Стоит только поставить под сомнение некоторые цивилизационные запреты, и ваш дом сам по себе превратится в загон для скота. Без всяких архитектурно-дизайнерских переделок.
Наличие ТАБУ — это основа любой цивилизации. Ее фундамент.
Размой фундамент, и падет любая неприступная крепость.
— Это понятно. Вроде бы у Плиния Старшего есть рассказ о том, как Тиберий при взятии Лорентузы направил русло реки прямо на крепостной вал херусков. После того, как стены обвалились, им пришлось сдаться на милость победителей. Могу себе представить милость Тиберия и его легионеров…
— Мне кажется, что об осаде Лорентузы рассказывал не Плиний, а Саллюстий. Простите, что перебил.
— Похоже, вы правы, действительно, Саллюстий. Я вот, к сожалению, никогда не принимал участия в длительных осадах. Легкая кавалерия, особенно гусарские эскадроны, больше используются для разведки боем, преследования противника или разгрома его тыловых коммуникаций. Осада — дело саперов и канониров. Кстати, скоро ко мне приедет погостить старинный товарищ. Он, правда, из егерей, но после того, как с возрастом погрузнел, написал рапорт о переводе в канониры.
Командует сейчас Кронштадскими бастионами. Кстати, виски, что мы сейчас пьем, создан мною в его честь.
— Буду рад с ним познакомиться.
— Но мы немного отвлеклись от женской темы.
— Согласен. Я хотел сказать, что мужчины и женщины изначально абсолютно противоположны, как полюса на магните. Какое может быть между ними равенство? Установление равенства между полюсами может означать только одно — исчезновение взаимного притяжения.
Прошло уже несколько тысячелетий, а я до сих пор не знаю, как можно жить на свете без этого притяжения.
Слоняться из угла в угол, туда-обратно от Геркулесовых столбов до Огненной земли, изображая деловитость?
Сегодня утром я был сражен наповал взглядом цыганских глаз, цвета которых я даже толком не разглядел…
В одном взмахе тех ресниц было больше смысла, чем во всех прожитых мной тысячелетиях.
— Вы хотите сказать, что не общались с дамами уже несколько тысяч лет?
— Именно так.
— Они что, все погибли в той пугачевщине, то есть «эмансипации», о которой вы говорили? Неужели никто не выжил?
— То была эпидемия похуже чумы. Гораздо более смертоносная и беспощадная.
Как доктор, я уже знаю все стадии болезни, могу описать и даже составить подробный учебник для медицинских факультетов. Только давно уже нет ни моей страны, ни тем более этих факультетов — ни медицинских, ни гуманитарных, ни технических.
— Не могли бы вы хотя бы пунктиром обрисовать основные этапы этой болезни?
Вы ведь знаете, что я тоже не чужд врачеванию — почти знаком с Лейбницем, умею лечить малярию отваром табака, а ушибы — подорожником.
Кроме того, в совершенстве владею компа́сом, секстаном, астролябией и дистилляционным аппаратом… Думаю, что готов к постижению любой точной науки, тем более такой простой, как медицина.
— Я это сразу понял, барон, потому и рассказываю именно вам.
— Я весь внимание. Только давайте все-таки выпьем, наконец, за корпус Остерман-Толстого, а то мы как-то про него забыли…
— За Остермана!
— И за его корпус!
— Я начинаю уже привыкать и к «Фельдъегерской»… Так на чем я остановился?
— На стадиях болезни
— Тогда сначала и по порядку.
Первые признаки эпидемии выглядят хоть и парадоксально, но еще вполне прилично.
Речь поначалу идет о тяжелой женской доле, и, совершенно непонятно почему, из осознания этой тяжести вытекает требование о свободном допуске к голосованию в каком-нибудь собрании гороховых шутов типа парламента, народного царандоя или большого курултая.
Как правило, это требование довольно быстро исполняется, потому как никто в здравом уме и памяти не может всерьез воспринимать возможность коллективного решения действительно важных вопросов.
