— Чандра, — дрожащими пальцами Чанакья прикоснулся к щеке юноши, очертив овал его лица, но у брамина не осталось сил вымолвить что-то ещё. — Ты для меня как сын. В этом дело.
Рука бессильно упала вниз.
— Да? — тихий, нервный смешок. — Лубдхак тоже иногда называл меня сыном, но при этом лапал, будто вешью. А вчера и вовсе предложил спать с ним… Впрочем, вы ни разу не позволили себе подобного, значит, наверное, хотя бы насчёт этого не лжёте. Теперь я принял решение. У меня есть способ очиститься от грязи, в которую я рухнул. Ничьи руки больше не дотронутся до меня, чтобы никто больше не посмел меня ревновать, вожделеть, использовать. Именно для этого я даю обет брахмачарьи, чтобы покончить с этой стороной жизни навсегда! Я пойду сражаться на вашей стороне. Пусть Дхана Нанд убьёт меня, считая предателем, если ему так угодно. Своими руками! К сожалению, я не принесу вам победы. Зря вы выбрали меня. Я не смогу стать императором, чтобы быть вам полезным. Я буду сражаться с единственной целью: умереть как кшатрий, хоть никогда не был кшатрием, как сейчас выяснилось…
— Нет! — взволновавшись не на шутку, воскликнул Чанакья, перехватив его запястье. — Прекрати! Если ты считаешь меня вторым отцом, то как отец я приказываю: не смей умирать! Я обещаю, что найду для тебя смысл жизни, если ты сам не способен его найти!
На мгновение ачарья показался ему таким искренним… Чандрагупта понял: столь беззащитным, сбросившим все маски, он этого брамина ещё не видел и не увидит впредь. Чанакья — не тот, кто охотно демонстрирует свои слабости. Чандрагупта привычно улыбнулся уголком рта, но прежнего задора в улыбке не было.
— Вы достаточно подробно расписали, в чём заключается ваш смысл жизни. Жаль, но я не могу разделить его с вами. Восхождение на престол по трупам и месть — не моё. Управлять государством, превратившись в манипулятора и развратника — тоже не по мне. Остаётся смерть. Я её достойно приму, ибо подарит мне её тот, кого я люблю, вопреки лжи, разделившей нас. В любом случае лестно знать, что всё это время я был вам так сильно нужен, ачарья. Ведь, получается, что больше никому, кроме вас…
Не договорив, он выдернул руку, развернулся и медленно пошёл обратно к дому Шаткара. Оставшись один, Чанакья прикрыл глаза и тихо прошептал:
— Он мёртв внутри, но я непременно оживлю его душу, чтобы сделать её своей.
Комментарий к Часть 8. “Отеческая любовь” * Парики
====== Часть 9. Отвергнутое извинение ======
— Нынешние переговоры ты должен воспринимать хладнокровно. Как событие, вовсе не связанное с нанесённым тебе оскорблением. Просто сиди, молчи и не беспокойся. Пока я рядом, он не посмеет прикоснуться к тебе. Ты в безопасности, — успокаивал Чанакья Чандрагупту, пока слуга, присланый Селевком, вёл их по коридору в покои наместника. — Стой, тебя же колотит, словно в лихорадке! — заметил Чанакья, бросив быстрый взгляд на своего ученика. — Почему?
— Не желаю его видеть, — Чандрагупта стиснул кулаки. — Мне кажется, как только его увижу, утрачу самообладание и попытаюсь убить.
— Однако придётся сдержаться, — строго заметил Чанакья и смягчившимся тоном добавил. — Предложение насчёт знакомства с Амбхикумаром ещё в силе. Я могу отвести тебя вечером в его покои и оставить вас наедине. Парень не причинит тебе вреда, ибо невинен. Лишь от тебя будет зависеть, что дальше случится между вами.
— Нет, — резко оборвал его Чандрагупта. — С меня и Селевка довольно. Больше ни с кем встречаться не собираюсь!
— Жаль, — недовольно поджал губы Чанакья. — Когда-нибудь ты крепко пожалеешь об упущенной возможности.
Он сдержался, хотя рука сама собой легла на рукоять кинжала, прикреплённого к поясу, и так и не отпускала её до конца беседы. Селевк, одетый в ослепительно-белую тунику, отпустил слуг и сам предлагал ему и Чанакье свежий сыр, мягкий хлеб, фрукты и вино. Чандрагупта вежливо от угощений отказался. Вместо него три чаши вина залпом и до дна пришлось выпить ачарье, чтобы не обидеть хозяина.
— Луноликий, ты впечатлил меня, — вдруг широко усмехнулся раскрасневшийся македонец, бросая откровенно голодный взгляд на Чандрагупту. — Я бы нанял тебя своим телохранителем. Или кем ты раньше был? Пойдёшь ко мне служить, раз уж Дхана Нанд обошёлся с тобой столь несправедливо?
