На помощь пришли охранник и администратор отеля. Они попытались угомонить Семёна. Но тщетно. Разбушевавшийся парень бросался на них, как тигр. И только с помощью полицейских, которые вырубили его болевым ударом, удалось справиться с буйным Семёном.

– Где это он так напился? – спросил Алексея по-английски администратор.

Алексей пожаловался на некачественное спиртное. Откупился от полиции.

– А вы у Смирнова покупайте, лучше русской водки ничего нет! – рекламировал портье.

Семёна отнесли в номер и уложили в постель. Андрей плеснул парню в лицо холодной водой. Тот сразу пришёл в себя.

– Уйди, – попросил Семён, прижимая к груди письма разбитыми в кровь руками.

Алексей повиновался. А Семён начал перечитывать первое письмо снова.

Милый, я писала тебе в прошлый раз, что у меня всё хорошо. Но это не правда. Остался месяц ожидания. Это и мало, и много одновременно. Ты говоришь, что я сильная и терпеливая, что я всё смогу, но это не так. Я больше не могу ждать. Я перестала быть женщиной, я перестала быть человеком. То, что я ощущаю себя толстой коровой – это пустяки по сравнению с тем, что я перестала чувствовать себя отдельным человеком, личностью. Я ферма по выращиванию. Я помещение, не более. Я никого уже не интересую. Все спрашивают, как я себя чувствую, имея в виду вовсе не меня, а малыша.

Он пожирает меня. У меня нет сил. Как я буду его воспитывать? Вдруг, я не смогу полюбить его. Я эгоистка. Я не способна быть матерью. Я думаю о себе, а это неправильно. Я должна думать только о ребёнке.

Не так. Я думаю только о тебе. Мне плохо без тебя. Ты мне очень нужен…

Нет, это хорошо, что ты не видишь меня такой. Иначе немедленно разлюбил бы. Я огромная, страшная. Тело раздулось неимоверно, а ноги и руки стали ещё худее. Ничего безобразнее я никогда не видела. Не приезжай сейчас. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.

Я считаю минуты. Перестала жить. Только жду. Мне не больно, не страшно, я не чувствую ничего, ничего не хочу. Я жду. И силы мои и моральные, и физические на исходе.

Я согрешила, вчера побелила хату. Подумала, что, если потаскаю вёдра, может быть, быстрее рожу. Я дура! Прости меня!

Я люблю тебя. Жду тебя. Постараюсь быть умницей, как ты просишь. Я сильная. Я смогу. Для тебя. Ради тебя. Только ради тебя. Потому что меня не существует.

Я никогда не стану прежней. А ты изменился? Как ты себя чувствуешь? Не спрашиваю, что ты делаешь. Понимаю, что не ответишь. Но как чувствуешь, ты ведь можешь написать. Подробно, честно, откровенно, как на духу. Напиши. Не жалей меня. Мне нужно ощутить себя человеком. Пусть через боль, через твою боль. Я хочу прожить твою жизнь с тобой. Меня и моей жизни нет. Есть ты и ребёнок. Но его я ещё не знаю. Он чужой мне. А ты мой весь. Каждая клеточка твоего тела – моя. Каждое изменение твоего настроения меняет всё внутри меня. Твой голос звучит в моей голове. Ты живёшь во мне. Я живу через тебя. Сама не могу. Я должна всё о тебе знать, чтобы жить. Любимый мой. Пиши. Я жду.

– Так, давай быстро всё сделаем и домой! – вместо приветствия сказал Семён.

– Доброе утро. – удивлённо посмотрел на его Алексей и не торопясь сел за столик в кафе, стоящий на улице, выбрав самое солнечное место.

– Почему ты такой медленный! – возмутился Семён. – Конечно, тебе торопиться некуда, тебя никто не ждёт!

– А что за спешка? – поинтересовался Алексей. – Кстати, ты имя себе придумал?

– Не буду я имя менять. Меня моё вполне устраивает. – продолжал злиться Шлинчак.

– А ты не подумал, что, используя настоящее имя, ты подставляешь под удар свою семью? – внимательно всматриваясь в партнёра сказал Алексей.

– Как я могу их подставить? Они за три девять земель. К тому же здесь в Стамбуле меня ни один человек не знает! Какое им до меня дело?

– Ты уверен, что о тебе здесь никто не знает?

Алексей хотел сказать ещё что-то, но вдруг подпрыгнул, схватил за плечи Семёна и упал на землю вместе с ним, уронив столик. В тот же момент прогремел выстрел, затем ещё один. Вокруг началась паника. Люди хаотично бегали, пытаясь спрятаться от выстрелов, не понимая кто и откуда стреляет.

