====== Часть 1. Эффект маяка ======

На то, чтобы осознать события последних недель, Лёве Хлопову потребовалось двое суток. Он метался у себя в комнате, обильно истекая потом, то обжигающим, то ледяным, глухо мычал, прикусив угол подушки, когда воспоминания вонзались в воспалённый мозг, безжалостно открывавший перед ним подробности происшедшего — мгновение за мгновением, эпизод за эпизодом.

От запаха любой еды его рвало. Трудно было даже воду в себя протолкнуть.

Родители, разумеется, решили, что он отравился чем-то. Или ротавирус подцепил. Лёва их не разубеждал. Ему и в голову не приходило признаться. Да и как возможно рассказать такое, не рискуя прослыть сумасшедшим?

На третий день лихорадка отпустила так же внезапно, как наплыла. И когда это случилось, он сбежал. Продолжать лежать, думая о случившемся с прояснившейся головой, было и вовсе невыносимо. Он оставил матери записку, где сообщил, что пошёл в гости к другу, с которым познакомился в «Буревестнике».

Вернувшись с работы и прочитав записку, мать только покачала головой и махнула рукой. В конце концов, куда денется? Погуляет и вернётся. Значит, не так болен, чтобы оставаться в постели. Пусть побегает, ведь скоро снова в школу.

Для того, чтобы смириться с мыслью, что его жизнь кончена, и ему придётся вскоре собирать рюкзак и бежать прочь от людей, Валере Лагунову потребовалось два часа. Вернувшись домой, он обменялся с родителями сдержанными приветствиями и недолгими объятиями, разложил вещи по ящикам, аккуратно развесил рубашки на плечиках в шкафу, выпил чай. Когда кружка опустела, непростое решение вызрело естественным образом.

«Я не стану никого кусать. Просто уйду. Если умру в одиночестве, так тому и быть. Чудовищу, пьющему кровь и превращающему других людей в пиявцев, на земле не место».

На осуществление плана оставалось двадцать восемь дней. Немало, но и не так много. Начинать подготовку следовало прямо сейчас. Надо выяснить, где ближайшая необитаемая местность, подзаработать на билет, сдав некоторое количество металлолома, макулатуры или стеклотары. Если ничего собрать не удастся, либо вырученных денег окажется недостаточно, придётся ловить попутку, что-то убедительное плести водителю, который согласится его подвезти, чтобы не вернул обратно домой и не позвонил в милицию… Впрочем, с автобуса или с электрички тоже могут снять и препроводить куда следует, если заподозрят, что не к «бабушке» едет, а из дома сбежал.

Далеко идущие планы нарушил невыносимый Лёва Хлопов. Он вынырнул из ниоткуда, когда Валера в очередной раз шагал в библиотеку. Догнал и пристроился рядом с независимым видом. Мол, ты идёшь — и я иду. Ноги есть, ходить никто не запрещает.

Лагунов дёрнулся и ускорил темп, делая вид, будто не замечает незваного спутника. Их молчаливое совместное шествие продолжалось около пяти минут. Наконец, Валера не выдержал.

— Как ты меня нашёл? — сухо спросил он, снова замедляя шаги. — Я не оставлял тебе адреса.

— Нутром почуял, — лаконично буркнул Хлопов и даже не соврал.

После того, как воспоминания вернулись, он откуда-то точно знал, где искать Валеру. Как пёс нюхом определял, хоть и сам не понимал, откуда взялся нюх. Вроде исчезнуть был должен напрочь, а вот не пропал…

— Не верю я в твоё чутьё, — презрительно отмахнулся Валера. — Выспросил у кого-то.

— Не… Я не спрашивал, — качнул головой Лёва. — И вообще… Я-знаю-кто-ты, — выпалил скороговоркой. — Можешь не отпираться. Чую всей кожей, аж до мурашек пробирает! Да если б и не чуял, то сложил бы одно с другим: свои воспоминания о том, что случилось в лагере, внезапное моё исцеление и возвращение к жизни… Кто-то ведь уничтожил старика, — зашептал он одними губами. — А кроме тебя сделать это было некому, так как больше никто правду не знал! Ты убил его и сам стал таким, как он. Я правильно чую?

— Ты больше не пиявец и не должен ничего чуять, — раздражённо отрезал Валера.

— Не должен, наверное. Но оно само как-то, — виновато засопел Лёва. — Ты для меня сейчас, как маяк для корабля. Мимо проплыть невозможно.

