Дурдхара не успела отпустить шутку по поводу развратных мыслей, бродящих в голове у брата. Занавесь, ведущая во внутренние покои колыхнулась, и в опочивальню царя влетел взволнованный аматья Ракшас.

— Есть! — воскликнул он, торжествующе глядя на Дхана Нанда. — Мои люди нашли Муру. Она скрывается в буддийском ашраме. Как быть дальше?

— Я иду к ней, — пообещала Дурдхара. — Прямо сейчас, — и, обменявшись кивком с братом, покинула его комнату.

Мура оказалась не менее крепким орешком, чем Арья. Переодевшись в оранжевые одеяния саньясинов, Дурдхара явилась к ней и попросила научить медитации, а затем, улучив момент, попыталась вызвать на откровенный разговор, напомнив про нападение на императора Магадхи, на то, как помогла Муре сбежать, но бывшая махарани и бровью не повела.

— Не понимаю, о чём вы, — с благостной улыбкой отозвалась Мура. — Я всегда жила в Таксиле. Мне неизвестны люди с именами, которые называете вы, да и вас сегодня я впервые увидела. Простите, если огорчила вас, но вы ошиблись. Меня зовут Кишори.

Ничего не добившись, по окончании медитации Дурдхара уже собиралась покидать ашрам, как вдруг в воротах столкнулась лицом к лицу с упитанным молодым мужчиной в доспехе из плотной кожи.

— Мандзи**, Нандипада***, арочное дерево, — вполголоса пробормотала Дурдхара, разглядывая символы на доспехе гостя.

Парень так спешил, что даже сразу не понял, с кем именно столкнулся, а, поняв, густо покраснел.

— Простите, дэви, — неловко пробормотал он, сложил руки у груди и низко поклонился.

— Ты кто? — сурово спросила Дурдхара. — И куда так мчишься, что ничего не видишь перед собой? Я — царевна Магадхи и невеста царевича Амбхикумара. Тебе известно об этом, невежа?

— Простите, госпожа! Я не знал, но теперь буду знать, навсегда запомнив ваш светлый облик! Меня зовут Дурджан Сингх, я служу в армии царевича Амбхикумара.

— Что-то я не видела тебя раньше при дворе, — задумалась Дурдхара. — Чем ты там занимаешься?

На лице толстяка читалось благоговение. Правда, было трудно понять, искреннее оно или наигранное.

— Ваш покорный слуга занимается тем, что закупает фураж, следит за здоровьем коней, занимается починкой сёдел и сбруи. Я живу в конюшне вместе с остальными слугами и показываюсь при дворе только по приказу Амбхикумара. В бою участвую лишь во время больших войн. К примеру, в прошедшем сражении под Таксилой мне поручено было командовать пятью отрядами.

— А сюда приходишь медитировать? — с налётом презрения полюбопытствовала Дурдхара.

— Нет. Одна из учительниц ашрама — моя матушка! — расплылся улыбкой Дурджан Сингх.

Дурдхара вздрогнула и невольно обернулась на Муру, начавшую прибираться во дворе после утренних занятий.

— Она? — царевна указала коротким кивком на Кишори.

— Да, — кивнул Дурджан Сингх. — Только мы друг у друга и остались. Все остальные мои братья и сёстры умерли. Матушка — это вся моя семья, вот почему я забочусь о ней, приходя сюда так часто, как могу.

В растерянных чувствах Дурдхара вышла из ворот ашрама, села в ожидавшую её колесницу и вернулась во дворец. Дхана Нанд был в таком нетерпении, что выскочил во двор встречать сестру, не дождавшись, когда она поднимется в покои.

— Узнала что-нибудь?

— Та, кого я приняла за Муру, утверждает, будто её имя — Кишори. У неё есть сын Дурджан Сингх, служащий здесь, при дворе. Он обеспечивает поставки корма для лошадей. Дурджан Сингх сказал, что он — единственный сын Кишори, остальные якобы умерли. Всё это звучит убедительно, но Кишори так похожа на Муру! А ведь у Муры не было детей, кроме Чандрагупты. Брат, я не понимаю, что происходит…

— Как выглядел Дурджан Сингх? — быстро спросил Дхана Нанд.

— Толстый. Неповоротливый. Настоящий увалень. Такому и правда только за конями ухаживать или сладости готовить, если, конечно, умеет.

