— Этого не будет!

— Прости, прие. Я возьму тебя на другую войну, но только не на эту.

Он направился к дверям, но нетерпеливая рука остановила его.

— Погоди…

Дхана Нанд обернулся. Властные губы прижались к его рту, а сильные руки обвили талию. Когда император сумел снова восстановить дыхание, то услышал:

— Удачи. И пощади невинных. И мою названную мать, если сможешь, пощади. Она — несчастная одинокая женщина, поверившая ачарье, только и всего.

Мягкая улыбка была ему ответом.

— Без тебя бы ни за что не догадался, — шутливо произнёс царь, ткнувшись лбом в лоб Чандрагупты. — Распорядись, чтобы к моему возвращению приготовили манговое ласси. Выпьем вместе, каким бы ни оказался исход битвы.

И он покинул комнату. Чандрагупта остался ждать…

====== Часть 24. Нераскаявшийся узник ======

Вернулись Селевк и Дхана Нанд ближе к полудню после двух дней отсутствия с серыми и усталыми лицами. Увидев обоих, Чандрагупта понял: всё это время им не только не удавалось поспать, но и спокойно принять пищу тоже. Ракшас со страдальческим видом, оттолкнув всех, бросился помогать Дхана Нанду спуститься с коня. Амбхирадж сделал то же самое для Селевка. Чандрагупта стоял поблизости, мысленно умоляя императора Магадхи подать ему хоть какой-то знак, но Дхана Нанд, похоже, был слишком уставшим.

Внезапно на дворцовую площадь въехала колесница. Внутри сидели Малаякету, Мура и Стхулбхадра — бледные, будто неживые. Подросший, но при этом снова изрядно похудевший Малаякету испуганно жался к боку Муры, а бывшая махарани обнимала мальчика, словно стараясь защитить. Следом за колесницей двигались четыре железные клетки на колёсах — передвижные темницы. Словно свежепойманная рыба, набитая в корзину, внутри каждой сидели по два десятка человек со связанными руками и ногами. Среди арестованных заговорщиков Чандрагупта без труда узнал Гаутама, Махишу, Васу и Девдаса. Его самого тоже, впрочем, узнали.

— Вот он!!! — на всю площадь закричал Девдас, отпихивая других узников от решётки, просовывая обе связанные руки по локоть сквозь прутья и указывая ими на Чандру. — Он тоже раньше был с ачарьей, заточите и его!!!

— Молчать!!! — рявкнул один из стражей, сопровождавших заключённых, и ударил тупой стороной копья Девдаса по лицу. — Как ты смеешь произносить хоть слово без разрешения, грязный разбойник?!

Дасью, глухо вскрикнув, рухнул на пол клетки.

В следующей телеге, неторопливо двигавшейся за четырьмя предыдущими и тоже въехавшей на площадь, лежало сваленное грудой оружие заговорщиков, их личные вещи, изъятые при разгроме убежища, а следом ехал на коне главнокомандующий Рудрадэв с цепями на запястьях. Его охраняли шесть воинов из армии Селевка.

В последней телеге, замыкавшей процессию, сидел Чанакья, скованный кандалами. Щёку его пересекал свежий шрам, очень похожий на тот, который много лет подряд украшал лицо Селевка. Руки и ноги ачарьи почернели от многочисленных ран. Было видно, что легко он в руки противнику не дался. Чанакья сидел с опущенной головой и не шевелился, пока телега не остановилась. Осознав, что его уже привезли, он медленно поднял глаза и в упор посмотрел на своего бывшего ученика, словно заранее почувствовав, где тот стоит. Во взгляде Чанакьи сквозила испепеляющая ненависть, гнев и смертная тоска, но ни капли раскаяния не наблюдалось.

— Обвиняемые в заговоре против махараджа Гандхара здесь, — заговорил Дхана Нанд, обращаясь к Амбхираджу. — Оружие, доспехи, одеяния, украшения и прочие вещи отдаю вам в дар. Выносить приговор арестованным — ваша привилегия. Однако я требую, чтобы пленников, сидящих в колеснице, отдали мне. Эти трое — жители Магадхи, поэтому наказание получат от меня. Чанакью тоже требую отдать мне, ибо хоть он и является уроженцем Таксилы, но проживал в окрестностях Паталипутры, когда впервые преступил закон, бросив мне вызов. Я сам буду его судить.

