— В Патне нет футбольного стадиона! — сурово отметил Плоткин. — По крайней мере, такого, на который стоило бы смотреть.

— А гид говорит, что есть, — Вероника в сердцах показала Плоткину язык. — Кто лучше знает Индию: ты, изучавший её по книгам, или он, проживший здесь всю жизнь? Лично я больше верю товарищу Аравинде.

— Сдаюсь, — Саша отгородился от Вероники ладонями. — Я устал с тобой спорить.

— Не надо было и начинать, — удовлетворённо отозвалась она.

Кровать, выглядевшая при свете дня достаточно широкой, оказалась крайне тесной, когда они улеглись. Спиной к спине лежать было невозможно. Лёва поймал себя на том, что вот-вот скатится на пол. Не выдержав, он перевернулся на правый бок и уткнулся носом в шею Валерки.

— Ну что ещё там? — недовольно пробормотал тот сквозь сон, ощутив, как ненадолго прогнулась, заскрипев, постель, а потом вдруг его шее стало жарко от чужого сопения.

— Рука затекла, — пробурчал Лёва, желая оправдаться.

Впрочем, он не лгал. Левая рука, лежащая в непривычном положении, и в самом деле постепенно теряла чувствительность. Хлопов привык спать, подложив обе руки под подушку, но сейчас этого сделать было невозможно.

— Можно я её на тебя положу? — осмелел он. — А то девать некуда.

— А может, Хлопов, ты ещё и ногу на меня закинешь? — раздражённо прошипел Валера сквозь зубы.

— Нет, ногу не буду, — не понял сарказма Лёва, — нога нормально лежит, удобно. А вот рука устала. Так я могу? Просто сверху положу, она не тяжёлая.

— Рука у тебя, Хлопов, очень тяжёлая! Я это понял в лагере, когда ты каждую ночь пытался влезть под простынь, которой я закрывался от комаров и пиявцев. Того и гляди, казалось, ткань разорвёшь.

— Ну это… Извини. Я не в себе был, — виновато вздохнул Хлопов.

Ненадолго наступила тишина, а потом Лёва услышал то, на что уже и не рассчитывал.

— Клади. Тяжёлая она или лёгкая, без разницы. Я всё равно не дышу больше месяца. Разве что иногда для вида, чтоб родителей и одноклассников не пугать.

Рука Лёвы осторожно скользнула сверху, пристроившись где-то под рёбрами Валерки, чуть выше живота. Прошло около десяти секунд, и Лёва не поверил себе. Удар, ещё удар… В его руку толкалось что-то пульсирующее, горячее! Не может быть…

— Валер? — ошалело спросил он шёпотом. — Ты сердце что ли запустил? Тоже для вида, чтоб не напугать меня?

Лагунов не отвечал. Стиснув зубы, он пытался понять, как такое вообще могло случиться? Сердце застучало само, словно запущенное невидимой рукой. Или вполне зримой?

Нет, это чушь. Ерунда! Надо попросить, чтобы Хлопов убрал свою медвежью лапищу, и тогда неконтролируемое сердцебиение прервëтся, но Валера так и не сказал вслух ничего. За столько дней он впервые ощутил жизнь и тепло, и не желал этого лишаться. А за его спиной лежал Лёва, чувствуя счастье, покой и необыкновенную правильность происходящего, и мысленно просил, чтобы это никогда не прекращалось.

Комментарий к Часть 9. История, рассказанная гидом Аравиндой * Дух, душа.

В возрасте сорока двух лет император Чандрагупта Маурья принял отречение, ушёл в лес, отказался от пищи и скончался от голода.

====== Часть 10. Врата в прошлое ======

316 год до нашей эры. Паталипутра, столица Магадхи.

Брамин Вишнугупта Чанакья сидел в своих покоях за задёрнутым пологом, до боли стиснув в руках уттарью [1], заляпанную кровью. Ситуация сложилась гаже не придумать. Вовсе не этого он ждал, воцаряя Чандрагупту и выдавая за него замуж Дурдхару, младшую сестру изгнанного императора Дхана Нанда. Всё катилось к бхутам [2], а ведь прошёл лишь год после решающего сражения, когда прежний царь из династии Нандов был повержен, подвергнут побиению камнями и выслан за пределы столицы вместе с преданным ему министром Ракшасом!

