Кривая, как тальвар, ухмылка снова озарила мрачное лицо Селевка.

— Надо же, и письмо обеспечите?

— Конечно, — глаза Чанакьи вспыхнули на миг и тут же снова погасли. — Всё, лишь бы раздавить этого гнусного предателя и его любовника-ракшаса!

— Нет, это низко, — по пути к богато изукрашенному сиденью Селевк оттолкнул руку брамина так сильно, что Чанакья едва не выронил зелье. — Воины решают разногласия в честном поединке, но не в чужой опочивальне.

— Безусловно! — ловко подхватил Чанакья. — Я тоже всегда за честный поединок. Однако вспомните, как Чандрагупта и Дхана Нанд не так давно унизили вас, применив обман.

— Какой ещё обман? — удивился Селевк.

— Неужели вы действительно считаете, что победа над Десмондом являлась честной? Как неопытный парень мог так скоро одолеть вашего лучшего воина? Сами посудите, не бывает такого.

— Значит, Чандрагупта сражался бесчестно? — Селевк напрягся, брови его нахмурились.

— Несомненно. Дхана Нанд и Чандрагупта явно придумали накануне сражения какую-то уловку и успешно применили её. Унизительное письмо, которое Дхана Нанд заставил вас зачитать, было приготовлено заранее, а это значит, что проклятый ракшас не сомневался в победе. Но как он мог быть в ней уверен, выставляя восемнадцатилетнего парня-вайшью против тридцатилетнего кшатрия, прошедшего десятки битв? Конечно, имел место обман, потому что чудес не бывает. А раз так, почему бы вам не ответить тем же? Если одна сторона нарушает правила, это снимает ответственность со второй стороны. А уж как гнусно улыбался Чандрагупта, видя ваше унижение! Я был среди зрителей и всё видел. Ему понравилось то, что с вами сотворил Дхана Нанд. Они оба насмехались над вами.

Селевк в ярости заскрежетал зубами.

— Вы правы. Они это заслужили, — быстро приблизившись к Чанакье, он грубо выхватил сосуд с зельем из его рук. — Я не обязан вести себя праведно с теми, кто лжёт и унижает меня! Я отплачу им обоим за тот бесчестный поединок!

Чанакья внимательно наблюдал за пылающим от ярости Селевком, и на его губах играла торжествующая улыбка, полная предвкушения близкой победы.

====== Часть 2. Падение в бездну ======

Чандрагупта слушал и всё никак не мог сообразить, чего именно хочет от него странный македонец. Выловив его в коридоре после полуденной встречи с самраджем, Селевк весьма долго разливался весенней кукушкой о том, как сильно он бы хотел наладить мирные отношения, но, увы, император совсем не доверяет ему и не намерен заключать никаких соглашений. А Селевк буквально сгорает от желания расписаться в пергаменте, содержащем клятвы о ненападении между Магадхой и Таксилой.

— Если бы я только мог убедить его, что у меня нет враждебных намерений по отношению к Магадхе! Моё единственное желание — лучше узнать культуру вашей страны. Кроме того, я страстно влюблён и мечтаю получить в жёны царевну Дурдхару. Ты уже взрослый и должен понять, как беспощадны стрелы любви! Они подчас не минуют седовласых и согбенных, а я вовсе не стар и заслуживаю счастья. Так почему мне нельзя жениться? Возможно, ты сумел бы убедить императора? Говорят, ты близок к нему, и он часто прислушивается к тебе. И перестань, наконец, воспринимать меня как врага, ведь в моей душе нет зла к твоему народу или к императору! Я уверен, ещё не поздно построить мир там, где прежде царила ненависть!

Чандрагупта окончательно растерялся и не знал, что отвечать. Он пытался понять, не пьян ли Селевк, ведь тот прежде обращал на него ровно столько же внимания, сколько на пустое место. Что же вдруг изменилось?

— Пойдём, друг, я угощу тебя хорошим вином в честь моего прибытия. Заберём кувшин из моих покоев, посидим, поговорим о жизни. Без самраджа рядом, только я и ты, — Селевк хлопнул Чандру по плечу и улыбнулся так искренне, что у юноши развеялись последние сомнения.

«Похоже, он и вправду решил изменить свои намерения в отношении Магадхи, — подумал Чандрагупта, не уловив ни малейшей неискренности в словах наместника Таксилы. — Нехорошо будет, если я отвергну его предложение завязать дружбу. Он оскорбится отказом, и в итоге я стану виновником разрушения его отношений с Дхана Нандом. Придётся идти, хоть пить с ним мне вовсе не хочется!»

Сердце в груди неприятно сжалось, стоило подумать о задушевной беседе с Селевком, но Чандрагупта отбросил прочь дурные предчувствия, рассердившись на себя за излишнюю подозрительность.

Кувшин с вином забрали быстро, однако из опочивальни сразу пришлось уйти, поскольку по приказу Дхана Нанда комнату гостя изнутри и снаружи оберегало ровно два десятка телохранителей.

— Одни шпионы повсюду… Где тут можно уединиться за чашей примирения, которую я собираюсь тебе предложить? — оглядываясь по сторонам, вопрошал Селевк, успев украдкой подать знак прячущейся за ближайшей колонной Майтри. — Я бы хотел, чтобы никто не потревожил нас и не вмешался в разговор. Найди закрытое от любопытных глаз место. Ты ведь хорошо изучил дворец?

Зная наперечёт каждое окно, нишу, галерею, каждый тайный поворот в подпольях, Чандрагупта тем не менее предложил Селевку выпить «чашу примирения» в своей комнате. «К чему прятаться где-то ещё, — рассудил юноша, — рискуя вызвать подозрения самраджа в попытке объединиться с Селевком и устроить заговор?» Собственная комната казалась самым безопасным вариантом. Чандрагупте и в голову не могло прийти, что хитрый гость из Таксилы, подученный Чанакьей, именно того и ждал.

Селевк вошёл внутрь уверенной походкой владыки трёх миров. Его взгляд и жесты на миг снова встревожили Чандрагупту, но он во второй раз заставил внутренний голос умолкнуть. Кувшин с вином поставили на стол, а Чандра подвинул ближе две серебряные чаши.

«Не отраву же он мне нальёт? — мелькнула вдруг мысль, и Чандрагупта сам рассмеялся нелепости, внезапно пришедшей в голову. — Да нет, зачем ему убивать меня таким образом? Я никогда с ним не враждовал. Не думаю, что он замыслил дурное».

Однако в целях предосторожности, когда вино было уже разлито, Чандрагупта промолвил, указывая на напиток:

— Только после вас, — и невинно улыбнулся, всем видом демонстрируя готовность выпить, но лишь после того, как гость попробует собственное угощение первым.

Селевк замер на миг, растерявшись, а потом взгляд его стал необыкновенно весёлым и лукавым.

— Значит, боишься меня? — рассмеялся он. — Не доверяешь чужаку? Что ж, мудро.

Взяв наполненную чашу в руки, он залпом опустошил её, с наслаждением крякнул и вытер рот рукой. Только тогда Чандрагупта осторожно пригубил вино. Оно оказалось невероятно сладким, густым, терпким и ароматным. Уже после первого глотка с непривычки закружилась голова. В желудке стало горячо, а в горле запершило.

— Н-не могу, — Чандрагупта отставил чашу, закашлявшись. — Очень крепкое. Я такое не пил сроду.

— Как? И это всё? — протянул Селевк с притворным разочарованием. — Я угощаю тебя самым дорогим напитком из личных запасов, а ты брезгуешь?

— Вовсе не брезгую, — смутился Чандрагупта, но оправдаться ему не позволили.

— Неужели великий воин, победивший Десмонда, так слаб, что не способен допить всего пару глотков из небольшой чаши? Не верится, что победоносный кшатрий, столь сильно восхитивший меня, тот, кому царь Магадхи доверил жизнь своей сестры, оказывается, настолько хилый! Любой сопляк из таксильской армии выпьет намного больше и даже не опьянеет.

Последнее замечание Селевка попало в цель, задев Чандрагупту за живое. Собравшись с силами, он схватил чашу, быстро глотнул трижды и снова отставил вино. Дыхание перехватило, нутро горело, словно туда вселился сам Агнидэв. Головокружение усилилось. Хуже того, юноша внезапно перестал отчётливо понимать, где находится. Пытался удержать свою память, но она ускользала. Перед глазами всё плыло, мир разваливался на части. Понятия должного и недолжного, допустимого и запрещённого растворились первыми, выпуская его расплывшийся, словно облако, разум на свободу. Чандра уже не мог сказать, где пресловутая грань между добром и злом, которую он и прежде нарушал, но всегда знал о её наличии. А теперь стало легко: ни добра, ни зла. Не на что опереться…