— И это было правдой? — Валерка слушал историю, затаив дыхание.

— Кто знает? — Аравинд отодвинул от себя опустевшую чашку. — В любом случае Чанакья так подал факты, что невозможно подкопаться. Даже бывшую царицу Пиппаливана перетянул на свою сторону и заставил подтвердить, что она — мать Чандрагупты. По всему выходило, что Чандрагупта принимает милости от убийцы собственного отца. Конечно, такого стерпеть никто бы не смог! Поверив доказательствам, представленным Чанакьей, прислушавшись к стенаниям новообретённой матери, Чандрагупта оставил царя-благодетеля, возвысившего его, готового отдать ему пост первого министра, либо даровать звание генерала, и перешёл на сторону Чанакьи, став его преданным учеником. Желая как можно больнее ранить Дхана Нанда, Чанакья поставил своей целью, свергнув царя руками Чандрагупты, посадить на трон Магадхи именно его — того, кого Дхана Нанд больше всех любил…

— За такую «любовь» у нас в тюрьму сажают или принудительно лечат, — не сдержавшись, жёстко заметила Вероника Генриховна, забыв о присутствии Валеры. — Хорош же был тот царь!

— Не спешите осуждать, — грустно улыбнулся Аравинд. — Подумайте сами: если двое чувствовали себя счастливыми, и между ними не происходило насилия или принуждения, то почему их отношения должны подвергаться преследованию? Где тут грех?

Вероника Генриховна смутилась. Её отношения с Игорем тоже осудил бы кто угодно, но она не считала их постыдными. Так с какой стати осуждает сама? Ей стало неловко.

— С моей точки зрения, история Дхана Нанда и Чандрагупты полна трагизма, — продолжал Аравинд. — Двое жили счастливо, но пришёл тот, кто растоптал их судьбы, сделал врагами, развязал войну. И единственная причина тому — уязвлённое самолюбие. Чанакья вовсе не облагодетельствовал Магадху, подняв восстание и втянув в бунт Чандрагупту. Самрадж Дхана Нанд строил оросительные каналы, укреплял армию, развивал искусство и науку. Его страна являлась образовательным центром, одним из самых крупных в Индии. Сам Александр Македонский не стал воевать против Магадхи, а это о многом говорит.

— И всё-таки Чанакье удалось победить такого могучего царя? — спросил Валерка.

— Увы, — печально подтвердил Аравинд. — Но не сразу, а спустя пять лет. Чандрагупта перешёл на сторону Чанакьи, но в глубине сердца, сквозь ненависть и гнев продолжал любить того, кого покинул. И Дхана Нанд, страдая от предательства, зная о том, что Чандрагупта — не какой-то безродный сирота, а сын его врага, по-прежнему не мог избавиться от чувств к нему. Их многочисленные сражения заканчивались ничьей, счётом «ноль-ноль». Ни один не способен был нанести смертельный удар другому, хоть многочисленные раны по телу и душе они друг другу постоянно наносили. Чанакья больше не мог ждать. С его точки зрения, война чрезмерно затянулась. И тогда он решил вызвать из межмирья третью силу, зло, гуляющее здесь с тех самых пор. Необходимые знания у него были. Открыв врата, выцепив из межмирья тёмную сущность, присоединив её к себе, он стал стратилатом, окончательно подчинив себе Чандрагупту и остальных учеников, кто ещё пытался сомневаться в своём учителе и задавать вопросы. Когда все стали пиявцами, сомнения исчезли. Каждый отныне беспрекословно делал то, что ему приказывали. А от Чандрагупты требовалось одно — в следующем же сражении убить царя…

— И он убил?! — испуганно ахнул Валерка.

— Да. Своими руками, как того и хотел Чанакья.

— Но почему он не сопротивлялся? — возмутилась Вероника Генриховна, тоже проникнувшись историей. — Я вот не убила Игоря, когда мне приказали! Я столкнула его в воду, чтобы он спасся, а ведь мною тоже управляли. Я была пиявцем.

