Его осторожно обняли сзади, словно укутав теплом. Дхана Нанд тихо дышал ему в затылок, но не решался прижаться теснее.

— Чандра, — услышал юноша за своей спиной, — я любил тебя вопреки всему. Я не мог прекратить эту войну, потому что не я её начал. Но я не мог забыть тебя, даже считая изменником, и это разрывало мою душу. Нет, это не искупает мою ошибку, и я не пытаюсь оправдаться! Я не должен был отпускать тебя с самого начала. Мне следовало увидеть заговор врагов там, где он действительно имел место, чтобы не позволить тебе пережить эти ужасные годы. Но сейчас больше всего я хочу, чтобы мы покинули этот колодец и вернулись в Магадху. Вместе. Продолжай называть себя Арьей или любым другим именем… Только вернись. На любых условиях. Я могу быть твоим другом, господином, возлюбленным — кем захочешь. Мне всё равно, лишь бы ты был рядом, и я мог попытаться снова сделать тебя счастливым, заставив забыть всю незаслуженно испытанную боль.

Изловчившись, Чандрагупта повернулся к императору лицом и бесстрашно посмотрел ему прямо в глаза.

— Да, — ответил он с улыбкой, хотя в глазах его по-прежнему стояла пелена слёз. — Да, Дхана. Я поеду, куда скажешь.

Некоторое время Дхана Нанд смотрел на него, а потом склонился и завладел его губами. Ему ответили. Сначала робко и неуверенно, потом охотно и довольно смело, обвив руками шею.

— Вот и ты отрастил бороду, — смеясь, пошутил император, отрываясь ненадолго от Чандрагупты после сладостного поцелуя. — Щекочешь меня, как раньше это делал я.

От его невинной шутки очередная волна тепла прокатилась по телу, заставив ноги ослабеть. Дхана Нанд покрыл частыми, быстрыми, как прикосновения крыльев бабочки, поцелуями шею любимого.

— Как же хорошо, прие, — выдохнул он, привлекая Чандрагупту ближе и вжимаясь в него с протяжным стоном. — Я так давно не прикасался к тебе… Боги благосклонны: я не умер раньше, чем снова обрёл тебя!

Его большой палец приласкал мочку уха Чандрагупты, затем ладонь скользнула под накидку, мимоходом коснувшись соска, переместилась на живот, а оттуда, немного помедлив, нетерпеливо сползла ниже, накрыв пах юноши и слегка сжав его естество. Некоторое время Дхана Нанд поглаживал Чандру, но вдруг отдёрнул руку, будто обжёгшись. Самрадж отступил на шаг, глядя на своего возлюбленного с тревогой.

— Ты больше не желаешь меня? Я тебе неприятен?

— Дело не в этом, — Чандрагупта в отчаянии зажмурился, не зная, как сказать горькую правду.

— В этом! — Дхана Нанд смотрел на него в упор, а во взоре его плескалась боль. Внезапно лицо его изменилось, озарённое новым пониманием. — Скажи, после того случая ты хоть с кем-то получал наслаждение? Или, может, трогал себя сам, поддавшись зову плоти?

Чандрагупта сделал над собой усилие, чтобы выдавить короткое, тихое «нет».

Дхана Нанд закрыл лицо руками.

— Этого я и боялся, — вырвалось у него. — Скажи, — он обхватил юношу за плечи так осторожно, словно боялся повредить драгоценную вазу из тончайшего хрусталя, — ты чувствуешь хоть что-то… к кому-нибудь? Тебе снятся сны о том, как ты делишь ласки с мужчинами или с женщинами? Признайся! Даже если в твоих снах тебе является кто-то другой, я не рассержусь. Всё в порядке, это нормально — желать других.

— У меня нет таких снов, — честно признался Чандрагупта. — Давно. Даже твои ласки перестали сниться, а раньше было. Очень часто было!

Дхана Нанд, оторопев, уставился на него.

— Прие, — только и смог выдохнуть он, — нет!

— Дхана, выслушай, — собравшись с духом, юноша наконец заговорил. — Когда я проснулся тем утром и понял, что меня осквернили, мне больше всего хотелось умереть… Я мылся в реке, ополаскивал себя из кувшина, но ничего не помогало. Мне казалось, будто всё моё тело — это сплошной кусок липкой, вонючей грязи, его невозможно отмыть, и к этой грязи людям будет противно прикасаться. А потом вдруг я понял, к ужасу своему, что касаться меня хотят слишком многие! Лубдхак, Селевк, Чанакья, Девдас с Гаутамой…

— Что?! — глаза Дхана Нанда наполнились бешенством. — Чанакья тоже пытался трогать тебя?!

