– Я не человек, Алиса. Ради себя же, держись от меня подальше!

Рывком она поднимается с места, ещё раз кидает на меня растерянный взгляд и убегает прочь. Мне не хватает ни смелости, ни сил на то, чтобы броситься ей вслед.

Доминика Баттенберг

Я оставила Алису в безопасности и тепле, среди других людей, которые в любой момент при необходимости могут позаботиться о ней, а могла бы и оставить холодным трупом в безлюдном парке. Я ещё ни разу ни с кем так не сдерживалась. Это сумасшествие! Ненавижу все те вещи, которые она во мне пробуждает. Бесконтрольный голод, который возникает каждый раз, когда я смотрю на то, как пульсирует её сонная артерия. Рядом с ней, кажется, у меня появляются чувства. Не просто чувства – их настолько много, что и захлебнуться можно. Они тягучие подобно хорошей крови и непонятные, совершенно для меня ошеломляющие. Это чересчур. А ведь она просто самый обычный человек, смертная.

Давлю на газ со всей силы. Я её не тронула, и это самое главное. Я смогла сдержаться, даже когда обнажились клыки, даже когда я уже готова была вспороть её изящную шею. Возвращаюсь домой, тут темно, но я знаю точно, где меня всегда рады видеть. Залетаю в спальню Долорес, включаю свет. Она наверняка уже спала, но сейчас привстаёт с кровати на локтях и взволнованно смотрит на меня.

– Трахни меня, пожалуйста.

Собственные слова кажутся мерзкими, я бросаюсь в её руки всегда, когда мне плохо. Наверное, она уже давно понимает, что это мой способ заглушить боль. Она подходит. Мне нравится её близость, с ней можно не сдерживать себя.

– Что случилось? – заботливо узнает у меня Долорес.

Меня злит, что она лезет не в своё дело. Я попросила не об этом. Нет никакой надобности сейчас играть в заботу, когда я намерена играть в совершенно другие игры. Отворачиваюсь от неё, скрипя зубами.

– Я её чуть не убила сегодня.

– Кого? – интересуется она.

– Я рассказывала тебе о ней.

– Ту замужнюю даму?

Злость и тьма во мне всегда берут верх, как бы я не пробовала это изменить. Это такое паршивое чувство. Ударяю кулаком по стене от негодования. Чувствую ласковые объятия Долорес на своих плечах. Я не хочу нежностей. Откидываю их от себя резким движением. Долорес грубо хватает меня за волосы, прижимает своим телом к стене. Её рука пробирается через мою одежду, властно и до боли сминая грудь. Я хочу этой боли, хочу наказания, только это может унять мой голод по Алисе. Не хочу даже думать о ней сейчас. Настойчивые пальцами скользят по моим рёбрам, ногти царапают напряжённый пресс, она расстёгивает на мне штаны. Кусает меня за ухо, сминая край белья, наматывает волосы на свой кулак и оттягивает.

– Я сколько раз тебя учила не включать эмоции, не допускать никакого проявления чувств?

Она в моем белье, тонкие пальцы собственнически обводят губы, грубо сжимают клитор. Я ещё мокрая из-за Алисы. Отвожу бедра назад, сама пытаюсь насладиться на её пальцы.

– Как же ты мне нравишься такой, – рычит мне в затылок Долорес, всаживая в меня сразу два пальца, – Моя маленькая беспомощная девочка.

– Да, я твоя девочка.

Томное пробуждение, сладкое потягивание. Наслаждаюсь около минуты тем, как двое под одеялом ласкают мою грудь. Я безошибочно узнаю по языку, где Долорес, ногтями прохожусь по нежной коже её спины. Она выныривает, смотрит на меня и сразу же касается своими губами моих.

– Завтрак в постель? – поднимает бровь она.

– С удовольствием!

Долорес как следует позаботилась обо мне этой ночью. Сладкое растяжение во всех мышцах напоминает мне об этом. За ней вслед снизу выскальзывает та француженка, папочкин сувенир. Вероятно, он уже наигрался ею. Она протягивает мне бледную искусанную вдоль и поперёк руку с каким-то озабоченным и зависимым выражением лица, на котором совсем нет жизни. В этом доме она её и оставит. Скидываю с нас одеяло в сторону и, перевернув её за плечи, заваливаю на живот. Её обнажённое тело так прекрасно: все в гематомах, ссадинах и кровоподтёках. Запах крови заводит. Она словно приманка, что со стороны Долорес была благодушно брошена хищнику, чтобы приручить его.

– Лицом в подушку, – приказываю девушке.

Смахиваю пряди её спутанных волос со спины и затылка, открываю себе доступ. Склоняюсь, чувствую, что она почти не дышит от страха. Обнажаю клыки и впиваюсь рядом с трапециевидной мышцей так, что её тело подо мной содрогается, а сама она тихо стонет от боли в подушку.