— Вы сильная, — одобрил её поступок Аравинд, — но не всем дано перебороть волю стратилата, да и кровопийцы разные бывают. Вы сумели, а Чандрагупта не смог. Ему приказали убить, и он сделал это, потому что его собственное сердце больше не принадлежало ему. Оно и без того было отравлено подозрениями и гневом, а когда отравили ещё и кровь, когда его фактически убили, он перестал быть собой. Осталась пустая оболочка, а душа ушла. Я подозреваю, их души ушли вместе в тот день — атма* царя, желавшего стране процветания, и невинного юноши, которому не стало места в этом мире. Тот, кто дожил до сорока двух лет, сидя на захваченном престоле, а потом покончил с собой в лесу — то был уже не Чандрагупта. Да, Чанакья берёг его. Он выпивал до дна прочих, — и поверьте, их было много! — а самого любимого питомца берёг, приказывая продолжать жить. Но потом пробил час, и Чанакье самому пришлось уйти в иной мир. Новый стратилат-министр занял его место, приказав ему, как ни парадоксально, сгореть. Брамин Чанакья умер точно так же, как ваш недавно почивший Иеронов. Освободившись от власти хозяина, Чандрагупта совершил сантхару**, ибо жизнь его давно стала невыносимой.

— Каким ужасным человеком был Чанакья! — выдавил Валерка, невидящим взором уставившись в пустоту. — Не представляю, как можно творить такое…

— Вот потому и говорю — не вздумайте противостоять ему. Твоя задача — отправить в прошлое стратилата, которого Чанакья так жаждет заполучить, и вернуться обратно. Петля времени замкнётся, и ты освободишься. Никаких сражений, никаких блужданий в чуждом мире. Даже не поддавайтесь искушению!

— Но если Лёве удастся облить святой водой стратилата до того, как он войдёт в Чанакью, что случится? Чандрагупта не будет превращён в пиявца, их война с Дхана Нандом закончится поражением Чанакьи, и история изменится?

— Никому не дано знать, что случится, — честно ответил Аравинд. — Чанакья очень умён. Даже не став стратилатом, он может выиграть войну. Я бы не обольщался слишком на этот счёт. Мир пластичен. Он поправляет себя. Ваше вмешательство в лучшем случае закончится лишь избавлением пространства от присутствия одной из злых сил, и это уже будет огромной помощью планете. Остальное оставим на волю богов и не станем размышлять, сильно ли изменится мир.

Валера погрузился в раздумья, прерванные голосом Аравинда.

— Оставьте мне адрес гостиницы, — негромко произнёс тот. — Выспитесь хорошо, а завтра утром я приеду за вами, и мы отправимся в Патну. Чуть не забыл! Два билета до Агры, — Аравинд вынул из-за пазухи и протянул конверт Веронике Генриховне. — Это для ваших спутников, которые не едут с нами. Пусть полюбуются на Тадж Махал. Он воистину прекрасен!

Вероника Генриховна положила конверт в сумочку, сдержанно поблагодарила Аравинда, попрощалась и вместе с Валерой покинула его дом.

— Ты серьёзно?! — Саша Плоткин, пожалуй, впервые за всю свою жизнь впал в нешуточную ярость.

Он хладнокровно перенёс то, что его невеста просила воспользоваться связями, чтобы замять дело Корзухина, он вытерпел унижение, когда его попросили хлопотать за троих совершенно незнакомых ему людей, чтобы они бесплатно прокатились в Индию, но теперь выясняется, что Вероника намерена возиться с мальчишками, а его, главного устроителя поездки, побоку?

— Знаешь, дорогая, — глаза Плоткина сузились, — мне теперь кажется, что я тебе вообще был не нужен. Тебе интереснее забавляться с детьми! — последние слова он выплюнул с особым презрением.

— Ну давай, — Вероника гневно вскинула голову. — Договаривай. Считаешь, я дошла до предела распущенности и хожу на свидания с семиклассниками, годящимися мне в младшие братья? Это ты хочешь сказать?

Запал Плоткина иссяк. Собственные подозрения показались вдруг глупыми, и он попытался загладить вину.

— Ладно, — продолжил он спокойнее, — пусть я не прав, но посмотри, как это всё выглядит с моей точки зрения. Ты тащишь в нашу первую совместную поездку чужих людей, просишь меня развлекать женщину вдвое старше меня, а сама собираешься уехать с двумя малолетними пацанами куда-то на два дня! Как я должен это понимать?

— Вы вернётесь из Агры в среду. Мы в тот же день вернёмся из Патны. Мальчишки хотят посмотреть на большой футбольный стадион, а Валентина Николаевна — на Тадж Махал, и мы обговорили это заранее. Не понимаю, в чём трудность? — кипятилась Вероника.