– Что произошло? – спросил Семён. Он потёр рукой голову. Рука оказалась в крови.

– Ты ранен? – озабоченно произнёс Алексей. – Не вставай, подожди. – предупредил он друга, удерживая за рукав. – Отползай к двери кафе.

Кафе было пустым. Работники спрятались. Посетители разбежались. Семён заполз внутрь вслед за Алексеем, захлопнул дверь и тут же огромное стекло витрины, в которое попала пуля, покрывшееся от этого морщинками трещин, вдруг осыпалось мелкими осколками, как серебристым дождём, сопровождаемое хрустальным звоном. Андрей снова упал на пол, увлекая за собой Семёна.

По улице бежал полицейский, свистя.

– Пойдём отсюда, – Алексей вскочил, схватил Семёна за руку, выбежал вместе с ним в служебное помещение, затем, пробежав через кухню, изящно огибая столы и плиты с дымящимися сковородками, оказался во внутреннем дворике. Увидев между домов мужчину, парни метнулись в другую сторону. И ещё некоторое время бежали, петляя по проулкам. Лишь через некоторое время поняли, что за ними никто не гонится. Остановились. Перевели дух. Семён свалился на сухую траву под кустами. Алексей, оглянувшись ещё раз вокруг опустился рядом.

– Что это было? – спросил Семён.

– В нас стреляли! – ответил Алексей, тяжело дыша, но вполне спокойным и обыденным тоном. – Ты всё ещё думаешь, что нас здесь никто не знает? – улыбнулся шпион.

– Ты уверен, что стреляли именно в нас?

– Уверен. Кстати, что у тебя с головой? Ранение? Давай посмотрю. – предложил Алексей.

Семён, до этого бодро бежавший, при слове «ранение» вдруг почувствовал боль, голова закружилась, во рту появился вкус крови, глаза застлало пеленой.

Алексей аккуратно раздвинул пряди волос. Семён застонал.

– Нет, это не ранение. Это ссадина. Вероятно, ты стукнулся обо что-то головой, когда падал в кафе. – диагностировал Алексей.

– Я падал? Это ты меня толкнул! – Семён сразу пришёл в себя, когда услышал, что он не ранен.

– Голова не кружится? – заглянул Семёну в лицо Алексей.

– Кружится. – насуплено ответил Семён.

– Вероятно, от удара.

– Нет, от того, что есть хочется. – опроверг предположение Шлинчак.

– Ты даже в такой момент думаешь о еде, Семён? – удивился, а может восхитился Алексей.

– Какой такой момент? – не понял Семён, оглядывая кусты, под которыми они лежали.

– Тебя только что пытались убить.

– Вряд ли целились в меня. Кому я нужен! Это тебя пытались убить. – выразил своё мнение Шлинчак.

– Тем более, твоего друга пытались убить, а ты думаешь о еде.

Семён немного смутился. Но чувство голода от этого не исчезло. В животе у него заурчало.

– Ладно, пойдём завтракать! – улыбнулся Алексей.

– Нет, тебе лучше никуда не ходить. – испугался Семён. – Я принесу тебе что-нибудь.

– Здесь оставаться тоже не безопасно. Думаю, что нам нужно дворами добраться до отеля.

– Давай попробуем.

Ребята больше не разговаривали, шли молча, оглядываясь и останавливаясь перед каждым двором или открытым пространством. И каждый сосредоточенно думал, пытаясь ответить на самый важный сейчас вопрос: «Кто стрелял?».

Перед глазами Семёна мелькали люди, дома, кафе, переулки, заборы. Мир был чужим, неприветливым, опасным. Мир был против него, Семёна. Маленького и несчастного. Огромная машина политики работала со страшным скрипом, сбоями, остановками, но двигалась и двигалась вперёд, подминая под себя всё, что попадалось на пути, всех, кто оказался недостаточно расторопным, не успел убежать. И что он, маленький и несчастный человек, может сделать? Остановить этот механизм, в котором задействованы десятки, а то и сотни … нет, не людей – стран! Политики, военные, государственные деятели, шпионы, киллеры, и ещё Бог знает кто! Что он, Семён, может сделать? Ему нужно домой. Там его ждут. Там он нужен. А здесь он ни на что не способен, ничего не понимает. Он не на своём месте. Вот Андрей, то есть Алексей… Да, он на своём месте, в него выстрелили, а он даже ухом не повёл. Железный он, что ли? Он не любит никого, поэтому жизнью не дорожит. Ему не о ком беспокоиться. Бежать нужно отсюда. Бежать. Он и бежал вслед за Алексеем. Сердце стучало, голова кружилась. Было страшно.