Он точно обезумел. Мчаться к врагу, им же и свергнутому, желая вымолить прощение? Чанакью затрясло. Его окружали предатели, безумцы и слабаки, и лучший ученик отнюдь не являлся исключением.
Вернув бьющегося в истерике Чандрагупту в его покои, Чанакья долго делал юноше строгое внушение, словно малому ребёнку, говоря, что с Дхана Нандом встречаться опасно. Бывший император затаил обиду и может прикончить его, даже узнав, что Чандрагупта — не царевич Пиппаливана. Происхождение предателя и заговорщика для Дхана Нанда уже не имеет значения, ведь он потерял всё по его вине — семью, богатство, власть, уважение народа. Зачем лезть на рожон и подставлять шею под меч? А ввиду отсутствия оного оружия у Дхана Нанда — голову под камень. Отшельник, желая отомстить, размозжит череп новому царю, заманив в свою пещеру. Об этом Чандрагупта не подумал? Но, похоже, став правителем Магадхи, юный глупец счёл себя виновным в разрушении чужих жизней и начал стремиться к самоубийству. Чанакье такое поведение категорически не нравилось.
Вдобавок ко всему народ в государстве устал ждать обещанной сладкой доли и возроптал, а Чандрагупту недовольство ничтожного праха под ногами почему-то чрезмерно обеспокоило. Он постоянно спрашивал, как так вышло, что обещая людям свободу и лучшую жизнь, они вдруг стали прижимать вайшьев [6] даже крепче, чем Дхана Нанд? Почему и без того огромная армия не уменьшается, а лишь растёт? Почему налоги уходят на то, чтобы нанять новых воинов из иных земель с целью расширить и без того немалые владения империи, но не для того, чтобы поддержать жителей Магадхи и облегчить их существование?
Чанакью злили подобные вопросы, и чтобы не отвечать на них, он начал повышать дозировку снадобий, добавляемых в пищу Чандрагупте, пока разум царя не уснул, и он не перестал что-либо спрашивать. Зато взволновалась Дурдхара. Она мгновенно заметила, что муж, который и без того вёл себя отрешённо, стал вялым и безразличным ко всему. Быстро сообразив, что неспроста Чанакья заставляет Чандрагупту принимать пищу в закрытых покоях, она распорядилась: отныне её муж будет вкушать трапезу только в её присутствии!
Чанакья хищно усмехнулся. Да разве он позволит, чтобы кто-то переиграл его? Сегодня царица не позволила ему ужинать с Чандрагуптой, а потом они сговорятся между собой и изгонят его вслед за Дхана Нандом в лес, взяв себе нового министра? Ну нет. Он опередит их. Он сделает свой ход прежде, чем эти двое предадут его.
Уже сделал…
Чанакья снова посмотрел на свои мокрые руки, только что отмытые от засохшей крови в золотой чаше. Затем перевёл взгляд на лужу расплескавшейся по полу воды. Новорождённый наследник Биндусара вовремя спасён из чрева умирающей царицы, а Чандрагупта никогда не узнает, каким образом отравленная еда попала на тарелку его беременной жены. Чанакья спас его сына, и точка. Дурдхару, увы, спасти не успел… Других версий случившегося Чандрагупта знать не будет. А кто отравитель? Да врагов полно. Например, бывший император, сидящий в лесу, мог прислать яд сестре-предательнице и проклятому узурпатору через своих верных людей. Вполне убедительно звучит!
Никто ему, Чанакье, не помеха. И последнюю проблему он решит сегодня же. Шпионы донесли, будто Дхана Нанд вчера попросил помощи у Селевка Никатора, тот дал согласие и собирается в скором времени двинуть войско на Магадху, чтобы вернуть престол союзнику. Селевк и Дхана Нанд, объединившись, рассчитывают победить, а Чандрагупта лелеет мечту покончить с собой, но ничего у них не выйдет! Тот, кто хочет жить, умрёт. Тот, кто мечтает о смерти, будет жить вечно. Вместе с ним — с тем, кому теперь не доверяет и кого ненавидит. Такова его заслуженная кара за то, что смотрел на царя-тирана, а не на него, Чанакью! За то, что мечтал не о нём…
За прожитые годы Чанакья обошёл множество ашрамов, в том числе тайных, где поклонялись отнюдь не светлым ипостасям богов. Он узнал такое, что другим браминам и не снилось. Нынче в полночь он проведёт один обряд, и когда Дхана Нанд с армией Селевка явится в Паталипутру, то встретит здесь только смерть. Уж Чанакья позаботится об этом!