Чанакья сбросил на пол и с досадой пнул ногой золотую чашу для омовений, инкрустированную сапфирами. Окровавленная вода, в которой он только что помыл руки, разлилась по полу. Глупая девчонка! Клялась же год тому назад не задавать лишних вопросов и во всём его слушаться, а он взамен обещал ей Чандрагупту в мужья и положение махарани [3]. Он сдержал слово. А она? Не стерпела, пошла наперекор. Вот и получила заслуженное. Он не хотел. Она сама его вынудила принять меры, ведь так с любимым учителем не поступают!

«Что вы даёте каждый день моему мужу вместе с едой, ачарья? Почему мой Чандра всегда ходит с потухшим взглядом и не смотрит на меня?»

«Да он никогда на тебя и не смотрел, пустоголовая! — раздражённо думал Чанакья. — И никогда не был твоим. Единственная ночь, когда я подлил ему возбуждающую настойку, и он наконец-то смог зачать сына, не в счёт. А во все остальные дни и ночи он смотрел туда, куда я ему глядеть запрещал! На того, кого он должен был ненавидеть и желать прикончить, но так и не смог убить. Всё щадил, миловал… И даже после финального сражения отпустил, но не потому, что ты попросила, а из-за того, что сам не захотел убивать проклятого шудру [4], некогда распихавшего локтями старших братьев и воссевшего на трон».

«Ачарья, отныне мой муж будет принимать пищу в моих покоях и утром, и днём, и вечером. Я — новая царица Магадхи, и это мой приказ!»

«Новая царица. Смешно! — Чанакью трясло от гнева. — Кто тебя на престол усадил, кукла раззолоченная? Не будь моей воли, тебя бы отправили в лес следом братом и его советником жрать коренья и гнить в подземной пещере!»

Ему и следовало поступить именно так. Вовсе не использовать для общего дела эту девчонку, от которой потом начались одни неприятности, а для Чандрагупты сосватать Елену, дочь Селевка Никатора, тогда бы удача не отвернулась от него. А сейчас всё, будто нарочно, складывается против.

Конечно, здорово подпортила ситуацию и бывшая вдова царя Пиппаливана, которая на протяжении пяти лет заглядывала ему в рот, преклонялась и выполняла каждый приказ, а перед смертью вздумала покаяться и призналась Чандрагупте, что она на самом деле ему не мать.

«Я любила тебя как сына, но ты им не являлся. Я не могу уйти в иные миры, не раскрыв этой правды, иначе она будет тяготить мою душу. Но я ведь сумела стать тебе достойной матерью? Правда, Чандра?!»

Надо же так подгадить… Всю жизнь болтала больше положенного и даже испустить дух молча не смогла! Если б Чанакья знал, что царица Пиппаливана испугается мук нижних миров и во всём признается Чандрагупте, сам бы её отравил заранее. А теперь и не отомстить: померла — и взятки гладки. Можно, конечно, было вызвать её душу к себе и заставить корчиться, будто в Патале [5], да удовольствия мало. Всё равно непоправимый вред нанесён. С того дня Чандрагупта перестал ему верить. Стал сомневаться во всех его словах и поступках, и это доставляло кучу хлопот.

Чанакья злился. Дурдхара в последние несколько недель стала Чандрагупте куда ближе, чем он сам, а ведь когда-то было иначе! Юный царь теперь прислушивался к словам жены гораздо чаще, чем к утратившему доверие учителю. И эти глупые советы недалёкой царицы выходили Чанакье боком. Пару месяцев назад Чандрагупта попытался отослать Дхана Нанду обоз с парчовыми одеяниями, молоком, рисом, манго и сладостями. Это изгнаннику-то? Злейшему врагу? Неслыханно! Видно, Дурдхара попросила. Впрочем, наверняка Чандрагупта и сам был не прочь проявить милосердие к побеждённому, а всё потому, что, по мнению Чанакьи, парень продолжал думать не головой, а лингамом. К счастью, шпионы не зевали, и обоз приехал в дом Чанакьи к его жене и сыну, а вовсе не в отшельничью пещеру.

Терпение брамина лопнуло окончательно, когда Чандрагупта спустя несколько дней после того, как отправленный обоз «бесследно пропал», взял коня из конюшни, ничего не сказав Чанакье, и попытался рвануть в лес. Не успел. Его скрутили те, кто был приставлен следить за ним.

«Пустите, ачарья! Я должен поговорить с Дхана Нандом! Должен увидеть его и сказать, что он не убивал моего отца! Вы нам солгали! Я виноват перед ним. Так виноват! За смерть его братьев и нерождённого наследника, за предательство Тарини, ведь это мы её наняли служить нам и лгали ей, будто и её отца убил Дхана Нанд. Мы с вами виноваты кругом!»