– А почему нет? Кто тебя может заставить заниматься тем, чем ты не хочешь? Скоро окончишь школу, и будешь свободен.

– Ха! – резко выдохнул он и отпустил мою руку. – Малыш, в жизни так не бывает.

Я подняла голову со спинки и посмотрела на него. Расслабленное выражение лица сменилось жёстким прищуром карих глаз и сжатыми губами. Дым встал:

– Всё, пошли.

Часами сидеть и смотреть на небо он просто не умел.

Как-то раз Дым пытался снимать меня в кафе на фоне заплаканного дождём окна. За стеклом виднелась узкая пешеходная улочка и мокрый куст черемухи, весь в цвету. Изредка мелькали нахохлившиеся под зонтами прохожие. Зонты почему-то были сплошь чёрные и серые.

Дым злился: свет падал не так, я смотрела не туда. Официантка появлялась в самый неподходящий момент и строила ему глазки.

Один наушник торчал у Демьяна в ухе, второй валялся на столе, и из него довольно громко доносились бешеные электронные ритмы.

– Давай, взгляд в камеру, пристальный…

Я покорно уставилась в зрачок объектива.

– Ну что ты смотришь, как овечка?! Ясик! Покажи характер!

– Да нет у меня характера! – огрызнулась я.

Несколько секунд мы сердито таращились друг на друга. Потом Дым выдохнул:

– Ладно, прости, – закрыл объектив крышкой и отложил фотоаппарат. С извиняющимся видом поцеловал меня в висок и сел на диванчик вполоборота к окну.

Я взяла свою чашку с зелёным чаем и только успела сделать глоток, как Дым, схватив «Никон» выскочил из-за столика. Я видела в окно, как он выбежал под дождь навстречу девушке в голубом плаще и с ярко-жёлтым зонтом. Незнакомка испуганно отступила. Дым, прикрывая полой куртки фотик, что-то говорил. Выслушав, девушка кивнула и, положив стержень зонта на плечо, встала под цветущей черёмухой. Она позировала, вся такая ясно-солнечная среди непогоды! Держа ладонь козырьком над объективом, Дым снимал и снимал её. Наконец он снова спрятал «Никон» под куртку, достал телефон и подошёл почти вплотную к своей модели. Та кокетливо заулыбалась. Я отпрянуа от окна и залпом допила остывший чай.

Демьян вернулся, стряхивая капли с длинной чёлки, и вручил мне раздобытую где-то пунцовую розу:

– Не злись, Принцесса, просто она со своим зонтом чётко вписывалась в пейзаж! – Лисьи глаза сияли.

– И поэтому вы обменялись телефонами, – не сдержалась я.

– Она согласилась позировать только если получит снимки! – Дым резко придвинулся ко мне и, глядя прямо в глаза, прошептал: – Ух, как ты мне нравишься, когда ревнуешь! А говорила, нет характера!

– Я не ревную! – возмутилась я, но он тут же закрыл мне рот поцелуем.

С «Никоном» Дым не расставался. Постоянно фотал и, разглядывая отснятое, то удовлетворённо улыбался: «Чётко!», то ворчал: «Опять мыло!», злился, удалял и снова щёлкал. Когда получал особенно удачные кадры, глаза радостно сияли, а в каждом движении сквозила такая мощная энергетика, что все, кто был рядом, не могли сдержать улыбки. Даже Даринка, которая со временем почему-то стала относиться к Дыму настороженно.

Иногда меня бесила его увлечённость. Если Дым замечал, откладывал на время фотик и обнимал меня.

– Не злись. Просто это единственное, что я умею делать нормально.

Несмотря на одиннадцатый класс, учёбой, Дым, похоже, вообще не заморачивался. Судя по разговорам, письменную домашку часто скатывал у Виталика, устные запоминал с урока. Я как-то спросила:

– А ты не боишься не сдать ЕГЭ?

– Пусть отец боится. Он оторвёт мне голову, если не сдам, зато на юрфак без башки уж точно не возьмут.

Я вспомнила, как мобильник Дыма несколько раз взрывался барабанной дробью. «Отец», – хмурился Дым. Если он отвечал, не успев отойти, было слышно, как мужской голос раздражённо отчитывает его за то, что снова гуляет и бездельничает.

– Для папочки мои фотки – баловство, поэтому либо я поступаю на юрфак, либо он меня выгоняет из дома, и дальше на жизнь я зарабатываю сам. Я ещё не решил, что лучше.

