В ответ на мой смех Дым заулыбался и сделал несколько кадров, после чего подцепил вилкой кусочек шоколадного суфле и всё-таки накормил меня. Пирожные, кстати, оказались очень вкусными.

Потом мы сдвинули стулья и сидели, прижимаясь плечами. Слушали музыку, взяв по одному наушнику. Непривычные для меня электронные ритмы действовали расслабляюще. Мы рассматривали то, что Дым успел наснимать за сегодня: пятачки новорожденных берёзовых листьев, охапки хризантем в цветочном бутике, розовощёкого малыша в ярком комбинезоне, хохочущего посреди лужи. И меня. Я выглядела немного смущённой и по-настоящему счастливой.

– Ну, всё ещё считаешь себя нефотогеничной? – спросил Дым.

Я повернулась к нему, чтобы ответить, и мы соприкоснулись носами. Дым придвинулся ещё ближе и стал меня целовать. Мне показалось, что все посетители кафе в этот миг подскочили к стеклянным дверям и смотрят на нас. Он отодвинулся, удивлённо вскинув бровь:

– Ты чего?

– Мы же не одни, – запинаясь от смущения, выговорила я.

Демьян обвёл балкон удивлённым взглядом.

– Одни.

– Ну… – я оглянулась на двери.

Дым расхохотался.

– Какая ты ещё маленькая, оказывается!

Домой он отвёз меня на такси. Город в свете вечерних огней проплывал за стеклом. По радио звучала незнакомая убаюкивающая мелодия без слов. Горячая ладонь Дыма согревала мои пальцы. Было так хорошо, что хотелось уткнуться ему в плечо, закрыть глаза и ехать вечно.

– Кстати, Виталик предлагает прогуляться вместе. Позовёшь свою подругу? Он на неё запал, а сам пригласить стесняется. Можем в боулинг сыграть…

Егор щёлкнул пальцами перед моим носом.

– Эй, ты уснула? Дождь кончился. Погнали.

Он выкатил мотоцикл с раскисшей грунтовки на убитый асфальт, и вскоре мы ехали по знакомым улицам Чернышёвки. Местные дворняги встречали нас беззлобным тявканьем.

До шестого класса я часто проводила здесь каникулы. Потом мама устроилась в филиал крупной австрийской фирмы, и мы смогли отдыхать за границей. А в конце лета я обычно отправлялась в лагерь «Серебряный бор». Там было круто: бассейн, современный ремонт в корпусах, классная аппаратура в танцзале. Вожатые выкладывались на все сто, придумывая для нас бесконечные конкурсы, викторины и всякие развлечения. Так что по деревне я не скучала.

Бабушкин дом из красного кирпича потемнел от дождя. Перед окнами большой куст сирени ронял капли с глянцевых листьев.

У калитки в зелёном штакетнике Егор затормозил.

– Запиши телефон, – сказал он, забирая шлем. – Если опять захочешь покататься, лучше позвони мне, чем ловить машину на трассе. Ну и вообще, можем сгонять на речку или ещё куда-нибудь.

Уверенная, что не позвоню, я всё-таки сохранила номер.

Едва я стукнула калиткой, бабушка выбежала навстречу.

– Ясонька! Ну, слава Богу! – В её командном голосе проскальзывали жалобные нотки. – Ходила встречать на остановку, автобус приехал, а тебя нет. И телефон не доступен. Гроза, ливень! Мама звонила, сказала, ты в каком-то сарае. Ну что за безобразие?!

Ба спустилась с крыльца и крепко обняла меня. От неё уютно пахло выпечкой и сладковатой парфюмерной водой.

– Всё нормально. – Я высвободилась из объятий. Ба была ни в чём не виновата, но я не могла притворяться, что рада приезду. – Долго в пробке простояли.

– Как же ты добралась?

– С местными. Всё, Ба. Пойдём.

– Дай хоть разгляжу тебя. Совсем взрослая стала! Красавица!

Ветер безжалостно потрепал бабушкины любимые пионы, погнул стебли и сбил цветы. Мы шли к крыльцу по нежно-розовым лепесткам, вминая их в старый гравий. Но Ба, занятая хлопотами вокруг меня, даже не охнула о разорённом цветнике.

Я поселилась в неотапливаемой пристройке, которую Ба называла летником. Бледно-голубые стены, письменный стол у окна, узкая кровать, комод и над ним – прабабкино зеркало в деревянной раме. Едва уловимо пахло ромашкой и мятой.

