– Не хочу.
– Тогда поужинаем с семьёй, а потом я покажу тебе, как сильно скучала. Чарльз заказал столик в «Galvin at Windows», это на двадцать восьмом этаже.
– Мне определённо сегодня везёт на туманный вид на Альбион свысока, – покидаю её объятие, достаю подогревшуюся кровь.
– Иди, подбери платье. Кстати, у тебя в спальне подарок от меня, поблагодаришь позже.
Я совершенно не удивляюсь, обнаружив в своей комнате на кровати комплект нижнего белья. Когда я его надену, то сама стану для неё подарком. Ей нравятся такие вещи, нравится роскошь, богатство, нравится играться, а потом ранить, нравится контроль. Она всегда знает, чем меня удивить, постоянно балует, дарит немыслимо дорогие вещи, хотя я вполне сама себя этим не обделяю. Я люблю её радовать в ответ. Долорес для прикрытия называется моей матерью, все в это охотно верят, многие говорят, что мои родители выглядят слишком молодо для такого количества уже взрослых детей. Я самая младшая в семье, точнее – самая крайняя в нашем клане. Мы связаны узами обращения, конкретно я – с Долорес, поэтому она имеет влияние на мои поступки. Она нередко упоминала, что сама привязана ко мне не меньше, что даже любит меня. Однако верностью похвастаться она уж точно не может, как и я, впрочем. Мне это не нужно. Мы даём друг другу минимум, необходимый для удовлетворения наших желаний, вместе занимаемся финансами, клиникой.
По дороге в ресторан Долорес рассказывает о своих деньках, проведённых в Бордо, показывает фотографии с роскошных отелей, где она нежится в объятиях мужчин. Говорит, что я зря не поехала с ней, сама не понимаю такого упущения.
Ужин семейный, но скорее деловой. Проходит в обычной, спокойной обстановке. Мои "сестры" и "братья" преимущественно работают подпевалами у "отца", соглашаясь с любыми мыслями и идеями, выдаваемыми им. Как по мне, внутренняя политика кланов, их связи – это все лютейшая скука. Никто из них не может существовать изолированно, даже при всей их мощи, власти и деньгам.
Нам подают мясо с кровью, оно на высоте, к алкоголю я не притрагиваюсь, но Долорес его охотно хвалит. Под вежливым предлогом я удаляюсь из-за стола, нахожу подходящее место на фоне вечернего города, что словно рождественская ёлка сияет миллионами ярких огней. Вид на столицу отсюда просто очаровательный, лондонский глаз с этим в сравнение не идёт. Думаю, Алиса оценит. Букингемский дворец, стадион «Уэмбли», Гайд-парк, колесо обозрения – все как на ладони. Делаю селфи на этом фоне и отправляю ей с подписью: «Тебе следовало бы видеть это со мной». Прочитано, но ответа нет. А впрочем, зачем мелочиться – набираю её номер, она сразу же отвечает мне.
– Ты сама?
– Нет, с семьёй, – удивляюсь её вопросу, я была бы рада её присутствию, – Рабочие моменты.
– Я угадаю, если предположу, что ты уже заскучала там давно.
– Ты уже неплохо меня знаешь.
– Ну, твой язык почти был во мне, так что… – неожиданно выдаёт она.
– Алиса! Прекрати заводить меня сейчас же.
– Что? Я не…
– Пришли фото, – так хочу увидеть её.
– Я уже приготовилась ко сну, на мне пижама, я выгляжу не очень. Но твоё я видела, – делает паузу, явно сглатывая то, что она хотела бы сказать, – Красивое платье.
– Ты так думаешь?
– Довольно откровенное для ужина с семьёй, – произносит она неуверенно.
– Ревнуешь?
– Я буду о нём думать.
– Можно я перезвоню тебе ещё позже, – мне приходится заканчивать разговор, потому что Чарльз жестом зовёт меня обратно за стол.
– Если я не буду спать – отвечу.
