Свобода от совести, Равенство на эшафоте и Братство на кладбище… Только приход Бонапарта к власти избавил французов от завершающего и смертельного удара эмансипацией.

К сожалению, в Атлантиде все было гораздо трагичнее.

— Вы не говорили о каких-либо революциях на вашей родине…

— Их и не было. Все было гораздо более разрушительно. Сейчас я уже понимаю, что все эти призывы свободы, равенства и братства в основном били только по нервам и эмоциям.

Эмансипация ударила по самому главному — по основному инстинкту…

— То есть вы хотите сказать, что именно с нее и начались все безобразия?

— Трудно сказать, с чего все началось, но я уверен, что это была самая масштабная диверсия против здравого смысла во всей центральной Атлантике. Во всяком случае, другого ответа я найти не могу. Да и нет никаких других гипотез, кроме этой.

Я провел собственное расследование и обнаружил совершенно определенные закономерности, точно подтверждающие именно такое предположение. Я ведь когда-то изучал травматологию и, как специалист, сразу поставил медицинский диагноз этому явлению: сотрясение мозгов, причем всех сразу…

Видите ли, между мужчинами и женщинами различия настолько очевидны, что идея «равенства» между ними может появиться в голове только после удара по затылку дорической колонной из цельного каррарского мрамора.

— И много у вас было таких колонн?

— Очень много, к сожалению. На всех улицах и площадях, в парках, садах и променадах. Понаставили их на каждом шагу еще при родителе последнего императора — Андалузе Втором. Его любовь к монументальной архитектуре сыграла дурную шутку с его потомками, да и со всей империей…

— Никогда не думал, что мраморные колонны столь опасны…

— Давайте оставим пока эту тему. Хотя бы на несколько тостов. Давно это было, но, очевидно, нескольких тысяч лет мало для заживления душевных ран…

— Конечно, конечно… Тогда не вижу смысла не выпить за тяжелую кавалерию, поскольку за легкую мы уже пили несколько раз!..

Батарейная бухта и ее значение в жизни европейского континента. Просвещенный консерватизм, батарея Раевского, Пятая бригада боевых кашалотов. Табу как основа цивилизационного прогресса. Барон Юкскюль в салоне мадам де Сталь и генерал Новосельцев.

Батарейная бухта даже в ненастную погоду всегда наполнена светом.

Лучи солнца здесь вообще никогда не исчезают: ни днем ни ночью, ни зимой, ни летом.

Днем они легко проходят не только сквозь слоистые облака, но и через хмурые тяжелые тучи, что приносит колючий полярный ветер из шведских фиордов.

Ночью за освещение местности принимаются морские светлячки, да так ярко и радостно, что образованные люди специально приезжают сюда почитать художественную и техническую литературу.

Всем ученым докторам Европы давно известно, что ночной загар гораздо полезнее дневного — он не только лечит меланхолию, но и ложится ровнее, да и выглядит намного лучше.

В Батарейной бухте часто можно встретить коренных жителей Лазурного берега, старого Баден-Бадена и новых Карловых Вар, приезжающих сюда на морские оздоровительные процедуры. Они бродят босиком по бескрайнему пляжу и при встрече раскланиваются, приподнимая котелки.

Люди из общества на этом берегу дышат озоном или пишут картины про бури и шторма, в подражание Айвазовскому.

Предприимчивые коммерсанты наливают во флаконы из-под флёрдоранжа целебную воду бухты и тайно увозят ее в Константинополь, где, запутывая следы, продают как французское средство от морщин.

От песчаных дюн за спиной и до корабельных мачт за горизонтом воздух тут наполнен солью свободы и духом истины в самой последней инстанции.

Художники всего мира едут сюда за вдохновением, писатели — за мудростью, физики — за парадоксами.

Барон Иоахим фон Юкскюль здесь просто живет и смотрит на море.

На «Неустрашимом», мерно покачивающимся у центрального волнореза, обед плавно перетек в полдник, а полдник уже начал демонстрировать все признаки ужина.

Печеные корни камыша имели такой успех, что пришлось повыдергивать весь местный камыш до самой Нарвы на западе и Черной Лахты на востоке.

— Дорогой Тригг, мы уже восемнадцатый раз пьем за пятую бригаду боевых кашалотов и примерно столько же — за батарею Раевского и Багратионовы флеши. И, хотя мне хотелось бы выпить также и за корпус Остерман-Толстого, я позволю себе напомнить вам о женском вопросе.

Мы никуда не будем торопиться — давайте еще пару раз выпьем за бригаду кашалотов, а уж за Остермана поднимем бокалы после вашего рассказа.

— Согласен. Я почти готов к погружению в те грустные воспоминания. Итак — за пятую бригаду!

— За пятую!

— Великолепно! Что мы сейчас пьем? Это уже не «Секешфехервар»? Жаль, если он кончился, я уже успел к нему привыкнуть…

— Это «Karaseff» — фельдъегерская крепкая. Боюсь, что мы с вами ликвидировали весь запас «Секешфехервара» последнего урожая. Но не переживайте, благородных напитков у меня на мызе хватит еще на несколько сотен бригад боевых кашалотов, а также и на все виды кавалерии, включая союзническую и вспомогательную…

— Очень рад, если дело обстоит таким образом. Я ведь, знаете ли, очень консервативен — если начал к чему-то привыкать, то с трудом обрываю нить этой привязанности. Даже к сорту виски. Хотя фельдъегерская крепкая мне тоже очень понравилась.

— Просвещенный консерватизм — это основа миропорядка. Я сейчас же пошлю своего адъютанта в Австро-Венгрию за «Секешфехерваром», к барону Фреттеру-Пико. Он не откажет мне в столь деликатной просьбе…

Думаю, что в ближайшее же время весь венгерский урожай этого триггер-виски будет в нашем распоряжении… А пока… Еще раз за пятую бригаду!

— Еще раз за пятую бригаду боевых кашалотов Саргассова моря! Я уточняю потому, что была еще одна пятая бригада, на Восточном театре, у островов Зеленого мыса, но я там не служил…

— Как я вас понимаю… Но вы намеревались рассказать о женском вопросе. С чего все началось?

— По правде говоря, никто и не понял, с чего конкретно все началось. Очень мягко и понемногу стали исчезать все смыслы — медленно, один за одним…

Такие понятия, как честь, совесть, доблесть и достоинство, не имеют четких границ, и процесс размывания и последующего их растворения в мутной жиже демагогии занимает длительное время. На это уходят годы, а то и десятки лет. Заметить подмену очень не просто. Обычно под удар попадает одно поколение, а почва из-под ног уходит уже у следующего…

Призывы к примитивному имущественному равенству принесли, конечно, множество бед всем цивилизациям, но именно равенство полов привело страну к тотальному исчезновению.

Женская эмансипация была последним и сокрушающим ударом по всем мыслящим гражданам от мала до велика.

— Вы хотите сказать, что кавалеры утратили благосклонность дам и наоборот? Разве такое возможно? Это ведь противно природе вещей!

— Абсолютно согласен. Но тем не менее это случилось…

— Как я понимаю, это было что-то вроде женского Пугачевского бунта? Только каким образом и зачем это все им понадобилось? Кроме того, в корсете и кринолинах можно сесть только в дамское седло, которое совсем не приспособлено не только для сабельного боя, но даже для дневного маршевого перехода.

— Никто до сих пор и не знает, зачем и кому это вообще понадобилось. Не было в этом процессе ни Пугачевых, ни Робеспьеров.

Как показывает опыт столетий — из ничего и возникает Ничего. Только так…

Знаете, чтобы стать скотиной, мыслящему существу совершенно не обязательно сразу переселяться в хлев или становиться на четвереньки рядом с домашней свиньей.