И вот в этом-то дворе заправлял всем злой и хитрый пёс по имени Чёрт, своевольный и очень умный. Он рычал на проходивших мимо, а если был в особо плохом настроении, мог и укусить. Особенно не любил почему-то наших слесарей, которым приходилось спускаться для ремонтных работ в подвал пристройки особняка.

Еще там жила со своим выводком старая сука Чуня. Она была не такая злая, но вместе со своим дружком Чёртом тоже чувствовала себя хозяйкой двора и могла присоединиться к его лаю для устрашения чужаков.

Словом, собачье царство. А интеллигентные геологи их подкармливали и считали как бы неотъемлемой частью дворянской усадьбы. За что псы снисходительно терпели геологов.

И когда Чёрт, находясь однажды в особо зловредном расположении духа, изрядно покусал слесарей, мне пришлось вызвать бригаду по усыплению собак.

Уж не знаю как, но Чёрт каким-то неведомым путем учуял опасность ещё до приезда бригады и исчез в длинных коридорах пристройки с утра на весь день. Сколько его ни звали, ни выманивали, он, обычно не покидавший своих дворовых владений, затаился, – и ни звука.

А вот Чуня оказалась простодушной, и за ней началась погоня по всему двору вызванной бригадой. Поднялся шум, крик загонщиков, и обезумевшая Чуня бросилась наверх на чердак пристройки к своему выводку, откуда ее не так просто было достать.

А Чёрт как в воду канул.

На поимку Чуни пошёл начальник бригады, весьма интеллигентный молодой человек в очках, – чем только не приходилось заниматься интеллигентам в лихие девяностые, – и на некоторое время он скрылся в подъезде пристройки.

На шум и крик выскочили мужчины-геологи, и тут началось!

Узнав, что пошли усыплять Чуню, они набросились на нас, извергов.

За короткий период, пока на чердаке гонялись за Чуней, мы узнали о себе много интересного.

Мы, работники ГРЭП'а, известные негодяи, чего от нас ждать. Люди грубые, бездушные, поголовные взяточники, бездельники, неизвестно, какая от нас польза, сплошная серость и бескультурье. Откуда нам понять преданную собачью душу, да нам вообще никто из животных не нужен. А ведь Чуню любит и кормит вся геологическая братия. Что она вам плохого сделала?

Хор негодования шел по нарастающей, и к первым негодующим присоединялись их коллеги, коих становилось изрядное число.

Посыпались предложения спасти Чуню от этих варваров. Было решено взять ее к одному из геологов на дачу. Идея получила горячее одобрение, и от меня в категорической форме потребовали прекратить убийство пока не поздно.

Я ничего не имела против Чуниной дачной жизни и уже ринулась к подъезду.

Как оказалось, было, действительно, совсем не поздно, потому что выскочивший с чердака начальник бригады с ужасом сообщил: без спецсредств к Чуне подойти невозможно, т.к. она вся покрыта чесоткой и очень-очень заразна.

Известие оказалось неожиданностью для защитников Чуни и погрузило благородное общество в полную немоту. После непродолжительной паузы возмущенные возгласы возобновились, но уже вразнобой и больше по инерции. Их громкость и частота резко пошли на убыль.

Как-то само собой толпа стала постепенно редеть, и каждый покидающий ее почёл своим долгом пробормотать что-то о негуманности человечества, но уже не таким возмущенным голосом и совсем не так адресно как ранее.

О Чуне уже никто не вспоминал, а разговора о даче как бы и вовсе не было.

Когда все сострадательные стеснительно растворились за тяжёлыми дверями особняка, наша грязная работа продолжилась, и бедная душа Чуни с помощью инъекции отошла в мир иной.

А хитрый Чёрт остался жить, но с этих пор присмирел.

Супруги Туляевы были очень любопытной парой.

Они приехали в Москву из Керчи, потому что надо было поддержать дочь, поступившую сначала в Мерзляковское училище, а потом и в Консерваторию по классу скрипки.

В Керчи Юля выиграла огромный конкурс в московское училище, а денег не было.