— Согласен, — кивнул Амбхирадж. — Те, кто являются подданными Магадхи или подняли меч против повелителя Магадхи, должны быть осуждены по законам того государства.

Малаякету, услышав речь Амбхираджа, побледнел ещё больше, хотя, казалось, это было невозможно. Чандрагупта подавил внезапно возникший порыв подойти к мальчику и успокоить, сказав: «Если тебя усадили в колесницу вместо клетки и не связали руки, ты будешь жить!» Но он удержался и не сделал этого, понимая: в глазах Малаякету Чанакья в данный момент — герой и мученик, Дхана Нанд — гнусный тиран, а бывший друг Чандрагупта — подлый предатель. Мысленно вздохнув, Чандра так и не решился приблизиться к колеснице.

— Ступай, я сам, — только и вымолвил Чандрагупта, выразительно поглядев на оруженосца, вошедшего в царские покои и попытавшегося снять доспехи с императора. Юный мальчик, присланный Селевком в помощь Дхана Нанду, поняв, что от него ничего требуется, поклонился и исчез.

Доспехи, собранные из медных пластин, покрытых сверху золотом и драгоценными камнями, упали на пол, а Дхана Нанд тяжело повалился на постель.

— Хочешь пить? Я сделал манговое ласси, как ты и просил, — Чандрагупта осторожно уселся на краешек ложа. — Сам старался, между прочим.

Неожиданно его рванули за руку, и он, охнув, повалился на грудь Дхана Нанда, не сумев удержаться.

— Больше всего на свете я сейчас хочу тебя, — пробормотал император Магадхи прямо в его губы, оказавшиеся так близко от его рта. — Даже вот такой — уставший до смерти и готовый проспать три дня подряд, но я желаю тебя каждой частью моего тела!

— Так зачем сдерживаться? — в тон ему ответил Чандрагупта, усмехнувшись уголком губ. — Бери. С чего ты взял, будто встретишь хоть малейшее сопротивление?

Дхана Нанд помолчал недолго, задумчиво водя кончиком пальца по щеке юноши.

 — Но что ты ощутишь, если я овладею тобой? Как только я войду во вкус, тебе придётся терпеть меня всю ночь напролёт. И каково это будет для тебя? Просто много проникновений, к которым ты абсолютно равнодушен?

Чандрагупта молчал, спрятав глаза.

— Нет, так не пойдёт, — услышал он над ухом. — Я должен чувствовать, как ты пылаешь, и что вот здесь, — внезапно лингам оказался в плену сразу двух бесстыжих рук, — ты твёрже, чем меч из Бунделкханда. И пока этого не случится, я буду владеть лишь твоими губами, ибо отказаться от них не могу, — Чандрагупту притянули за шею и целовали так долго, жарко и сладостно, что на миг показалось, будто давно забытое тепло колыхнулось внизу живота. Появилось, мелькнуло и исчезло, как утренняя звезда в туманной дымке облаков…

— Расскажи, как ты поймал их, — попросил Чандрагупта, когда их губы разомкнулись. — Я хочу знать.

— Тебя рядом не было, и мне не приходилось волноваться за целость твоего прекрасного тела, а также за то, что ты в самый неожиданный момент попытаешься спасти этого бхута во плоти, я сражался в полную силу. Да, сражение отняло время, потому что как воин Чанакья великолепен, и своим мечом орудовать обучен получше многих. Но и я тем же мастерством владею! Конечно, за половину калы с таким сильным противником разделаться бы и не вышло. Мы сражались почти до вечера. К счастью, остальные заговорщики в счёт не шли. Слабые! Рудрадэв был неплох и дасью, с которыми вы в колодце сидели, а остальные… Нет, правда, никудышные.

— А куда делось войско Рудрадэва? — удивился Чандрагупта. — В нём ведь несколько тысяч воинов.

— Оно ожидало команд в Поураве. Если бы Рудрадэв в тот день не приехал к Чанакье за важными распоряжениями, не поймать бы нам его вовек. А тут взяли! И доказывать измену не надо, она налицо.

Чандрагупта долго молчал, потом спросил.

— Что ты собираешься с ними делать?

— Муру не трону. Ты за неё просил, кроме того, сама по себе она не представляет для меня угрозы. Стхулбхадра — твой друг. Ты меня не простишь, если его казню, а я не смогу жить счастливо, если ты меня не простишь. Насчёт Малаякету у нас с Селевком был уговор. Он не трогает пацана, а я прослежу, чтобы он не претендовал на трон Поурава.