– Хорошо, ты прав, – произнесла я, прижатая к стене его наблюдательностью, и на ходу придумывая натянутую полуправду, в которой моя порочная «американность» не была бы столь вопиющей, – Я много лет прожила в Америке. Бежала туда, когда мне было 15. Там я выросла, получила образование. Думала, там и остаться…Но не смогла. Вернулась. Позавчера.
– Вернулась сюда? Из Америки? – скептически переспросил он.
– Моя родина здесь, моя мать была из местных. Она похоронена здесь, а значит здесь моя земля, здесь мой дом.
– Так ты приехала одна? Где остановилась?
– Толком нигде. Сняла номер на ночь.
– Не дороговато ли?
– Ну… деньги у меня кое-какие есть.
– Это я заметил.
– Послушай… если не веришь… – я протянула ему кошелек, – Там внутри использованный билет с парома. Можешь убедиться.
Он не стал брать:
– Ладно, не надо. Я тебе верю.
А ведь все могло решиться и в тот момент. Я не сразу осознала это, но если бы он все-таки взглянул на билет… На билет, на котором было четко указано мое настоящее имя, моя фамилия – фамилия, полученная от того, кто в ответе за многое, происходящее в этой стране, фамилия того, кто является крупнейшим акционером компании Грауза, фамилия недавнего владельца обширных земельных участков и плантаций, фамилия собственника, буржуа, эксплуататора…Фамилия ныне почетного члена Конгресса, доверенного лица и прочее и прочее… Если бы он тогда, пока еще не было поздно, взглянул на билет, он бы все понял. Предпочел бы не связываться со мной. Послать, плюнуть мне в спину и забыть. И я поступила бы так же. И, наверное, так было бы лучше для всех. Только этого не случилось…
Можно сколь угодно метаться в роковой зацикленности этих «если бы, да кабы», в пресловутых причинно-следствиях, в немощных рефлексиях, и бесполезных мысленных переигрываниях уже давно и безвозвратно случившегося – все это пустое и ничтожное. Принимая какие бы то ни было решения, я мнила себя игроком – фигурой значимой и даже значительной, мнила себя той, чьи действия и поступки могли повлиять на исход этого состязания, в то время как я была всего лишь мячиком для пинг-понга в заведомо предрешенном матче.
Или же я просто пытаюсь оправдать себя? Снять с себя ответственность? Как всегда.
– Я тебе верю, – повторил он, и я убрала кошелек обратно.
Позже я сожгла и этот билет со своим настоящим именем, и свой настоящий паспорт, и свою былую, быть может, тоже настоящую жизнь, наивно полагая, что прошлое – это что-то вроде никчемного хлама, от которого можно легко избавиться.
– Мы так и не познакомились. Меня зовут Алессандро Кхонте. Можно просто Сани.
– «Солнечный»?
– На одном из местных диалектов это значит «древний дух», – усмехнулся он.
– А…Тогда тебе подходит.
– Ну а ты?
– Иден…Иден Санчес Вольнэо,– назвала я на ходу придуманное имя, не задумываясь, сколь долго мне придется его носить…
– Рад нашей встрече, – искренне произнес Алессандро.
В дверном проеме амбара показалась чья-то фигурка. За пару секунд я разглядела смуглое сморщенное личико, выражение удивления, быстро сменившееся испугом, когда его взор метнулся с нас двоих на окровавленные тела.
– Постой! – крикнул ему Алессандро, и бросился было вслед, но поздно – незваный гость уже скрылся.
– Все. Нельзя больше тут оставаться. Сейчас он приведет полицию или охрану, – он потянул меня за руку, – Пошли.
Мы оказались в ловушке. Пробежав ряд складов и ангаров, еще издали заметили патрульную машину, перекрывшую выход к перекрестку. Несколько людей, одетых в серую форму, уже выдвинулись к нам навстречу, держа наготове револьверы, но к счастью, нас они не увидели – Алессандро быстро затащил меня в узкий проем между стенами почти вплотную прижатых друг к другу строений. Я, было, подумала, что он сможет вывести нас на соседнюю улицу, но появившаяся на миг надежда тут же разбилась о глухую непреодолимую стену в конце этого «тоннеля».
– Тут металлический забор, огораживающий склады по всему периметру, – прошептал Сани, проследив за моим взглядом, – выхода всего два, и, наверняка уже оба перекрыты. Быстро сработали, гады, – добавил он, проскрипев зубами, осторожно выглянул из укрытия и снова прижался к стене.