Закончив столь милую беседу, я прижимаю телефон к груди, предвкушая будущий ночной звонок. Вернувшись к собравшимся, я выслушиваю выговор о том, что нельзя так часто убивать доноров, и что за мной в который раз уже пришлось подчищать. По правилам клана нельзя убивать ради личной выгоды, но при этом можно посылать меня, как крайнюю, в любую точку мира, чтобы убить кого-то из высокопоставленных лиц, которые могут быть опасны для существования нашей милейшей семьи кровопийц. Иногда я убиваю обычных людей, которые просто являются конкурентами в сфере оказания медицинских услуг. С ними резвиться не так весело, можно сделать это любым способом – они все равно умрут. С членами других кланов это куда труднее, поэтому и увлекательней. Впрочем, мне нравится такая работа: выпускать пар, смотреть, как жизнь покидает их глаза, как душа зарывается куда-то настолько глубоко, что становится крошечной, теряет свою силу. Ощущение власти над чужими жизнями где-то на грани с сексом.
По окончании ужина нет надобности притворяться семьёй, у каждого своя жизнь. Чарльз идёт развлекаться на нулевой этаж со своей француженкой. Хотела бы я быть на его месте, но у меня более увлекательные планы на вечер. Долорес следует за мной в комнату, закрывает за нами дверь и прижимает к ней меня.
– Ты в нем?
– Да.
– Сними платье, – командует она.
Пока я медленно снимаю его, Долорес усаживается на кресло, закидывает ногу на ногу, распускает огненно-рыжие волосы немного ниже плеча, прожигая меня взглядом. Я делаю это медленно, дразню её зверя, вижу, как зрачки серых глаз расширяются. Она наслаждается тем, как её подарок подчёркивает мои формы. Балконет из крупного кружева делает мою грудь более округлой, выпячивая её верхнюю часть. Комплект идеально подходит под тон моих губ – алый. Долорес всегда выбирает для меня именно его, это её любимый цвет, и она утверждает, что я в нём ещё более прекрасна. Вот бы Алиса видела меня такой.
– На кровать, – распоряжается она, – Встань на колени.
Выполняю её приказ. Нам обеим нравятся подобные игры, я люблю быть послушной для неё, но иногда и предпочитаю быть наказанной.
– Опустись на локти. Прогни спину. Колени шире, вот так. Погладь себя.
Выполняю все, что она скажет. Пока я рукой работаю в своих трусиках, Долорес поджигает сигарету, делает несколько затяжек тонкими губами и неотрывно наблюдает за мной. Теперь ещё надолго эти шторы, стены, простыни, ткань кресла, да и вообще всё, что есть в моей комнате, впитает запах её присутствия. Никто кроме неё во всем мире не властен надо мной, над моим телом, поэтому моя к ней слабость так прекрасна и уникальна. Я тоже умею дёргать за ниточки, она прекрасно это понимает, поэтому её контроль всегда происходит на удобных для меня условиях. Моя покорность даёт ей эстетическое удовольствие.
Я двигаюсь пальцами довольно ненавязчиво, но даже таких лёгких движений хватает, чтобы вызвать приятные тянущие ощущения внизу живота. Глаза закрываются. Что, если бы на меня сейчас смотрела не Долорес, а Алиса? От этой мысли дыхание словно запускается с нуля, градус тела повышается.
– Прекрати, – врывается голос в мою фантазию.
Видимо, она уже скурила сигарету, потому что поднимается со своего места зрителя и подходит ко мне – к единственной актрисе и центру представления.
– Ты похожа на прекрасный инструмент, Доминика. Так хочется играть на тебе снова и снова.
Подушечки её пальцев касаются моего затылка, ведут вниз, расстёгивают лиф, он спускается по моим рукам, она ведёт дорожку вдоль моего позвоночника.
– Повернись.
Оседлав меня, Долорес улыбается и соприкасается с моими губами.
– Мне не нравится этот вкус, – шепчу я.
Она только смеётся. Скурила ту сигарету мне на зло, зная, что я терпеть такое не могу. Но это же она, ей все прощается. Настойчивые губы исследуют мою шею, от неё спускаются к груди, к животу. Рука проникает под резинку белья.
– Ты такая серьёзная сегодня, – шепчет против моей кожи она, на что я только выгибаюсь.
Как только Долорес засыпает, я укрываю её обнажённую спину покрывалом, целую в затылок и ускользаю из кровати. Спускаюсь на кухню, ставлю подогреваться кровь, набираю Алисин номер. Долгие гудки. Наверное, она спит. Я думаю уже скинуть, но в телефоне слышится голос.
– Тебе совсем плевать на то, который час?
– Хотела тебя услышать, – отвечаю я, – Ты ведь не спишь?