Лёва хотел добавить, что примерно такой же подозрительный «эффект маяка» между ним и Лагуновым имел место и раньше. До того, как Валера стал стратилатом, и даже, пожалуй, до того, как Лёву сделали пиявцем, но мальчик благоразумно промолчал.

— Уйди, — холодно прозвучало в ответ и совсем тихо, сквозь зубы Валера прибавил. — А то укушу.

— Не сможешь, — просиял Хлопов. — Ты испытываешь ко мне естественное отвращение. Я пережил своего хозяина, у меня гнилая кровь, а значит я невкусный.

Валера вдруг споткнулся на ровном месте и остановился.

— Никакого отвращения я не испытываю, — констатировал он с некоторым изумлением.

— Стало быть, мы можем дружить? — искренне обрадовался Лёва.

Валера пасмурно молчал, омертвело глядя куда-то вдаль.

— Три дня назад на речном трамвайчике, когда я спросил то же самое, ты как-то неуверенно кивнул, и я не мог понять: ты согласился, или мне померещилось? Скажи хоть сейчас: ведь можем?

— Нельзя! — Валера спохватился и понизил голос, заметив, что какой-то гражданин в шляпе из рогожи, покупавший в киоске свежий номер «Правды», неодобрительно на него покосился. — Если я не чувствую к тебе отвращения, ты в такой же опасности, как и остальные.

— Думаю, днём мне точно ничего не грозит, — спокойно рассудил Хлопов, — а ночью я буду дома. Правда, — он задумался, — ночью твои родители окажутся под ударом. Погоди… Или ты уже успел обратить их? — полюбопытствовал он.

— Ничего я не успел, — резко оборвал его Валера, разворачиваясь и возобновляя путь.

— Это хорошо, — с облегчением выдохнул Лёва. — А куда идёшь? — он никак не желал отставать, умудряясь попадать шаг в шаг с Лагуновым.

— В библиотеку, — хмуро раздалось в ответ.

— Опять про вампиров читать?

Молчание.

— Выходит, угадал. Интересно, а что нового надеешься прочесть, кроме того, что они боятся дневного света, православных крестов и святой воды? Ты это и так знаешь. Тогда зачем?

— Отстань, а? — вскинулся Валера. — Я же попросил уйти.

— Ещё добавь по старой памяти: «Сгинь, нежить!» А вот не сгину. Если тебе надо в библиотеку, стало быть, и мне туда. Вместе читать будем.

Оба застыли, как два столба, посреди оживлённой улицы. Шедшие позади пожилые женщины, которым мальчики преградили путь, проворчали вслух нелестное замечание о плохом воспитании и, обойдя ребят, двинулись дальше. Валера враждебно сверлил глазами Лёву, а тот стоял и в упор глядел на товарища.

— Вот не уйду, хоть убей, — спокойно отвечая на злой взгляд Валеры, упрямо заявил Лёва.

====== Часть 2. В библиотеке ======

Библиотекарем оказался черноволосый смуглый студент лет девятнадцати в огромных очках с толстой оправой. Он выглядел тощим, угловатым и нескладным. Растянутый бесформенный свитер и видавшие виды брюки смотрелись на нём, как два пустых мешка, висящие на жердине.

Валера ненадолго замер, удивлённо разглядывая это необыкновенное чудо. В Куйбышевской городской библиотеке с тех пор, как Валера начал её посещать три года назад, всегда работали две сотрудницы, сменявшие друг друга — приветливая и улыбчивая девушка со светлыми кудряшками и вечно недовольная грузная тётка в неизменной зелёной кофте, которую она носила и зимой в лютые морозы, и летом в тридцатиградусную жару. Вчера книги выдавала девушка, позавчера — унылая тётка. Парня-библиотекаря Валера видел впервые. Этот юноша несмотря на свою неброскую, серую внешность почему-то притягивал к себе. Нехорошо так притягивал… Казалось, будто в грудь Валере впихнули канат с крохотным крючком и тянут, тянут за другой конец каната. Вытягивают изнутри что-то.

«Мерещится уже», — встряхнулся Валера и приказал себе забыть о странных ощущениях.

Черноволосый вывалил на стойку кучу выбранных Валерой книг с историями про вампиров, про выживание в экстремальных условиях, атлас СССР, областной атлас и, не глядя на двух шестиклассников, бледных и осунувшихся, словно недавно переболевших чем-то, невнятно пробубнил: