— Но это несправедливо! — возмутился Чандрагупта. — Это же земли его родителей! Он — царевич и должен править своим государством!

— Чандра, — выражение лица Дхана Нанда стало очень серьёзным, — пока Селевк со своей армией находится в Таксиле, а я не выиграл войну, Малаякету придётся забыть о том, что Поурав — его родина. Иначе он не доживёт до воцарения. Я спас ему жизнь. Вернуть трон — задача будущего.

— Но ты ведь начнёшь войну с Гандхаром? — напирал Чандрагупта.

— В ближайшее время — нет, — и добавил, предваряя новые вопросы. — По многим причинам. Для меня сейчас важно разобраться с Чанакьей и найти лекарство для тебя. Кроме того, надо выдать замуж Дурдхару. Она пять лет моталась со мной по военным шатрам, залечивала раны, молилась и питалась, чем придётся. Как долго будет продолжаться это жертвоприношение? Я не могу позволить ей состариться в одиночестве, а такое важное дело как поиск жениха никому из братьев доверить не могу! И воины устали. Пять лет сражений… Многие не видели близких с тех пор, как я выступил против Ассаки. Чандра, ты можешь осуждать меня, но Малаякету придётся пожить в Пиппаливане до тех пор, пока я не улажу другие вопросы, которые сейчас надо решать безотлагательно.

— В Пиппаливане? — удивился Чандрагупта. — Но почему там?!

— Мура назвала тебя сыном. Значит, после восстановления земель, она не будет возражать, если я отдам их тебе или Малаякету — твоему названному брату?

— Ты собираешься восстанавливать разрушенную крепость Пиппаливана?! — ахнул Чандрагупта.

— Почему бы нет? — Дхана Нанд пожал плечами. — Ты станешь первым наследником Муры, но жить в Пиппаливане тебе не обязательно. Будешь представлять интересы Пиппаливана в Магадхе, а Малаякету останется с Мурой в крепости, чтобы исполнять твои распоряжения. И моё самолюбие не пострадает, ведь моим возлюбленным будет не какой-то вайшья, а махарадж.

— Какой ты, однако, коварный! — Чандрагупта шутливо ткнул Дхана Нанда в грудь, и тот, притворившись побеждённым, упал на ложе, раскинув в стороны руки.

— Сдаюсь! — смеялся он, нежно глядя на юношу, склонившегося над ним.

И опять Чандрагупта уловил тепло, проскользнувшее в животе — быстро, неуловимо, тонкой змейкой. «Что это?» — удивился он. Чувство казалось таким приятным, не похожим на жгучее возбуждение, испытанное давно. Хотелось, чтобы это сладкое тепло согрело его снова!

— А Чанакья? — юноша снова стал серьёзным. — Что с ним станет?

Дхана Нанд перестал улыбаться, поднял руку и пригладил топорщащиеся в разные стороны пряди волос Чандрагупты.

— Ты ведь понимаешь. Или нет?

В глазах Чандрагупты читалась борьба.

— Вот оно, — Дхана Нанд с болью наблюдал за выражением его лица. — Я знал. Потому и не взял тебя в битву. Враги становятся такой же частью нас, как и друзья, запомни на будущее! Каждый твой враг, умирая, будет уносить кроху твоей души. Это несправедливо, но неизбежно. Некую часть и моей души унесёт подлый брамин… Надеюсь, этот кусок не окажется чересчур большим. Я предложу ему на выбор: ритуальное самосожжение или позорная казнь через побиение камнями либо с помощью посажения на кол. Думаю, он разумен и предпочтёт первое. Но ритуальный костёр я ему предложу лишь за то, что он уберёг тебя, пока вы сидели в Карте. Увидев тех дасью в убежище, я сразу понял, что тебе грозило, не окажись Чанакьи рядом. Только за одно это я позволю ему умереть достойно.

— Могу я поговорить с ним в последний раз?

— Конечно. С этой целью я его и привёз живым. Знал, что тебе нужен разговор. Попросить слуг проводить тебя в темницу?

— Нет. Хочу сначала побыть с тобой. Только с тобой, — и, склонившись головой на грудь Дхана Нанда, Чандрагупта притих, слушая, как бьётся сердце любимого.

Никогда бы он не подумал, что придёт день, и его с ачарьей будет разделять решётка темницы. Факелы почти не давали света, а по подземному ходу сновали крысы, совершенно не боясь людей. Утоптанный земляной пол был засыпан травой куша и ещё какими-то листьями, которые Чанакья презрительно отгрёб в угол и свалил кучей, явно брезгуя использовать в качестве ложа.

— Зачем пришёл? — сухо спросил ачарья, ненадолго подняв голову и увидев у решётки Чандрагупту. — Посмотреть, как меня унизили? Или, возможно, позлорадствовать, ведь ты, как понимаю, снова отдался этому ракшасу? Всё возвращается на круги своя. Презренный мир, где царит сансара!

Чандрагупта молчал. Он уже пожалел, что решил придти.

— Охрана!!! — заорал вдруг Чанакья. — Уберите посетителя! Я хочу остаться один хотя бы перед смертью! Последнее желание осуждённого надо уважать! Или я не прав?!

Разумеется, на его крик никто не пришёл. Дхана Нанд заранее предупредил охрану притворяться глухими, если их позовёт не Чандрагупта.

— Я думал, вы попросите прощения за то, что сотворили со мной, — вырвалось вдруг у юноши.

— А что такое я сотворил? — деланно удивился ачарья.

— Разве не вы подговорили Селевка опоить меня вином? И подложное письмо отправили Дхана Нанду тоже не вы? Не лгите, я знаю, — Чандрагупта сам изумлялся тому, откуда у него берутся силы говорить спокойно.

Собираясь в темницу, он был уверен, что не выдержит и сорвётся. Но нет, пока ещё оставались силы обуздывать гнев.

— Глупец. Я пытался спасти тебя, — выплюнул Чанакья злобно. — Этот ракшас загрязнил твоё тело и душу! Ты не должен был оставаться с ним. С кем угодно — только не с ним! И если ради твоего спасения пришлось ненадолго отдать тебя Селевку, я счёл это небольшой жертвой. Я думал, вскоре ты оправишься, ведь ты — сильный, но до сих пор ты озабочен всякой глупостью, а главного не замечаешь! Думаешь, ради другого мужчины я бы что-то подобное сделал? Нет. Только ради тебя.

— Вы безумны, ачарья, — печально промолвил Чандрагупта. — Ваша любовь — хуже выпитой мною отравы. Ваши планы разрушились, но даже сейчас вы отказываетесь признать вину.

— Это потому, что я невиновен! — Чанакья бросился к решётке и вцепился в неё обеими руками. — У меня бы всё получилось, если бы Селевк не проболтался. Никому в этом мире нельзя доверять. Вокруг — одни предатели. Даже самый мой любимый ученик — и тот меня предал!

— Проболтался Амбхирадж, а не Селевк, — справедливости ради поправил его Чандрагупта. — Обо всей вашей мерзости он поведал Дхана Нанду, а тот — мне. Но неужели вы думали, будто правда не всплывёт? Или полагали, что я, несмотря на все ваши гнусности, прощу вас?

— Какая теперь разница, о чём я думал, — отмахнулся Чанакья. — Я здесь, от меня все отвернулись, и приближается смерть.

— Вы могли бы стать счастливее, если бы искали понимания, а не мести, — заметил Чандрагупта.

— Довольно глупостей! Я делал то, что считал правильным. Я нигде не ошибся! — вспылил ачарья.

Не имело смысла продолжать разговор. Развернувшись, Чандрагупта собрался уходить.

— Иллюзия твоего счастья не продлится долго, — голос Чанакьи вдруг стал скрипучим, будто раскачивалась сухая древесная ветвь на ветру. — Мне ты был нужен весь, а Дхана Нанду не нужно ничего, кроме твоего тела, но ты теперь даже для этого не годен. И тут лишь сам виноват. Я просил не пить зелье, а ты пил. Мучайся! — и Каутилья хрипло рассмеялся.

Чандрагупта торопливо поднялся по земляным ступенькам вверх, покидая темницу.

Мура встретила его на полпути до покоев. Обхватила обеими руками так крепко, что у Чандрагупты чуть сердце не выскочило из груди.

— Сынок, да, я знаю, мы — чужие, и ты теперь тоже осведомлён об этом! — торопливо запричитала она. — Но умоляю, не отказывайся от меня. Я хочу и дальше называться твоей матерью. Ты сможешь продолжать называть меня так?

Чандра неуверенно кивнул. Голова шла кругом от последних событий. Мура расцвела улыбкой, а потом вдруг лицо её потухло. Рот сжался в прямую линию.

— Нет прощения ракшасу проклятому! — неожиданно выпалила махарани Пиппаливана.

Чандрагупта внутренне сжался. «Опять сейчас начнёт обвинять Дхана Нанда», — невольно подумал он, но продолжение фразы оказалось неожиданным: