— Откуда взял? — заинтересовался Валера. — Украл что ли?

— Не украл! — обиделся Лёва. — Семейный запас. Мама всегда говорила, что на чёрный день бережёт, но чёрный день настал сегодня, поэтому я и взял. А ей в кошелёк четыре рубля двадцать шесть копеек положил. Это всё, что скопить удалось. И если я положил деньги, взятое даже без разрешения уже не считается кражей!

— Считается, — сухо раздалось в ответ от принципиального Лагунова.

— Ну и ладно! Я потом верну то, что мы израсходовать не успеем. Палатку и удочку верну точно, а это самые дорогие вещи.

— Дело не в этом, — простонал Валерка. — Ты украл что-то из собственной квартиры! Это никуда не годится.

— Думаешь, мама хватится? — испуганно вопросил Лёва и тут же ответил сам себе. — Нет, вряд ли. Сегодня я ночую у тебя, а завтра мы побежим в лес сразу после уроков. Она не успеет понять, что именно и зачем я забрал. И ради дружбы, кстати, это тоже не воровство! А я как раз для тебя всё сделал.

Валера тяжело осел на кровать и закрыл лицо руками. Он некоторое время молчал, потом убрал руки и, взглянув на Хлопова, отчётливо проговорил:

— Я ухожу. Ты остаёшься, и это не обсуждается.

— Обсуждается, — спокойно возразил Лёва. — Если откажешься брать меня, я сдам тебя твоим родителям, а ещё лучше — милиции! И мы останемся здесь вместе.

— Гнусный предатель ты, Хлопов, вот ты кто, — тихо вымолвил Валера, но в голосе его совсем не слышалось злости, только неизбывная печаль.

— Это я предатель?! — возмутился Лёва. — Хоть бы спасибо сказал за палатку, спички и остальное!

— Спасибо, — уныло изрёк Валерка.

— Да пожалуйста, — благодушно улыбнулся Лёва, потом дружески огрел товарища ладонью по спине. — Теперь показывай, что ты купил!

Валера со вздохом приподнял свисавший до пола край покрывала, лежащего поверх его кровати, и продемонстрировал четыре банки с тушёнкой, пять со сгущёнкой, три — с кильками в томатном соусе, упаковку гречки и огромный пакет макарон.

— Ну нормально так, — оценил Хлопов. — Хлеб ещё нужен. Купим буханок пять-шесть. Только в разные магазины надо будет заходить, чтоб подозрений не вызвать. На первое время еды хватит, а потом удочкой свежей рыбы наловим и на костре жарить будем. Ещё можно искать ягоды и грибы. Проживём!

— Билеты на электричку нужны, — напомнил Валера. — Но потом с электрички пешком идти придётся около десяти километров.

— Это близко! — Лёву ничуть не смутило расстояние. — Дойдём. А выдвигаемся завтра?

Валера кивнул.

— Тянуть до последней ночи опасно. Ты с собой, знаешь, крестик возьми, — предложил вдруг он. — И воды святой налей в бутылку.

— Такого добра у меня нет, — расстроенно шмыгнул носом Лёва. — Отродясь не бывало дома ни крестов, ни воды, ни икон. Даже бабка и та не была верующей и всегда твердила, что религия — опиум для народа. Вот так-то, — он развёл руками. — Но даже если бы и нашлось что-то, неохота кресты тебе под нос совать или плескать в лицо водой из Архиерейки. По себе знаю, как это больно. Опыт есть, ты меня не щадил, — укоризненно напомнил он.

— Когда я это делал, я же не знал правду, — с трудом выдавил Валера. — Я всех пиявцев считал злобными кровопийцами. Думал, вы по собственной воле других кусаете. Откуда я мог знать про Иеронова? Потом, позже выяснил. Но всё равно, знаешь… Когда ты сидел возле моей кровати с забинтованными руками и обожжённым лицом, я вдруг почувствовал себя отвратительно. Мерзко так. Будто я и впрямь сам хуже вампира! Если бы сейчас можно было повернуть время вспять, я бы не повторил такого. Прости.

Хлопов вдруг махнул рукой и отвернулся.

— Ладно, было и прошло. Замнём. А всё-таки жаль, что ты не выспросил у Иеронова про иерархию стратилатов, а лучше сразу про то, есть ли способ перестать быть таковым, не передав свой проклятый «дар» никому. Наверное, сейчас нам бы не пришлось убегать, если бы ты приказал ему рассказать всё, а только потом его в костёр спровадил?