Вот родители и взялись за лопату и метлу.

В прошлом Рудольф Аркадьевич был первым электромехаником международного судна, а Галина Николаевна – преподавателем математики.

Энергичная Галина первое время по ночам продавала хлеб на вокзалах.

Муж взял фамилию жены. Я никогда не спрашивала, почему. Но однажды, забыв у меня на столе медицинскую справку дочери, она вернулась и незаметно её забрала.

Если бы не этот осторожный жест, я бы никогда не узнала фамилии её мужа – Клейман.

Откуда мне было знать, чья справка забыта на моём столе – народу всегда приходило много.

То ли еврейская, то ли немецкая текла кровь в его жилах.

У нас по известным причинам лучше не иметь таких фамилий.

С фотографии, где Рудольф молодой, смотрит удивительно симпатичное лицо с проницательным взглядом, высоким лбом и толстыми чувственными губами. Такие лица в моё время ещё встречались где-нибудь на математических или других естественных факультетах. Однажды он спокойно наметил решение в шутку брошенной мною задачки. Я спросила Галину, где она нашла такого умницу.

И Галя в свойственной ей непосредственной манере ответила: «Ой, да о чём вы говорите? Видели бы, какие за мной ухаживали! У меня ещё лучше был. Знаете, что его ни спрошу, тут же расщёлкивает. Но как-то не сложилось. Я была такая весёлая».

Тараторила она всегда безумолку.

Насчёт веселья не очень верилось, но зато живой, непоседливой, суетливой и болтливой, хотя и беззлобной – это точно.

Они оба были работягами. За что бы Рудольф ни брался, всё у него получалось. В нём всё время пульсировала творческая жилка. Очень быстро его пристанище обросло отреставрированной мебелью, столами, кроватями и прочими нужными в хозяйстве предметами. Найдя на помойке сломанный электродвигатель, он его починил и приспособил для электропилы.

Через некоторое время Рудольф с Галиной купили фотоаппарат поляроид, потом видеокамеру и устроили моей семье видеосессию. Теперь эти бесценные и единственные видеовоспоминания хранятся у меня дома. Всё это они приобрели, подрабатывая дополнительно в свободное от основной работы время.

Всегда безотказные, готовые прийти на помощь, они чрезвычайно помогали мне. Я это ценила, начальство – нет. Казалось, делалось всё, чтобы подавить творческую самостоятельность моих помощников. Из какой-то глупой бабьей зависти, что ли.

Обнаружив неубранный снег на участке Рудольфа, что для него было редкостью, начальница устроило и ему, и мне скандал, нарочито не поверив, что человек лежал с температурой в сорок градусов. Пришлось Галине и Рудольфу, находившемуся в лихорадочном состоянии, отправиться в поликлинику, чтобы сунуть начальнице в нос заключение врача.

Неубранный участок пьяницы Ткачук почему-то не вызывал подобных скандалов. Возможно по причине её родственных связей с начальником милиции.

Ни с того, ни с сего на собрании высмеяли Рудольфа за то, что он помог прикатить мне бочку краски для контейнеров. Хотя это дало возможность моим дворникам вовремя привести их в порядок. А через день проезжавшая с инспекцией комиссия из ДЕЗ'а выставила акты за непокрашенные контейнера всем, кроме нас. Неполадки на других участках начальство молча проглотило, как бы не заметив.

Вообще, иногда казалось, что хорошо выполненная работа – не основной принцип построения вертикали власти в жилищно– коммунальном хозяйстве. Иначе там давно наступил бы порядок.

Чаще реализовывался другой принцип – не дай бог проявить инициативу, бОльшую, чем разрешает начальство, ибо надо оставлять такую прореху, чтобы было, за что ругать. А иначе, какой же ты начальник?

Точно как у Бориса Слуцкого:

Никоторого самотёка!

Начинается суматоха.

В этом хаосе есть закон.

Есть порядок в этом борделе.

В самом деле, на самом деле

он действительно нам знаком.

Паникуется, как положено,

разворовывают, как велят,

обижают, но по-хорошему,