Дым мог позвонить в начале дня:

– Видела, какая погода? А ты в классе киснешь! Поехали в парк.

И я покорно сбегала из школы, забыв о контрольной по геометрии или лабораторке по химии. Потом приходилось оставаться после уроков, чтобы всё наверстать, зато у Дыма не было повода считать меня заучкой.

Классная однажды сказала:

– Ярослава, что с тобой происходит? Я понимаю, весна, и вам не до учёбы, но надо же как-то закончить год.

– Высоковой уж точно не до уроков, – подал голос кто-то из девчонок. – Она себе та-а-акого мальчика отхватила!

– Какого «такого»? – Милка Корнеева обернулась с передней парты и уставилась на меня. Мы с Даринкой переглянулись.

– Так! Мальчиков будете после уроков обсуждать! – классная сердито хлопнула ладонью по столу. – Надеюсь, Ярослава, ты за каникулы нагуляешься и в новом учебном году будешь заниматься, как раньше.

Я не сдержала улыбку. Училка, наверняка, приняла это за согласие исправиться, но я думала только о том, что скоро лето. Целое лето! Вереница бесконечных дней и вечеров, и свобода. Свобода!

После урока одноклассницы слетелись ко мне стайкой трескучих сорок, требуя подробностей про нас с Демьяном. Я не привыкла быть в центре внимания и сначала смущённо выдавливала что-то вроде «Это друг, мы недавно познакомились». Но девчонки тут же забросали меня вопросами, пришлось признаться, что мы встречаемся. Это разом подняло мой рейтинг в классе. Все мои фотки, сделанные Дымом, тут же залайкали и написали кучу комментов, не забыв похвалить фотографа.

В воскресенье мы вчетвером собирались пойти в парк погулять и покататься на роликах. Утром солнце заливало мою комнату. В приоткрытое окно влетали свежий ветерок и радостные вопли с детской площадки. Всё предвещало скорое лето, и настроение было прекрасным.

От соседей доносилась незамысловатая мелодия без слов. Я красила ресницы и тихонько подпевала, когда мама стукнула в дверь и встала на пороге.

– Яся, ты уходишь?

– Да, договорились с Даринкой съездить в парк.

Наши взгляды встретились в зеркале. На мгновенье показалось, что на меня смотрят мои глаза из будущего, такие же зеленовато-голубые, но с отпечатками прожитых лет в виде теней и мелких морщинок. Мама нахмурилась:

– Я вчера встретила Анну Александровну. Она сказала, ты не учишь уроки и вообще… витаешь в облаках.

От неожиданности рука дрогнула, и кисточка туши чиркнула по коже. Я макнула ватную палочку в мицеллярку и усердно стирала кляксу с века.

– Ну так что? – поторопила мама.

– Исправлюсь, – покладисто пообещала я. – Всё равно скоро каникулы, а с первого сентября начну зубрить день и ночь.

– Ещё бы! Выпускной класс, – Мама взяла расчёску и поправила без того безупречное каштановое каре. Несмотря на выходной, она была с макияжем и в деловом костюме. – Вот уж не думала, что у тебя будут проблемы с учёбой.

– Да нет никаких проблем! Ну, плохо подготовилась пару раз. Просто устала. – Я торопливо собрала рассыпанные по комоду кисточки и тюбики в косметичку. – Другие вообще не учатся.

– При чём тут другие? Меня волнуешь ты! – Мама положила мои волосы на ладонь и очень ласково, как в детстве, провела по ним расчёской: – Яся, ты влюбилась?

– Мама!

– Что? Думаешь, я не вижу, как ты красоту наводишь, чтобы «пойти заниматься к Даринке»? – передразнила меня она, с деланной наивностью похлопав ресницами. – Или не слышу, что тебе сообщения сыплются, как из рога изобилия?

Действительно, по вечерам, мы с Демьяном подолгу переписывались.

Я повернулась и присела на краешек стола. Вызов в голосе прозвучал помимо моей воли:

– Будешь ругаться?

Почему-то мне казалось, что она против моих отношений с любым парнем: «О мальчиках думать рано, Ярослава. Сейчас ты должна учиться».

Она засмеялась:

– Ну, конечно, буду, если ты выбрала бандита, наркомана или, не знаю, моего ровесника.