И Чандрагупта поступил именно так: отправился к царевне и уселся возле неё. Он не двигался с места до тех пор, пока Чанакья, помедлив, тоже не подошёл. Дурдхара молчала, гордо отвернувшись и игнорируя обоих.

— Ладно. Развяжу, так и быть, — небрежно обронил Чанакья. — И отдам кинжал. Думаю, раджкумари всё равно не сбежит. Мы далеко от столицы, пешком до Паталипутры ей не дойти. Но с кинжалом и с развязанными руками она сумеет постоять за себя, так что можешь больше за неё не волноваться, — с нажимом добавил он.

— Конечно, — сухо ответил Чандрагупта. — Развязывайте. Сделайте это, пока я здесь.

Чанакья скривился, но слово сдержал. Ослабил верёвки и отдал царевне оружие.

— Ты пожалеешь, — негромко сказал он Чандрагупте, в то время как Дурдхара, не подозревавшая, какой опасности избежала, медленно вложила свой кинжал обратно в ножны. — Я прощу и это непослушание, но ты сам оттягиваешь миг победы и вредишь себе. Ты не позволяешь нам скорее прийти к лучшему будущему, словно желаешь вечной войны.

«Да, именно этого я и добиваюсь, — мысленно ответил ему Чандрагупта. — Твоя бхутова победа мне не нужна. Я хочу продолжать сражаться».

И он продолжил — в Хава Мехел, куда заговорщики проникли на рассвете, после того, как Мура была возвращена, а Дурдхара воспользовалась случаем и всё-таки сбежала…

Финал сражения снова бросил Чандрагупту в бездну отчаяния. Кшатрий Балдэв отдал жизнь, защищая главные ворота от воинов Дхана Нанда. От отравленных стрел, выпущенных Говишанакой, погибли Дхумкету и Индраджалик. Исполнившись гнева и отчаяния, Чандрагупта по совету Чанакьи заманил в ловушку брата Дхана Нанда. Он рассчитывал с ним сразиться, но ачарья не дал Говишанаке добраться до Чандрагупты. Он утопил царевича в сточных водах в подвале дворца, обосновав это местью за смерть Индры и Дхума.

Чандрагупта проглотил горечь во рту. Он жаждал мести, однако не считал, что нападение со спины, утопление и вывешивание мёртвого тела на всеобщее обозрение — достойный поступок, о чём и сказал Чанакье, но тот сделал вид, будто ничего не слышал.

Когда ворота Хава Мехел всё же были сломаны, и воины Дхана Нанда вошли на территорию дворца, Бхадрасал почему-то сражался настолько неумело и слабо, допускал в сражении такие нелепые ошибки, что Чандрагупте, несмотря на недостаточную подготовку и усталость, ничего не стоило вскоре убить генерала. Увидев, что молочный брат мёртв, император в тот же миг пронзил живот Мартанда, явившегося с войском на подмогу заговорщикам вопреки приказу отца защищать царя Магадхи.

— Арджун, запомни: я любил только тебя! — закричал Мартанд перед тем, как навсегда закрыть глаза, и это стало последней каплей. Наивный парень, всё это время боявшийся вслух сказать о своих чувствах, не решавшийся даже прикоснуться к Чандрагупте, лишь наблюдавший за ним с безопасного расстояния влюблёнными глазами... Он мог бы жить ещё много лет, но его втянули в чужую войну, и он погиб, не успев сделать ничего.

Чандрагупта заорал так, что камни Хава Мехел содрогнулись. Когда его крик затих, он увидел перед собой Дхана Нанда. Тот смотрел холодно, жёстко и беспощадно.

Вторая битва оказалась совсем не похожей на первое сражение, совершенно не такой, какой он её представлял… Она принесла лишь боль и многочисленные потери. Дхана Нанд нападал безжалостно, словно взбесившийся тигр. Все попытки Чандрагупты атаковать завершились полным поражением. Император стал теснить его и в конце концов уложил на лопатки, ударив плашмя клинком меча. Полулёжа на земле, застыв от ужаса, юноша смотрел на то, как император замахнулся, намереваясь проткнуть его насквозь, но вдруг снова замер, как тогда в хижине. Самрадж пытался опустить руку, но она его словно не слушалась. Зарычав от ярости, Дхана Нанд вдруг отшвырнул меч, гневно выругался, прокричав что-то невразумительное.

Чандрагупта продолжал смотреть. Не было сил убегать, хотя никто не держал его. Он просто зачарованно пялился на запылённого мужчину, покрытого кровью, глядящего на него так, что можно было сгореть на месте без огня. Сверху внезапно начали падать камни. Дворец рушился.

