Ладонь императора нежно, но при этом требовательно приласкала безразличную к касаниям плоть. Никакого отклика. Дхана Нанд усилием воли отогнал прочь горечь и разочарование, вымел их из себя, как нежеланных гостей. Он не сдастся. Это просто попытка, одна из многих! А их будет столько, сколько потребуется. Несколько ахоратра, пакши или несколько лет — не имеет значения, но он дождётся, когда тело Чандрагупты ответит ему.

— Дхана, я хочу тебя, — услышал он вдруг грустное признание, — но тело не подчиняется. Я вовсе не безразличен, как, наверное, тебе кажется. Я чувствую тепло, когда ты трогаешь меня, но не жди, пока я стану твёрдым. Ничто не мешает тебе насладиться мной прямо сейчас.

— Как скажешь, — ласково раздалось в ответ. — Погоди немного. Я уже отдал твоим губам всё, что мог, но скоро тело восстановится, и я буду готов продолжать. Сделаю всё, что ты попросишь, клянусь, лишь бы ты снова стал прежним!

Поймав один из лотосов, плававших рядом, Дхана Нанд взял цветок и накрыл его лепестками упрямую плоть, не желающую слушаться хозяина, сделав несколько неторопливых движений.

— Что-то ощущаешь? — спросил он, внимательно изучая выражение лица Чандрагупты. — Может, попробуем так? Лепестки цветов очень нежны, и их прикосновения распаляют. Правда, не всех, но некоторых — точно.

Чандра прислушался к себе.

— Да, они нежные, но холодные и неживые, — вымолвил он. — Мне нравится, когда ты сам ласкаешь меня. Каждое твоё прикосновение словно возвращает мне часть сил, отнятых кем-то прежде.

— Кажется, я понял, — подытожил Дхана Нанд. — Ночевать будешь отныне у меня. Я верну тебе браслет со львом и кольцо, чтобы никто не посмел спрашивать, почему ты приходишь в мою опочивальню. Ты охраняешь покой императора, вот и весь ответ! Продолжай называть себя Арьей. Никого не должно касаться, что у меня теперь новый телохранитель.

— Но если…

— Не беспокойся. Ракшас всем заткнёт рты. И я заткну, случись кому-то грязно говорить о нас, — решительно проговорил Дхана Нанд. — Омовение тоже будешь принимать со мной и за столом сядешь справа. Ракшас надуется, но своё место уступит, я не сомневаюсь. Если мои прикосновения возвращают тебе силы, их будет много. К различным частям твоего тела в зависимости от времени дня и уместности моего поведения я буду прикасаться постоянно. Да, на глазах у всех я не смогу делать то же, что в опочивальне, однако вполне сумею накормить тебя с руки, обнять, прикоснуться к твоим волосам или щеке. Главное, чтобы ты всегда был рядом.

— Дхана, — радость Чандрагупты была слишком очевидной, — ты действительно готов возиться со мной?

— Возиться? О нет! Это разумный вклад в наше совместное будущее, — с улыбкой ответил император, — которое мне дороже всего на свете.

Крепко зажмурившись, Чандрагупта отчаянно прикусывал нижнюю губу, вспоминая, как когда-то делал то же собственными руками, грубо и неумело. Сейчас его телом бережно и со знанием дела занимался Дхана, вооружившись запасами смягчающих снадобий, но ощущения по-прежнему оставались далеко не лучшими.

— Сам просил, — сочувственно взглянул на него Дхана Нанд. — Может, остановимся?

— Нет, продолжай…

— Пять лет — это немало. Можешь считать, что всё происходит, будто впервые. Ты отвык от меня, и я подозревал, что будет непросто.

— Ох-х, — выдохнул юноша, отреагировав на слишком глубокое проникновение пальцев.

— Впрочем, — на устах императора заиграла лукавая улыбка, — я знаю, как сделать, чтобы ты перестал прокусывать губу и мысленно посылать нашу затею к бхутам.

— И как… — он не успел закончить вопрос.

Его ловко перевернули на живот, бесцеремонно раздвинув ягодицы.

— Любишь пожёстче? Готовься! — с притворной угрозой в голосе пообещал Дхана Нанд.

Не успел Чандрагупта сообразить, что последует за этим обещанием, как туда, где жгло невыносимой болью, скользнул язык, унимая жжение и сладостно лаская.

