и, конечно же, противорадиационный щит — вот то немногое, что составляло вершину айсберга бесчисленного числа изобретений. Полезных, и не очень. Здесь же увидела свет и «Fidela». Это дало толчок расцвету города как маленького государства в государстве с колоссальными инвестициями извне. С тех пор, как человечество устремило свой взор в космос, заказы на научные разработки текли рекой. Каждый из сильных мира сего пытался успеть застолбить место там, где большие деньги могли принести еще больше денег.

Белый, синий и зеленый — официальные цвета Дифодол-и-Ддидас. Вся архитектура проектировалась в едином дизайне, не терпя никаких беспорядочных линий и направлений. Изначально она задумывалась с грандиозными взглядами в будущее. Человечество хотело доказать, что прогресс не остановить и свою безоговорочную уверенность оно выразило амбициозно. Первая половина города была построена прямо на волнах Лионского залива. Ожидалось, что со временем станет возможным поднять постройки высоко над водой, воплотив на практике будоражащую теорию об антигравитаторах. Парящий город стал бы символом человеческого разума.

Здания, словно соты, располагались вовсе не в хаотичном порядке. Они аккуратно группировались, и их белые бока идеально гармонировали с цветом океана. Зеленые деревья нагружали строения, превращая их в небольшие плавучие острова. Медленно расползаясь по суше, спустя несколько десятков лет город расширился и вышел далеко за пределы залива. Несмотря на это, он не сменил своих сдержанных цветов. Университеты и научные центры составляли основу белого города, утопающего в зелени. Аккуратные купола зданий неизменно красились в синий цвет, символизируя стремление вверх.

Изобретение антигравитаторов все затягивалось, и встал вопрос о дальнейшем существовании проекта. Пришлось его отложить в долгий ящик, и в результате наземная часть Дифодол-и-Ддидас оказалась лишена тех архитектурных решений, что применялись на бирюзовых волнах. Кто-то счел это отступлением от цели, но все понимали, что так просто дешевле. Учитывая, что на суше осуществить многие из задуманного оказалось гораздо трудней, а что-то невозможно в принципе.

На территорию Дифодол-и-Ддидас не допускались лица, не относящиеся к зарегистрированным жителям. Вход осуществлялся строго по пропускам. Это исключало превращение города в обычный, когда семьи сотрудников, преподавателей и студентов начинали разбавлять научную составляющую. Именно из-за этого многим пришлось выбирать между карьерой и личной жизнью. И большинство выбирали первое.

Приятное субботнее утро 2385 года сулило для Майера Варгандфида большие перспективы. Именно в этот день должна была состояться очень важная встреча, которая могла перевернуть всю его жизнь. Наспех сваренный кофе уже раза два окропил белый халат, пока молодой мужчина носился туда-сюда, пытаясь собрать воедино ключевые документы своих научных разработок. К слову, не выпуская чашку из рук. Казалось, пятна совсем его не волновали. Да и не очень опрятный халат со следами отсутствия попыток устранить предыдущие оказии говорил о том, что внешний вид, в целом, мало заботил молодого ученого. Если бы не самодостаточный в плане ухода за собой материал одежды, то все выглядело бы совсем плачевно.

Накануне раздался звонок. Молодой, очень вежливый человек с располагающей улыбкой на лице сообщил о желании кое-кого встретиться с Майером в неофициальной обстановке. Этот некто заинтересовался плодами трудов его отца.

Гонтар Варганфид всю свою жизнь отдал науке, при этом прослыв добродушным, веселым стариком. Он вдохновлял окружающих в стремлении осуществлять неосуществимое, и помогал многим талантливым студентам найти свое место в жизни. Его любили и уважали. Пришло время, и совсем молодой Майер вступил в команду, став предметом гордости и бесконечного доверия. Сын всеми силами старался оправдать ожидания, целыми днями корпя над учебниками и не вылезая из лаборатории. Это оказался тот редкий случай, когда отец ценил старания своего ребенка, а он, в свою очередь, действительно имел незаурядные умственные способности. Майер унаследовал гибкость мышления и нестандартное видение реальности, что позволяло находить неожиданные решения в сложных вопросах. Редко кто мог заикнуться о том, что место в престижной команде разработчиков парню досталось по «блату». Хотя, безусловно, так оно и было.

После смерти Варганфида-старшего многое изменилось. Какие-то проекты, ведомые лично им, пришлось закрыть. Часть команды разбежалась, решив, что Майер не потянет дело отца в силу своего юного возраста. Некоторые остались, отдавая дань уважения памяти Гонтара.

Молодой мужчина уже несколько лет вел пару амбициозных проектов практически в одиночку. Добиться финансирования оказалось не такой уж и простой задачей, потому как затянувшиеся разработки мало кого привлекали. Без дохода даже самые идейные сотрудники начинали колебаться, принявшись прощупывать почву в других, более перспективных местах.

В дверь постучали.

— Входи, Флорри.

Приятной наружности женщина мягко впорхнула в просторный кабинет, радуя глаз длинным голубым платьем.

Флорри, или по-другому «Аrtefarita Inteligenteco «Floro» gen.4», работала секретарем. В основе мыслительных функций прототипа лежал искусственный интеллект четвертого поколения. То бишь, самого последнего, введенного в широкую эксплуатацию относительно недавно. После правовой неразберихи, случившейся почти сотню лет назад, ОМК строго контролировало рамки мыслительных функций и возможности сознания новоиспеченных роботов. Новые стандарты пришлось установить, когда встал вопрос об их позиционировании самих себя в мире людей. В определенный момент времени сознание дроидов превзошло самого человека, и в силу своей более стабильной природы составило конкуренцию ему самому как виду. Все бы ничего, так как протоколы, ограничивающие возможности роботов, все еще работали как часы. Ситуация усугубилась тем, что люди, некогда бывшие живыми, но выбравшие существование в цифровом мире, начали переселять свои сознания в более крепкие тела дроидов. Человек, имеющий ничем не ограниченное сознание и практически бессмертную оболочку, объявил искусственный интеллект своим братом. Не только по положению в обществе, но и по оружию. Всемирный переворот тогда удалось избежать руками самих же роботов, задействовав экстренный протокол защиты. С тех пор вопрос курировался строжайшим образом, разграничив области влияния каждого вида в своей нише.

— Мистер Варгандфид, вас ждут. Машина уже внизу, — мило улыбнулась секретарь, показав ровный ряд белоснежный зубов.

— Конечно, уже спускаюсь, — ускорился ученый.

Чашку все же пришлось поставить на стол, задействовав уже обе руки. Желание попросить Флорри о помощи исчезло так же быстро, как и появилось. Почему-то не хотелось, чтобы кто-то прикасался к личному, сокровенному. Однако, Майер все же любил, когда женщина к нему заходила. Явно предпочтение отдавалось живому общению вместо призрачных дистанционных голограмм. Для своего юного возраста Майер был слишком старомоден.

— Вы в этом точно уверены? — мужчина лет пятидесяти сидел в удобном кресле дизайна еще тех времен, когда люди из всех благ цивилизации больше всего ценили коней.

Будучи довольно тучным по своей природе, он полностью занимал полость внутри мебели. Будто в изысканное, винтажное кресло тело основательно вросло. Мягкие изогнутые подлокотники деликатно поддерживали напирающие со всех сторон бока.

Откинув край классического пиджака, мужчина ловким движением выудил из-за пазухи большую сигару. Начался приятный, вдумчивый ритуал. Маленькая карманная гильотинка обрезала сигару чуть выше своих плечиков. Зажегся беспокойный огонек, заставивший тлеть ее край красным. Изящный, грациозный дым, танцуя и извиваясь, пролетал сквозь висевшую в воздухе полупрозрачную голограмму. Картинки на ней постоянно мелькали, отображая то какие-то сложные вычисления, то моменты из жизни различных насекомых.