— Да, — скрипнул зубами Валерка, — я допустил огромную ошибку и сейчас об этом сожалею. Надо было узнать всё и лишь потом пожелать ему гореть синим пламенем. Но я видеть его тогда не мог ни секунды. Ненавидел так, что словами не передать! Хотел, чтобы он сдох поскорее. И вот за эти свои чувства я вовсе не испытываю вины даже сейчас. Да, я ошибся, но я не мог поступить иначе.

Лёва протянул руку и сжал Валеркины пальцы.

— Чего уж, понятно, — заметил он успокаивающе, — теперь будем вместе выкручиваться.

Валерка открыл рот, словно желая что-то возразить, но потом передумал и не вымолвил ни слова. А Лёва с радостью отметил, что друг на сей раз не отнял у него своей ладони.

Все уроки на следующий день Валера просидел, будто на иголках. Он знал, что им предстоит, и не мог думать ни о чём, кроме этого. В другой школе точно так же ёрзал на стуле и боролся с нетерпеливым зудом, поглядывая за окно, Лёва Хлопов. И невдомёк было обоим мальчикам, что у черноволосого библиотекаря, получившего задание от своего наставника, тоже неспокойно на душе…

Всё утро Бала вёл себя рассеянно, путал формуляры, трижды вынес из архива не те журналы посетителям. Мысли его витали далеко. «Они вчера не пришли. Не пришли!» — стучало набатом в висках. А раз не явились, пропустили день, чего за три недели ни разу не случалось, то, возможно, и не придут вовсе.

«До полнолуния всего четыре дня. Скверно! Ждать нельзя». Вызвав обещанную ему сменщицу по телефону, черноволосый еле дождался её прихода и помчался по адресу, известному ему практически с той минуты, как он доложил учителю о двух подозрительных мальчишках, ищущих в библиотеке сведения о вампирах.

Ещё в первую их встречу он почувствовал: от одного мальчишки исходит энергия стратилата, подобная слабому аромату, доносимому порывом ветра от растущего в отдалении мангового дерева. От второго школьника веяло могильным холодом, но неотчётливо, смазанно. Такое ни в с чем не спутать: пиявец, утративший господина. «Гнилая кровь». Бала получил от наставника приказ не спускать с ребят глаз, выведав об их человеческой жизни всё, что только возможно.

Формуляр читателя весьма пригодился. Там записывалось всё, вплоть до адреса проживания, телефона и номера школы, в которой учится любознательный подросток. И если про Лёву Бала не узнал почти ничего, кроме имени, и то лишь потому, что услышал, как к нему обращается Валера, то о Лагунове черноволосый постепенно выяснил всё, ненавязчиво пообщавшись с одноклассниками и соседями мальчика. Он узнал о недавней смерти Дениса, о поездке Валеры в «Буревестник», о странных исчезновениях людей в лагере, об угоне «Вергилия» и пьяном дебоше с участием вожатых. Знал он и о том, что Валеру в школе считают примерным учеником. Эдаким тихоней-отличником. Правда, «тихоня» изрядно набедокурил во время последней смены в лагере, если верить старшей вожатой Наталье Борисовне Свистуновой, с которой Бала побеседовал по телефону, представившись преподавателем русского языка и литературы в классе, где учится пионер Лагунов.

Свистунова не стала проверять, правду ли рассказал о себе звонящий, излив бурный поток накопившегося негодования на благодарного слушателя. Таким образом, про «примерного тихоню» Бала узнал такое, что, будь он действительно учителем Валеры, ему пришлось бы устроить Лагунову усердную «коллективную проработку». Поступившие сведения Бала немедленно передал наставнику.

Поначалу учитель принял верное решение: забрать с собой молодого стратилата, ещё не осознавшего собственную силу, и запереть в безопасном месте, где будущий кровавый монстр никому не причинит вреда. Конечно, Бала осознавал: после похищения будет много шума, приедет милиция, случится множество расспросов о пропавшем ребёнке — это всё неизбежно. Ему самому придётся давать показания и убедительно лгать, будто мальчик покинул библиотеку, а куда делся дальше — непонятно. Но Бала твёрдо знал: если наставник возьмётся за дело, Валеру никогда не найдут, и так будет лучше для всех, включая мальчика. Стратилат до старости проживёт в безопасном убежище, а наставник позаботится о том, чтобы Валера никогда не превратился в беспощадного кровопийцу. Ведь даже сам Валера собирался совершить именно такой благородный поступок — спасти других ценой собственной жизни. Ради этой цели он рылся в атласах, выискивая безлюдные места. Ему бы дали шанс. Он бы не умер. Все карты спутал невыносимый Лёва, отказавшийся бросить Валеру, вмешавшийся в их с учителем план.