— Да, и я врезал ему по яйцам. И кинжалом ткнул. Это случилось в колодце. Давно ещё. Больше он не пытался. Но это неважно! Я чувствовал себя мерзко. Из твоего возлюбленного, принадлежащего только тебе, я вдруг стал развратной девкой, которую хотят все, так как она уже осквернена, и ей нечего терять. Казалось, я не имел права сказать «нет», потому что какая мне теперь разница? Одним больше, одним меньше, — горький смех исторгся из груди юноши. — На меня смотрели как на вешью. Или мне только так казалось? Но я больше не мог так жить. Я постоянно читал во взоре каждого, глядящего на меня, желание проникнуть в мой зад, а мне хотелось, чтобы этого не было! И тогда я решил сделать так, чтобы ни у кого и никогда не возникло намерение использовать меня… Я потерял тебя, а никто другой мне был не нужен, и я выпросил у Чанакьи средство, которым пользуются аскеты, давшие обет брахмачарьи. Ачарья сказал, когда аскетам становится невмоготу, они принимают это зелье, и их тело словно засыпает. Чанакья не хотел давать мне его. Говорил, от него убывает разум, и сила мускулов уменьшается, но, конечно, обманул. Я пил снадобье, но не утратил силу мышц и не поглупел, зато тело уснуло. Дхана, я думал, жить мне осталось недолго. Ждал, что вот-вот ты меня убьёшь… Я и мечтать не мог, что однажды ты снова пожелаешь меня! Если бы я знал, то не попросил бы то средство. Терпел бы грязное вожделение, непристойные сны, но не сдался бы, ожидая тебя!

Тяжело дыша, Дхана Нанд всматривался в лицо юноши.

— Как долго ты пил эту отраву? — неживым голосом спросил он.

— Год. Потом стало не нужно. Тело перестало пробуждаться.

Теперь ноги подкосились у Дхана Нанда, но он устоял. Отойдя от Чандрагупты, император размахнулся и с бешеным рыком впечатал сжатый кулак в стенку колодца.

====== Часть 23. Селевк предлагает помощь ======

Дхана Нанд опомнился и перестал разбивать кулак о камни, увидев Чандрагупту, вставшего перед ним на колени и вжавшегося лицом меж его ног. Руки любимого крепко стиснули его ягодицы, а прикосновения губ к восставшей плоти даже сквозь шёлк возбуждали до дрожи.

— Что ты делаешь? — испуганно спросил император.

— Тебе будет хорошо, Дхана. Я не растерял своих умений и смогу доставить тебе удовольствие, — пробормотал юноша. — Случившееся со мной не должно стать причиной твоего разочарования.

Вместо того, чтобы замереть и позволить ласкать себя, Дхана Нанд сполз вниз, присев на корточки. Обхватил голову Чандрагупты и нежно поцеловал его лоб.

— Прие, неужели ты думаешь, что я смогу получить наслаждение без тебя? Нет, или вместе, или никак.

— Но…

— Не может быть никаких «но». Я буду не Дхана Нанд, если не найду противоядие. Существует множество трав, усиливающих влечение. Если применить их правильно, ты выздоровеешь, я даже не сомневаюсь.

Чандрагупта почувствовал, как его сердце переполняется горячей благодарностью и невероятной радостью. Он знал, что император его любит, но не представлял силу его чувств. Только сейчас начал понимать.

— Скажи, — вырвалось у Чандрагупты, — а что ты делал без меня все эти годы? Тебе снились другие мужчины? Кто-то дарил тебе ласки на протяжении этих лет? Наверное, наложницы?

Короткий, болезненный смешок был ему ответом.

— Как я мог принять хоть кого-то после тебя? — услышал Чандрагупта голос, наполненный мукой. — В сравнении с тобой другие — всё равно что статуи. К наложницам я охладел, а жениться не хотелось. Да, по ночам мне разное снилось, но чаще всего — ты. Наяву я решал свои проблемы войной. Когда постоянно перемещаешься между царствами, ночуешь в шатрах, питаешься, чем придётся, ибо не всегда возможно найти свежую, обильную пищу, то становится не до плотских утех. Тренировки перед боем, забота об армии, распоряжения, которые надо составить и отправить в столицу, сражения — это всё отнимает силы. Ты отравил себя ядом, а я — войной. Впрочем, иногда, — Дхана Нанд склонился к уху Чандрагупты, — я требовал у Ракшаса, чтобы тот вымелся из шатра, а сам доставал твои вещи… Помнишь браслет со львом и перстень?