Крепкие руки перевернули больного на спину и привычно принялись за работу, а в голове цепочкой понеслись мысли: «В сознании и пока дышит, но тяжело. Бронхообструкция? Инородное тело в верхних дыхательных путях? А может, чёрт его дери, спонтанный пневмоторакс? Нужно оценить проходимость… гемодинамику… Какого цвета кожа? На ощупь влажная. Он весь трясётся. Тахикардия, пульс слабого наполнения. Давление наверняка низкое. Шок? Кстати, от него особо и спиртом не несёт, наоборот чем-то сладким. Чего он там налакался, придурок? Да какого хрена так темно!»

Яркий белый свет фонарика смартфона выхватил из темноты страдальчески скорченное, но на удивление молодое лицо. Расширенные зрачки тут же скрылись за тяжёлыми зажмуренными веками, из-под которых потекли слёзы, светлые кудри сбились в паклю, а неправдоподобно алые пухлые губы, покрасневшие отёчные скулы и язык выдали проблему с потрохами.

– Наташ, это Кацен, – решительно набрав короткий номер, быстро заговорил в трубку врач. – Я сегодня выходной, но тут парнишку нашёл. Похоже на анафилактический шок. Да, почти уверен. Нажрался чего-то неизвестного, я в темноте пока не понял. Мы в районе четвёртого съезда с Заводской, почти у самой воды. Быстро, Наташ, он уже никакой! На связи!

Громкий скулёж за спиной указал на то, что Чоко в кои-то веки ослушался хозяина и не стал дожидаться того в стороне, а прибежал за ним следом и встревоженным комком прижался к его плечу. Телефон полетел на песок. Начинались самые тяжёлые минуты ожидания помощи коллег, ведь голыми руками Михаил справиться здесь не мог.

– Ложись давай, здоровяк, поможешь, раз пришёл.

Он подозвал пса и уложил его около незатихающего парня, дрожащие ноги которого закинул лабрадору на широкую спину, так что те приподнялись над землёй. Сам же – повернул голову пострадавшего набок, выдвинул вперёд нижнюю челюсть, послушал, как тот дышит. Немного времени у них ещё было, но отёк наверняка усугублялся.

«Даже резать нечем. В кармане только ключи», – рассерженно подумал он, привычно прикидывая, где лучше было бы рассечь гортань, чтобы помочь бедолаге продержаться ещё немного, однако тот вдруг резко вздрогнул, отталкивая от себя врача, опёрся на плечо. Через мгновение его стошнило.

– Тс-с, высоко не поднимайся, голову не запрокидывай, держи вот так, набок, да, молодец, – поддерживая его затылок, шептал Михаил. – Аллергии есть у тебя? Впервые такое?

Парень, сипя, зашмыгал носом, и, конечно, ничего не ответил, тратя все оставшиеся силы на частое шумное дыхание. Всё его лицо было дрожащим и мокрым от пота, слёз и слюны, прохладные руки судорожно стискивали растянутую футболку на груди.

Странная ситуация. Что он забыл здесь среди ночи один на один с каким-то пойлом в бутылке? В такую погоду и в такое время в этом захолустье обычно ни души, поэтому, если бы не Михаил с попыткой помочь ему, то…

– Ещё один, что ли, мать твою, – вдруг осознав запланированный исход событий, с нескрываемой злостью прошипел врач. – Это место так и манит, чтобы умереть, да? А вы и выбираете то, что страдания быстро облегчит. Вот молодцы! А нам потом жить каково?

Парень на несколько секунд затих, и Михаил с готовностью сжал в кармане самый маленький ключ от почтового ящика – из всех он был наиболее острым, – но, к счастью, использовать его не пришлось. Больной снова раскашлялся, а вверху, на дороге, послышалось громкое шуршание шин и тарахтение мотора подъехавшего авто. Реанимационная бригада приехала за шесть минут: не рекордное, конечно, время, но этому парню, пожалуй, сегодня повезло дважды.

Громко позвав коллег, Михаил уступил им место. Сумки с лекарствами и аппаратами выстроились в ряд у слабеющего на глазах тела. Более тщательный осмотр не поменял диагноза, поэтому введение адреналина, преднизолона и внутривенная инфузия проводились параллельно с интубацией трахеи.

– В БСМП заберём, надеюсь, оклемается. Вовремя ты его подловил, – хлопнув Михаила по плечу, заметил Игорь Сергеевич, уже немолодой маститый реаниматолог, который и возглавлял бригаду. – Сам-то в порядке? Как ты тут вообще в это время оказался?