Только потом Чандрагупта узнал, что стало тому причиной. Прикрывая отход бунтовщиков, пожертвовал собой военачальник Матсальдэв. Он обрушил прокопанный под дворцом тоннель, заранее подготовленный заговорщиками для отступления по заданию Чанакьи.

Поняв, что убить Чандрагупту мечом он не в состоянии, Дхана Нанд поджёг Хава Мехел. Неизвестно, желал ли он сгореть и сам… Вероятно да, ибо отчаянно рвался в середину пламени следом за бунтовщиками, крича при этом, что желает Чандрагупте очутиться в Патале, но верный аматья Ракшас вытянул своего господина за руку в безопасное место.

Чанакья воспользовался запасным тоннелем, чтобы помочь Стхулбхадре и Муре выбраться наружу. Чандрагупту они вынесли из Хава Мехел на руках. После случайного удара по голове обломком камня, упавшим сверху, юноша на некоторое время потерял сознание.

На сей раз Селевк встретил их иначе. Он не предложил угощений, не выслал вперёд любезного слугу. Он сам стоял у входа во дворец бок о бок с коварно ухмыляющимся Амбхираджем. Увидев гадкую улыбку таксильского махараджа, Чандрагупта понял: ачарья верно поступил, отказавшись брать с собой Стхула и Муру, предложив им спрятаться в безопасном месте. Хоть они останутся целы…

— Так-так, — растягивая слова, заговорил Селевк, — и зачем же вы явились?

— Просить укрытия, — тяжело промолвил Чанакья. — Позвольте получить убежище во дворце.

— Пусть убираются! — взвизгнул Амбхирадж. — Я не желаю, чтобы здесь жили бунтовщики. Сегодня вы подняли восстание против своего царя, а завтра попытаетесь свергнуть и нас?

Чанакья перевёл взгляд на Селевка, ожидая заступничества, однако заметил, что на лице наместника начинает расплываться такая же улыбка, как у Амбхираджа.

— Я рассчитывал чествовать победителей, — отозвался Селевк. — Но неудачники, проигравшие две битвы, мне не нужны, — его лицо искривила гримаса. — Вон! — гаркнул он. — И никогда не возвращайтесь.

— Вы же поддержали нас в прошлый раз, почему теперь отказываетесь? — заискивающе начал Чанакья. — Если мы живы, война ещё не проиграна. Мы соберёмся с силами и нападём снова… И я клянусь, выгода от победы будет и для вас.

— Убей их, — Амбхирадж ребром ладони полоснул по горлу, второй рукой указывая Селевку на Чандрагупту и Чанакью. — Из-за них мы получим только неприятности. Дхана Нанд думает, что они сгорели, и этим двоим, клянусь богами, не стоило воскресать!

Селевк вдруг вытащил из-за спины огромный кнут, предназначенный для укрощения необъезженных коней, и с размаху протянул им Чанакью поперёк туловища.

Ачарья вскричал. Чандрагупта, сам не зная зачем, бросился вперёд:

— Не смейте!!!

При других обстоятельствах он бы ни за что не стал заступаться за человека, по вине которого началась война, погибли двое его друзей, Балдэв, Матсальдэв и несчастный Мартанд, но каким бы ни был Чанакья, Селевк в глазах юноши сейчас выглядел ещё хуже. Чандрагупта попытался ухватиться за кнут, но Селевк рванул рукоять на себя, и парень, упав ничком, проехал по земле, сдирая кожу с лица и рук.

— Сейчас и тебя угощу! — Селевк ударил кнутом по спине лежащего перед ним Чандрагупту, потом снова хлестнул Чанакью… И снова, и снова он бил их по очереди, усиливая удары.

Амбхирадж с нескрываемым удовольствием следил за тем, как македонец мочалит кнут о тех, кого пускать во дворец не стоило. Если бы эти глупцы победили и предложили им с Селевком союз с Магадхой — это одно. Но проиграть две битвы, ввергнув в ярость императора крупнейшего государства — такой провал недопустим. Столь бесполезных существ нечего и держать под своей крышей.

Чандрагупта чувствовал, что с каждым ударом сознание слабеет. А потом пропали звуки и краски, и он погрузился в темноту.

Очнулся он от сильного удара об пол. Приоткрыв глаза, обнаружил, что свет еле мерцает, проникая откуда-то сверху. Вокруг в полутьме, подёрнутой молочной влажной дымкой, стояли люди — кажется, одни мужчины, все разного возраста. Они неуверенно переговаривались между собой. Откуда-то доносился мерный звук капающей воды.