Чандрагупта убьёт бывшего императора своими руками, и тогда можно будет снова завязать косу [7].
Октябрь 1980г. Патна, Индия.
— Они любили друг друга, но их разлучили. Заставили воевать и ненавидеть один другого. Царь умер от руки своего любимого и даже не узнал наверное, что парень убивает его не по своей воле, а лишь подчиняется приказу стратилата…
Не спалось. То ли мешала тяжёлая рука, обнимавшая его чуть выше талии, то ли сердцебиение не давало уснуть. Валера сам не понял как это вышло, но историю, поведанную ему Аравиндом, он вполголоса пересказал Лёве. Коротко, сумбурно, подчас перевирая сложные для него имена. Закончив говорить, оглянулся и заметил: Лёва смотрит круглыми глазами и почти не дышит. И, похоже, не знает, что ответить.
— Вот и я с таким видом у него дома сидел, — усмехнулся Валера, заметив, что Лёва растерялся. — Впервые узнал, что двое мужчин, оказывается, могут влюбиться один в другого. Конечно, на мой взгляд, это странно и, наверное, неправильно, но ещё неправильнее сделанное этим… Чанакьей.
Лёва долго молчал, и когда Валера, отвернувшись, начал уже засыпать, он вдруг услышал едва слышное бормотание:
— Точно врежу этому мудрецу. Не утерплю…
Сокрушаясь о том, что мальчики отправятся в другой город и на совершенно другую экскурсию, Валентина Николаевна собирала необходимые вещи, чтобы ехать с Сашей Плоткиным в Агру. От посещения Тадж Махала она отказаться не смогла бы ни за что на свете. На прощание Плоткин обнял Веронику так крепко и с таким безмолвным отчаянием, словно готовился утратить её не на два дня, а навеки. Вероника Генриховна поморщилась, неохотно отвечая на его объятия, потом спешно оттолкнула Плоткина и заторопила Валерку с Лёвой.
— Давайте, идите в машину оба! И сумки свои не забудьте. Не то опоздаем на рейс.
В сумках лежали сменные шорты, майки, носки и четыре бутылки со святой водой. Бала не поскупился, как и обещал.
Аравинд Тхакур, ожидавший их возле гостиницы, распахнул заднюю дверцу жёлтого внедорожника «Тата», и ребята запрыгнули в салон.
— Едем в аэропорт, времени в обрез, — подгонял он.
Вероника Генриховна уселась на переднее сиденье, и автомобиль тронулся с места.
Они прилетели в Патну, когда время близилось к трём часам дня. Жара была настолько невыносимой, что от любого количества воды, выпитого и даже вылитого себе на голову, легче не становилось. Аравинд отвёл их в кафе и попросил хозяина приготовить чечевичный суп и рис без того огромного количества специй, к которому желудки приезжих могли оказаться попросту не готовы.
Потом они переждали жару, а начиная с семи вечера, чтобы даром не терять времени, Аравинд Тхакур водил ребят и Веронику Генриховну по городу, где единственной достопримечательностью являлось огромное зернохранилище, выстроенное англичанами в восемнадцатом веке. По мнению Валеры, оно походило на гигантскую серую улитку и никак не тянуло на произведение искусства. Впрочем, они вовсе не для того приехали, чтобы любоваться красотами, но он всё-таки ожидал увидеть нечто большее, чем это блёклое, невыразительное строение.
Остальной город представлял собой ещё более унылое зрелище по сравнению с Бомбеем. Скудная растительность, запылённые улицы с потрескавшимся тротуаром, крохотные скверики с начисто вытоптанными лужайками, бедно одетые прохожие… Жилые кварталы тоже выглядели удручающе. Дома казались собранными из кривых картонных коробок, наспех выкрашенных первыми попавшимися под руку красками. Повсюду лежали груды мусора, и среди всей этой вселенской печали бродили тощие, усталые коровы. Иногда на улицах появлялись полусонные полицейские с кислыми лицами, словно у отъезжающего в Агру Плоткина, но они не проявляли никакой активности и даже не любопытствовали, заметив рядом с местным жителем троих русских.