Всегда, когда рядом нет Долорес, я контролирую себя, не делаю чего-то сверх допустимого, стараюсь оставить еду живой, хотя не всегда, естественно, получается. Но сейчас я даю волю животному желанию. Я знаю, что она не позволит её убить, что остановит. Чувствую её руку на своей спине, она отдёргивает меня от жертвы. Я отрываюсь от неё и тут же набрасываюсь на Долорес, целую в губы, даю ей возможность посмаковать тёплую кровь в моём рту. Она играет своим языком с моими клыками, я чувствую её собственные. Алиса растворяется, исчезает, её для меня не существует, есть только этот момент, и мой опасный жестокий мир, и моя Долорес, что всегда оставляет меня без сил, но зато сытой.

Уже следующее пробуждение за этот день. На этот раз оно сытое и расслабленное. Все белье на постели скомкано и запачкано кровью, я спешно покидаю её. Душ смывает все чужие запахи и ощущения. Когда я возвращаюсь в комнату, там уже во всю работает наша привычная домработница. Это полноватая и очень несимпатичная женщина, которая понемногу понижает мой уровень либидо каждый раз, когда попадается мне на глаза. Она желает мне доброго утра и протягивает конверт.

– Это было на полу, вероятно упало.

Небрежно выдёргиваю предмет у неё из рук. Я знаю, что Долорес просто обожает такие послания, а судя по толщине его содержимого, я уже понимаю, что находится внутри.

– Мать дома? – спрашиваю уборщицу.

– Да, я видела, как она зашла в кабинет мистера Баттенберга.

Я врываюсь к ним без стука, застав двоих за, судя по всему, увлекательной беседой. Долорес сидит на столе и с чего-то очень наигранно смеётся. Не то, чтобы я ревновала её к Чарльзу, но картинка в целом выглядит не лучшим образом.

– Я не буду делать это снова, – бросаю конверт на стол, в надежде закончить разговор на этом и уйти прочь.

– Это не обсуждается, дорогая, ты же знаешь, – рассудительно начинает Чарльз, на что Долорес лишь утвердительно кивает, соглашаясь.

– Почему этим занимаюсь только я? Неужели никто другой не может? – меня распирает от негодования.

– Таков твой вклад в наш клан, детка, – встаёт со своего места Долорес.

– Самая паршивая и грязная работа достаётся именно мне.

– Не соглашусь, ты не меняешь постельное в этом доме, – улыбается она, – Притом, мы бы не могли поручить это задание твоим братьям или сёстрам, справишься только ты.

– Я хочу остаться в Лондоне, – твёрдо заявляю я.

– Это из-за той женщины, что расстроила тебя не этой неделе? – интересуется Чарльз.

– Я не хочу никуда ехать в любом случае.

– Это не займёт много времени, потом слетаешь отдохнуть в Париж и вернёшься сюда.

– Куда в этот раз?

– Туда, где с твоей чувствительной кожей точно понадобится SPF 50. Валенсия, – с восторгом заявляет Долорес.

– Отлично, спасибо за совет, постараюсь не забыть, – иронично улыбаюсь я, забирая обратно конверт.

Обычно меня абсолютно устраивает то, что иногда приходится устранять неугодных нашей семье. И мне даже доставляет удовольствие кататься по миру и заниматься подобной работой. Но не сейчас. А все почему? Я уже знаю ответ на свой вопрос. Алиса Гибсон. Нет, не стоит об этом думать. Валенсия, крем от загара. Отлично убью время.

Алиса Гибсон

Сегодня удаётся не опоздать ни на автобус, ни на работу. Оливер получает от меня тут же двадцать стерлингов. Я почти на весь день закрываюсь в офисе, попросив меня не тревожить, пролистываю похожие между собой убийства. Я замечаю явный почерк: продольная глубокая рана на шее, но страны и года разные. Они явно связаны между собой, это ведь не может быть совпадением. Я беру в руки телефон, чтобы набрать сообщение Доминике столько раз, что сосчитать трудно, но в итоге так и не решаюсь написать хоть слово. Проверяю, не написала ли она первой, но тут меня тоже ждёт разочарование. Из ночного разговора в кафе после парка мне стало ясно, что она явно не хочет больше меня видеть. Вероятно, она чувствует, что я начала подбираться к ней слишком близко. Может, она узнала что-то обо мне и моей работе. В чем была причина её такого вчерашнего поведения? Достаю из сумки те самые духи, теперь они всегда со мной, наношу капельку на своё запястье, вдыхаю запах, просто чтобы напомнить себе о том, что это все было не моим вымыслом.