– Они пока проверяют все открытые ангары, но скоро дойдут и досюда, – сообщил он. Я нервно сглотнула, услышав свой учащенный пульс. Неужели я боялась? Нет. Чего мне было бояться. Даже, если бы они меня поймали, я знала, чем, а вернее, кем козырнуть, чтобы выкрутиться. Или я боялась не за себя?
– Что же делать? – спросила я, а он уже лихорадочно обшаривал взглядом округу, ища путь к спасению… Открытый ангар напротив, или соседний, или может… Зачем-то посмотрел наверх – зачем? Надеялся увидеть лестницу? Потом снова быстро выглянул в переулок…
– Так… Попробуем рискнуть? – проговорил он заговорщическим тоном, попытался успокоить меня своей натянутой улыбкой, – Но ты должна кое-что сделать.
– Я слушаю.
– Там на перекрестке за патрульной машиной стоит запряженная пустая телега… видимо ее владельца вспугнул этот переполох. Я отвлеку типов в форме, уведу их подальше, а ты беги до телеги, запрыгивай, бери вожжи и быстро езжай в сторону рынка. Проедешь два перекрестка, осмотрись, если сможешь, подожди несколько минут. Я постараюсь к тому времени избавиться от хвоста и успеть добраться до туда. Если нет… – он развел руками, – уезжай. Хорошо?
Я замотала головой.
– Не хорошо… Как ты собираешься их отвлечь? Это слишком рискованно, и ты….
– Все получится, поверь, – поспешно перебил он, – Оставайся здесь, и жди, пока все не уйдут.
Еще не успев договорить это, он слегка подпрыгнул, упершись ногами в одну стену, и прижав спину к другой, быстро полез наверх. Наверняка он уже проделывал подобный трюк ни раз в своей жизни – слишком уж проворно и легко он добрался до крыши ангара, пробежал, перепрыгнул на соседний. Я не видела этого, но слышала, как его ноги оглушительно барабанят по металлическим крышам, Лязг на всю улицу – будто обезумевший музыкант изо всех сил колошматит в литавры.
А потом раздались крики «Эй! Вон он! Смотри, он там, наверху!» – « Не убежит, гаденыш!» – «Лезь наверх!» – «Стой! Подожди!» – «Куда он делся?!» – «Спрыгнул через забор». – «Скорее, в машину! Он на соседней улице»…
Я выждала полминуты и побежала…Три ангара до перекрестка, телега, запрыгнула, схватила вожжи…
– Но! Пошла! – старая лошаденка уныло повела ухом и неохотно зацокала по асфальтированной дороге… – Быстрее, быстрее! – умоляла я, но она лишь строптиво встряхивала гривой, презрительно фыркала и продолжала тащиться. Видно, она была слишком стара для беготни и приключений. Не под стать мне.
«Зачем я во все это ввязалась?» – мысленно спрашивала я саму себя. Но на самом деле, была рада. Я не могла поступить иначе. Молодость? Максимализм? Одолевавшая скука и безнадежность? Обреченность на подготовленное мне отцом будущее? Или же просто жажда встряски, погонь, каких-то радикальных перемен в жизни? Жгучая тяга к иным убеждениям, иным стремлениям и целям? Хотя, уверена, тогда об этом еще было рано говорить. Рано было даже признавать, что все дело было в этом человеке – в Алессандро. Рано было называть его «мой Сани», но именно это сочетание назойливо крутилось в голове, пока я поджидала его в обусловленном месте. Четыре, пять, семь минут… « Где же ты, Сани? Где?» Нервно поглядываю на часы, и озираюсь вокруг. «Где, черт возьми, мой Сани!»…Его нет. Нет и людей в форме. Десять минут. Он сказал: «Подожди несколько минут и уезжай». И снова оглядываюсь. «Что же случилось? Поймали? Арестовали? Может, убили?». И впервые это внезапно возникшее в сознании слово пронзило меня словно раскаленная игла. « Нет, его не могли убить! Он жив! Жив!»…Сжимавшие вожжи ладони сдавились в кулаки, напряглись так, что лошадь, почувствовав мое отчаяние, стала нервно переминаться с ноги на ногу, недоумевая, что же хочет от нее этот «новый хозяин». Пятнадцать минут. Если его арестовали, я пойду к отцу, и буду требовать его освобождения. Я все объясню. Объясню что? Что я влипла в историю в первый же день своего пребывания? Что я умудрилась связаться с мятежником и бунтовщиком, устроившим стачку на фабрике мистера Грауза и расправившимся с его подопечными? Что я помогала этому человеку, и теперь он должен выпустить преступника на свободу, поскольку мы уже успели спеться? Да уж, папе это понравится…