– Мама в твоём возрасте любила здесь ночевать, её книжки, тетрадки так в тумбочке и лежат. – Ба обвела взглядом узкую комнатушку. – В комоде нижние ящики пустые, можешь свои вещи туда убрать.

Она думает, я останусь на всё лето. Мрак. Я тупо смотрела в окно, занавешенное тюлевой шторкой.

– Ясонька, да что с тобой?

– Домой хочу, Ба! Мне тут нечего делать! Ты привыкла, у тебя знакомые, грядки, сериалы, а у меня вся жизнь в городе!

Ба вздохнула, погладила по спине и ушла. Наверное, она не хотела моего заточения в деревне, просто не стала спорить с мамой. А может быть, тоже считала, что мне надо держаться подальше от Дыма.

Я смахнула слезинку и вытащила смартфон. Сигнал сети оказался слабым. Набрала Дыму, он не ответил. Злится, что я уехала, вот и не берёт трубку. Можно подумать, у меня был выбор!

Мы с Дымом встречались несколько раз в неделю, гуляли вдвоём или вместе с Даринкой и Виталиком. Иногда заходили в кино или боулинг, пили кофе с пирожными в кафешках, но чаще свидание превращалось в гонку или приключение. То мы мчались снимать какой-то невероятный закат над Волгой, то спешили на выставку современного искусства, то ехали через весь город смотреть крутое граффити, пока его не закрасили.

Однажды мы несколько кварталов крались за двухметровым стариком с длинной белоснежной бородой и тростью.

Дым увидел его выходящим из художественной школы, и тут же «встал в стойку», как почуявший дичь охотничий пёс. Азартно подмигнул мне:

– Это Дед Мороз, сейчас мы узнаем, где он проводит отпуск, и кем ему реально приходится Снегурочка.

Он нацелился «Никоном» на деда, но тот свернул к пешеходному переходу.

– За ним! – скомандовал Дым, и мы рванули следом.

Путь нам преградил огромный «банан» с пачкой флаеров. Дым пихнул его в мягкий бок:

– Отвали!

«Банан» неуклюже опрокинулся в щель между скамейкой и урной. Заругался ломким подростковым голосом и беспомощно задрыгал ногами в больших жёлтых ботинках. Я кинулась на выручку.

– Ясик! – с досадой окликнул Дым. – Упустим!

Кое-как поставив «банан» на ноги, я помчалась к нему прямо по газону.

Демьян вцепился в мою ладонь и потащил через дорогу, хотя светофор уже мигал. Могучий дед мелькал на другой стороне, грозя слиться с толпой, высыпавшей в час-пик на улицу. Едва мы заскочили на тротуар, за спиной, взвыв сигналом, промчалась машина. Поток тёплого воздуха от неё толкнул в ноги, и я взвизгнула. Дым обернулся, быстрым взглядом оценил ситуацию и потянул дальше.

Мы догнали Мороза во дворе панельной пятиэтажки. Кадр со спины Дыма не устраивал, и он, рискуя огрести от старика, обогнал его и сфотографировал. Дед угрожающе вскинул трость. Дым отпрянул и немного отбежал. Я растерялась: кинуться следом или не выдавать себя? И неожиданно, сама не поняла, как это вышло, шагнула к старику.

– Извините, мы не хотели ничего плохого. Просто мой друг фотограф, а у вас очень колоритная внешность.

Можно было ждать какой угодно реакции от полного непонимания до тупой агрессии, но старик зычно расхохотался и махнул на нас рукой.

Я выдохнула и помчалась к Дыму.

– А я думал, ты трусиха! – заулыбался он.

Я оглянулась на старика, но его уже нигде не было.

– Дед Мороз не может быть злым, так?

Дым засмеялся и чмокнул меня в нос.

Мы уселись на скамейку у подъезда, чтобы передохнуть и рассмотреть отснятые кадры. Портреты Деда Мороза получились впечатляющими: одни полные спокойного достоинства, вторые – негодования и угрозы.

Спинка скамьи плавно изгибалась, было очень удобно сидеть, откинув голову. В синем небе носились голуби. Искорка самолёта чертила белоснежный тающий след.

– С тобой так хорошо, – тихо сказал Дым, будто озвучивая мои мысли. Переплёл наши пальцы и прижал к груди. Сквозь толстовку чувствовалось его тепло. – Кажется, что можно часами сидеть и смотреть на небо. Или снимать сутки напролёт. И вообще, всю жизнь делать, что хочешь сам.