— О-ооо, — застонал Чандрагупта, беспомощно извиваясь по ложу, — Дхана-ааа… Что же ты делаешь?

Правая рука царя внезапно скользнула меж его ног, стоило ему слегка приподняться, и Дхана Нанд удовлётворённо рассмеялся.

— Что? — спросил Чандрагупта, не понимая, чему радуется император.

— Ты действительно любишь внезапность! И ты уже далеко не так равнодушен, как прежде. Моя рука говорит, что ты оживаешь, прие, — горячо проговорил Дхана Нанд, ложась сверху, накрывая юношу собой и позволяя ему почувствовать своё возбуждение. — Ещё немного терпения, правда?

— Да…

Он боялся надеяться, опасался подпустить даже кроху веры близко к сердцу, чтобы потом жестоко не разочароваться, но так хотелось думать о лучшем!

С того дня он не пропускал ни одной ночи, ни единого омовения или приёма пищи, находясь постоянно возле императора. Они спали обнажёнными в одной постели, обнявшись и соприкасаясь телами. Чувствуя зов плоти, император не подавлял его, позволяя Чандрагупте почувствовать, как сильно он желает его, и юноша охотно ласкал любимого. И к нему в ответ прикасались так, словно и он горел, желая разрядки. Ни разу Дхана Нанд не подал вида, что устал или его расстраивают постоянные бесплодные попытки. Он не пытался найти утешение с кем-то другим, и эта его неизменная, безусловная верность трогала Чандрагупту до глубины души.

Время шло, но значительных улучшений не наблюдалось, пока однажды Чандра не вспомнил фразу лекаря про игрушки из золота и сандала. Спросив у Дхана Нанда, имеются ли у него таковые, и пользовался ли он ими, получил ответ о том, что да, но давно и с иными целями.

— Я играл с наложницами до встречи с тобой, впрочем, ни разу не использовал их для проникновений в собственное тело. А как я понимаю, — тут его голос изменился, став насмешливым, — вдохновившись фантазиями Ишвара, ты задумал сотворить со мной именно это?

Вопрос звучал провокационно. Чандрагупта побоялся отвечать, но по его лицу было заметно, что он действительно воодушевился опасной идеей.

— Хочешь стать тем, кто лишит императора Магадхи невинности? — прямо спросил Дхана Нанд, даже не пытаясь смягчить фразу.

Покраснев как закатное небо, Чандрагупта смотрел на него, и в глазах юноши Дхана Нанд читал преступное желание попробовать именно то самое, запретное.

«Сейчас меня убьют, и я получу то, чего желал все эти пять лет, сидя в колодце», — быстро пронеслось в мыслях у Чандрагупты.

Вместо этого Дхана Нанд, порывшись в сундуке, спрятанном за изголовьем кровати, извлёк оттуда три умело выполненных из золота и сандала лингама разных размеров и протянул ему.

— Только тебе я могу позволить совершить нечто подобное. Любого другого пронзил бы мечом за подобное дерзкое предложение, даже не сомневайся, — серьёзно сказал император. — Но если тебе это поможет, то я согласен.

Готовить чьё-то тело к первому проникновению оказалось куда труднее, чем своё. Чандрагупта опасался причинить Дхана Нанду малейшую боль, но император ободрял его и направлял, и, в конце концов, цель была достигнута. Юноша жадно смотрел на то, как его любимый, раскинувшись, раскрасневшись и потерявшись в удовольствии, наслаждается его ласками. Ему удалось поймать нужный ритм, а теперь оставалось только смотреть и смотреть бесконечно, ловя отзвуки наслаждения.

Равнодушное ко всему тело неожиданно пробудилось в тот миг, когда разгорячённый император выстанывал его имя, мечась по смятой, влажной постели. Чандра чувствовал, как жар в животе стремительно нарастает, становясь тяжёлым, собираясь в тугой, упругий шар, а потом будто огненная стрела ввинтилась в тело, пронзив его насквозь, и с испуганным изумлением юноша увидел, как, молниеносно отвердев и содрогнувшись, сам изливается одновременно с императором, только что получившим блаженство от его рук.

— Боги… Никогда бы не подумал, что смогу наслаждаться ещё и так, — Дхана Нанд не договорил.

До его слуха донеслись глухие всхлипывания. Приподнявшись на постели, он заметил, как Чандрагупта, припав губами к его коленям, почему-то рыдает, успевая покрывать его тело быстрыми поцелуями.