— У Чандрагупты был друг, — припомнил Дхана Нанд. — Кажется, он отличался тем, что был чрезмерно толст, правда, сражаться, как ни странно, при необходимости мог. Я его впервые увидел во время нападения Чанакьи на Паталипутру. Мои люди уверяли, будто он погиб вместе с остальными в Хава Мехел. Но что если Дурджан — это тот самый друг Чандрагупты? Разумеется, тогда для него имеет смысл лгать, выдавая себя за сына Муры, а её саму — за некую бедную вдову, потерявшую почти всех детей. Если он скажет о себе правду, то его казнят. Ведь он — один из бывших заговорщиков.

— Я всё чаще думаю о том, что и Чанакья может оказаться жив, — напряглась Дурдхара.

— Вероятно, — выражение лица Дхана Нанда стало жёстким. — И этого пишача во плоти нам ещё только предстоит отыскать.

Аматья Ракшас недолго думал над новым планом.

— Всё просто, — сказал он, оставшись наедине с Дхана Нандом. — Если Чандрагупта — это Арья, то надо создать видимость, будто Мура в опасности! Она же его мать. Никто не сумеет сидеть на месте спокойно, зная, что родная мать вот-вот погибнет. Арья отправится спасать мнимую Кишори, и так мы узнаем достоверно, кто он.

— Что ты собираешься сделать? — заинтересовался император.

— Пущу слух, будто ашрам горит, — зловеще улыбнулся Ракшас. — Также пущу слух, что пожар случился по единственной причине: в ашраме засел преступник, напавший на вас во время подписания договора, и преступник этот — предательница Мура. Скажу, будто мои воины пытались её арестовать, но она предпочла поджечь себя и учеников, запершись внутри. Уверен, стоит Арье услышать об этом — и он помчится туда, чем себя и выдаст. Ему уже будет не отвертеться, когда его поймают с поличным в момент спасения Муры.

— Хороший план, — Дхана Нанд погладил подбородок. — Но если ты планируешь совершить поджог, то обезопась учеников, живущих в ашраме. Огонь не должен никому навредить — только напугать. Воды и мешков с песком должно быть под рукой достаточно к тому моменту, как вспыхнет пламя. Позаботься о том, чтобы пожар лишь выглядел опасным, но таковым не являлся. Прокопайте ночью рвы вокруг ограды, сложите в них солому и подожгите, обильно увлажнив траву возле рвов, чтобы пламя не распространилось дальше. Собери столько людей, сколько нужно, так как работать придётся быстро и бесшумно. Наутро всем покажется, будто горит изгородь, перепугаются все, но настоящей опасности не будет. Огонь не выберется из рва, но если даже выберется, твои люди, стоящие рядом, должны немедленно начинать его тушить. Никаких ошибок, аматья! Мы хотим заставить Арью признаться, а не уморить невинных.

Ранним утром следующего дня по дворцу разнеслась весть, что начался пожар в ашраме, где аматья Ракшас за день до того нашёл преступницу, выпустившую стрелу в императора Магадхи. Известие о том, что преступницей оказалась бывшая служанка Дхана Нанда, получившая убежище в Таксиле, ненадолго выбило из колеи даже Селевка. Но ни он, ни Амбхирадж не выказали ни малейшего желания заступиться за учеников, живущих в ашраме.

— Очень жаль, что здание будет уничтожено, — вздохнул Селевк, — но предательств я не терплю. Все, кто даёт прибежище преступникам, сами являются злодеями и должны получить наказание. Мой дорогой гость, — обежав глазами всех собравшихся в сабхе, Селевк посмотрел на Дхана Нанда, — имеет право выбирать меру наказания, ведь покушались на него.

На подобное решение аматья Ракшас и рассчитывал. Удовлетворённо усмехнувшись, он ждал, как поведёт себя Арья. На самом деле никакого пожара ещё и в помине не было. Поджечь солому, сложенную в ров, Ракшас приказал своим людям не раньше, чем Арья появится на горизонте верхом на коне, но всё случилось иначе.

— Что происходит? — ошарашенно спросил советник, выйдя после собрания во двор и увидев, что на площади перед дворцом верхом на коней садятся по меньшей мере шесть десятков воинов, включая Амбхикумара и Арью.

— Раджкумар приказал срочно выезжать к горящему ашраму, — ответил один из слуг, помогавший выводить осёдланных коней из стойла. — Говорит, что преступников не жаль, но рядом с ашрамом расположены дома, земли с посевами и сады простых жителей! Он хочет проверить, в безопасности ли эти люди. Раджкумар лишь исполняет свои обязанности наследного принца.