Будто ужаленный змеёй, Чандрагупта вскочил с места, но тут же сел обратно, перехватив предупреждающий взгляд Чанакьи.
— Прошу прощения, вынужден отказаться, — процедил он сквозь зубы.
Смиренный тон не слишком убедительно вышел, но радовало то, что он удержал собственную руку и не метнул в Селевка кинжал.
— Досадно, — наместник вздохнул. — Я бы мог оскорбиться за то, что ты не принял моё гостеприимство и ведёшь себя дерзко, но… буду снисходителен, — он весело подмигнул Чандрагупте.
Тот снова вспыхнул и хотел вскочить, но сдержался. Ладонь, стискивавшая оружие, стала влажной.
— Значит, вам нужны мои воины? — Селевк начал неторопливо прохаживаться по комнате. — Так и быть. Благодаря заслугам этого юноши, — наместник снова одарил Чандрагупту двусмысленной улыбкой, — я даю вам три тысячи кшатриев. Надеюсь, хватит? Разумеется, вам придётся где-то отыскать ещё двести девяносто семь тысяч хороших воинов, чтобы впечатлить Дхана Нанда, — рассмеялся он, — однако я не хочу упустить шанс подложить острую колючку, которая вопьётся в ногу ненавистного мне слона.
Чандрагупту передёрнуло.
— Кто ещё идёт с вами? — продолжал интересоваться Селевк, прихлёбывая вино.
— Кшатрии, которых мне удалось спасти, устранив Патанраджа — управляющего золотыми рудниками, — признался Чанакья. — Махарадж Ассаки тоже окажет посильную помощь. Тридцать корзин со спелыми манго, и он переметнулся к нам.
— Где же вы взяли столько манго, ачарья? — поразился Чандрагупта.
— Позаимствовал. Стхулбхадра, Индраджалик и Дхумкету опустошили деревья в одной из деревень. Кстати, я не ожидал, что упитанный юнец с большим животом так ловко лазает по веткам.
— Погодите! Вы приказали моим друзьям украсть фрукты у фермеров Магадхи? — ахнул Чандрагупта. — Вы? Тот самый брамин, борющийся с несправедливостью и высокими налогами?
— А что оставалось делать? У Шаткара много уток и овец, но манговых деревьев нет. А махараджу Ассаки потребовались именно манго.
— Но простые люди ограблены! — напомнил Чандрагупта. — Те самые, за счастье которых вы обещали бороться!
— Пострадавшие получат щедрое вознаграждение после нашей победы, — странным дребезжащим голосом произнёс Чанакья, а потом они вдвоём с Селевком прыснули со смеху.
Чандрагупта смотрел на их пьяное веселье и понимал, как сильно сожалеет о том, что вернулся к Чанакье. «Надо было собраться с духом и прыгнуть в Гангу», — с горечью подумал он.
Уснуть не получалось. Устав бесполезно вертеться с боку на бок, Чандрагупта вышел из опочивальни в коридор. Сделав всего несколько шагов, он столкнулся с Селевком.
— Не спится? — хрипловатым голосом спросил македонец, широко расставив ноги и перегородив ему путь.
Наместник выглядел неестественно. Речь его звучала совершенно спокойно, но в глазах мелькал опасный огонёк, словно у тигра, затаившегося в кустах в ожидании добычи. Чандра невольно отшатнулся, когда рука Селевка вдруг потянулась к его плечу.
— Не бойся, не обижу, — он опустил ладонь, так и не коснувшись плеча юноши. — Я ждал. Надеялся, что ты выйдешь, и мне повезло. Я потребовал у Чанакьи твоего присутствия, потому что мне захотелось сказать кое-что с глазу на глаз… Прости. Я сожалею о случившемся. Хотел насолить Дхана Нанду, но не собирался тебя трогать. Надо было, чтоб этот самодовольный носорог рассвирепел, а вышло отвратительно. Я виноват перед тобой, парень.
Чандрагупта покачнулся. Такого он не ожидал. Зачем этот человек, разрушивший его жизнь, просит прощения? И как вообще такое можно простить?
Он молчал, а Селевк сбивчиво заговорил снова:
— Словно помрачение нашло… Знаешь, на самом деле я вовсе не груб с мужчинами, дарящими мне наслаждение, а ты подарил мне столько блаженства, как никто другой за всю мою жизнь. Афродитой клянусь! Я сожалею, что был безжалостен и причинил тебе боль. Сожалею, что тебе пришлось слушать мою грязную брань. Это со мной случается редко. Я не настолько мерзок, как тебе кажется. Правда, давай, теперь, когда я извинился, переходи ко мне. Бросай Чанакью! Вот он — воистину ужасен. С таким, как он, нельзя быть рядом.