Вторым этапом идет требование равных прав с мужчинами в умственной и физической работе. Этот лозунг встречает еще меньше сопротивления по причине своей очевидной нелепости, поскольку никто никогда и не запрещал дамам самостоятельно искать доказательства теоремы Ферма или ворочать гигантскими веслами на боевых галерах.
Дальнейшие этапы накатывают волнообразно с очень небольшими интервалами — от абсурда в квадрате до абсурда в кубе, от ношения мужской одежды до мужского образа мыслей…
— Вы хотите сказать, что эта чума избирательно поражает только женщин?
— Нет, она поражает всех. Исчезающую женственность тут же приобретают мужчины, оказавшиеся в поражающей зоне культурной агрессии.
— Об этом мне хорошо известно, я про культурно-агрессивную зону. В восемьсот тринадцатом стояли мы на зимних квартирах на Елисейских Полях. Так вот, несколько гвардейцев отправились как-то в Гранд-Опера посмотреть на знаменитый французский канкан. После возвращения в казармы у всех начался ужасный зуд, сильно мешающий несению караульной службы.
Оказалось, что эти гвардейцы вместо театра попали на литературные декламации в салоне мадам де Сталь.
Узнав об этом, Иван Петрович Новосельцев — наш полковой доктор — прописал гвардейцам дегтярное мыло от блох и скипидарные примочки от вшей. И еще категорически запретил читать всякую беллетристику. Дозволил только философию и поучительные исторические хроники. Опытнейший был лекарь, я до сих пор следую многим его рецептам.
— Как медик, я полностью солидарен с вашим доктором, но, говоря об эмансипации, я имел виду немного другую культурно-агрессивную среду. Я говорил о силовых полях притяжения между мужчинами и женщинами. Чем больше мужского в мужчине и женского в женщине, тем больше сила этого магнитного притяжения. Сия научная пропорция понятна даже провинциальному гимназисту, никогда и не слышавшему о законах Ньютона или об аксиоме параллельных прямых.
И ещё один момент: любая потеря вольно или невольно становится чьим-то приобретением. Утерянная или отвергнутая дамами женственность сразу находит себе новых хозяев, и, увы, не женского пола.
Ничто не исчезает бесследно.
— Похоже на закон Михайло Ломоносова о сохранении вещества.
— Именно так и есть. Результат — полное исчезновение полюсов напряжения, необходимых для жизни и в прямом, и в переносном смысле. Ну и для продолжения жизни поколений, конечно.
Наш уход под воду был не столько бегством, сколько необходимым добровольным карантином от той страшной эпидемии.
— Много ли среди вас женщин?
— Нет ни одной. Думали, что уходим на время, но, когда вернулись, весь наш материк полностью исчез под водой. Я потом обнырял всю северную, южную и центральную Атлантику. Не спасся там никто. Да никто и не мог спастись, потому что для сопротивления нужна энергия, а её-то уже ни у кого и не осталось.
Только совсем недавно, по прошествии нескольких тысячелетий, лучшими умами нашего сообщества были разработаны методы привлечения женщин в ряды триггеозавров. Но о б этом я попозже расскажу.
Мы выжили — и это главное. А вот заварившие всю эту кашу кентавры, растворились в чужих землях и умерли от собственной гнили, успев изрядно отравить принявшие их народы.
— Дорогой Тригг, все, что вы рассказали, выглядит очень убедительно, но мне кажется, что вы сами являетесь убедительным опровержением упомянутых законов.
— Вы хотите сказать, что раз я такой, какой есть, значит, где-то существует мой противоположный полюс?
— Именно это и хочу сказать… Давайте пока возьмем философскую паузу и выпьем за Северный и Южный полюс! Никогда там не был, но обязательно заеду как-нибудь…
10. Философская пауза и небрежный поворот головы
Живучесть кентавровых идей. Подвиг генерала Огородова и верблюды
Курбаши-ака, Жанна д’Арк, Агуэн Слепой, «Илиада», «Одиссея» и Елена Прекрасная. Любовь Луизы к Арману и фехтование на алебардах.