– Вышло так, я вон просто с псом гулял, а то он дома засиделся совсем, – мужчина кивнул на Чоко, который успел ласково прижаться к ногам одной из медсестёр. – Скажите лучше, сейчас в реанимацию, потом куда?

– Не будем загадывать, Миш. Если интересно – звони завтра.

Он снова кивнул и придержал пса за ошейник, чтобы тот не мешал отъезжавшему автомобилю. Было в этом что-то неимоверно грустное. Обычно это он заполнял документы или суетился рядом с пациентом в машине, планируя, куда и как определить его для дальнейшего лечения, а сейчас врач провожал белую «карету» долгим немигающим взглядом, словно отправил в ней кого-то близкого навстречу пугающей неизвестности, где была лишь надежда на других, людей в масках, перчатках и белых халатах, проводящих на работе тяжёлые бессонные ночи.

– Вот бы всё это оказалось не зря, – тихо вздохнул Михаил, когда машина скрылась из виду, и перевёл взгляд на вдруг разулыбавшегося лабрадора. – А ты где поводок потерял, негодник?

Пёс коротко гавкнул и подошёл к одному из облезлых кустов, на ветвях которого потерянный предмет растянулся унылой змейкой. Застёжка на поводке давно уже ослабла, поэтому в доблестном порыве помочь хозяину (а может и спасти его) лабрадор умудрился сломать её окончательно.

Обойдя нагромождение бетонных плит, Михаил снова включил фонарик на смартфоне и присел на корточки у того места, где раньше выпивал увезённый парень. Мысль о бурде, вызвавшей анафилаксию, а также об умышленности её употребления не покидала его. Первая бутылка оказалась недопитой, именно она закатилась под плиту, когда врач застал на своём обычном месте непрошеного гостя. Вторая же была пустой, но с разбитым дном, будто им в порыве злости ударили по плите, пытаясь раскрошить стекло на куски. Вокруг горла небольшой коричневой бутылки был обвязан кожаный шнурок с кулоном в виде тёмно-красного неровного камушка, на уцелевшей этикетке изящной золотистой вязью было выведено безобидное «Kriek lambic».

«Вот это я понимаю, аллергия на вишню», – со вздохом подумал Михаил, фотографируя свою находку и высылая её с пояснением вдогонку Игорю Сергеевичу. Может, принципиальным для самого реаниматолога это и не было, но детали истории казались всё более странными.

Впервые за последнее время он спал крепко и безмятежно, не видя не просто тех снов, которые могли бы на весь день выбить его из колеи, а вообще никаких – просто успокаивающую монотонную рябь под закрытыми веками.

Из затянутого москитной сеткой окна пахло петуниями. Длинное прямоугольное кашпо с ними неделю назад устроила на подоконнике соседка, трудолюбивая старушка Марья Алексеевна, сад которой слыл самым живописным и ухоженным в их районе. Солнечный свет мягко рассеивался голубыми занавесками, но единственный луч, обошедший воздушное полотно, отразился от наручных часов на низенькой тумбочке и метко нарисовал «зайчика» на спине дремлющего у дивана лабрадора.

Тело было расслабленным, отдохнувшим, полным сил, каким-то настоящим. Сердце билось ровно и неторопливо, осознавая свою значимость и наполняя сосуды теплотой беспрерывно пульсирующей крови, кожа чутко ощущала приятную шершавость ткани и малейшее дуновение ветерка, каждый сустав и каждая мышца знала точный момент, в который должна сработать, лёгкие бодряще наполнял свежий воздух с ароматом цветов. Михаил медленно сел, сбрасывая покрывало, осмотрел свои руки и ноги, ощупал лицо, шею, грудь так, будто знакомился с самим собой впервые. Невероятное дело, однако. Давно он не чувствовал себя таким по-настоящему живым. Желудок, пользуясь случаем, заурчал от голода, выпрашивая еду, и тем же самым вот-вот собирался заняться Чоко, уже приоткрывший свои лучистые глаза и скосивший их на хозяина, бодро разминающего спину и плечи.

Завалявшийся на верхней полке кухонного шкафчика зелёный чай вместо пережжённого кофе, глазунья с сосисками и овощной салат вместо бутерброда, музыка по старенькому радио вместо угрюмого молчания – таким был сегодняшний завтрак, не оставляющий сомнений: вкусы и цвета казались более яркими, а на душе стало легче и спокойнее, будто разрешился давно мучавший его конфликт.