После вскользь брошенного взгляда на ее шею, он неопределенно пожимает плечами.

— Ты его обронила.

— А где?

— Да не знаю я! — откуда не возьмись в нем вспыхивает злость, и Якумо опрокидывает в себя порцию бренди размером в парочку черпаков. Она не успевает опомниться, как бутылка кончилась, но сказанные слова остались висеть в воздухе.

Пожалуй, она переборщила с допросом. Откуда он должен это знать? Скорее всего в тот момент его рядом попросту не было, иначе бы он непременно ей все рассказал. Ведь он ничего от нее не утаивал. Никогда не утаивал…

Якумо вздрагивает, когда она трогает его за руку, соскребающую этикетку с бутылки.

— Спасибо, Якумо. Спасибо за то, что вернул мне Оливера.

При виде ее ласковой улыбки Якумо немного приободряется, но ясно, что чувствует себя отвратительно. Неудивительно! От такой лошадиной дозы спиртного даже чертям тошно станет. Одно радовало: лыко пока вяжет. Пожалуй, если постарается, у него еще хватит сил на то, чтобы потащиться за добавкой.

Отвечая взаимной улыбкой, Якумо поначалу нерешительно, но потом, словно поняв бессмысленность ненужной скромности, уже увереннее обнимает ее руку своей ладонью и гладит большим пальцем ее кожу, совсем незамысловатым движением взад-вперед. Как это расслабляет. Его ладонь плотная и теплая. Не хочется, чтобы Якумо останавливался, но у него, кажется, возникают свои причины, чтобы прекратить. Чувство уюта и безопасности тает как дым. За приятными ощущениями Вивьен и не заметила, что закрыла глаза. Якумо не оглядывается, зато она смотрит на него не отрываясь. И видит, что его мысли далеко не с ней.

— Якумо, ты в порядке?

От удивления Якумо на секунду даже забывает, как правильно дышать, но поспешно приходит в себя. Меняется в лице и склоняет голову, нервно массируя шею рукой, которой недавно обнимал ее пальцы.

— Да… Да, я в порядке. Как обычно, — отмахивается он. — Просто задумался кое над чем.

— Над чем же?

— Ну… почему из всех, кто был в твоей жизни, ты вспомнила только меня?

И правда, почему… Она задавалась этим вопросом и раньше.

— Что, я настолько неотразим и незабываем?

Шутка ее только расстраивает.

— Честно, Якумо, не знаю, почему.

Якумо закатывает глаза и вздыхает.

— Тю… Сразу вот так сдаешься, даже не попробовав раскинуть мозгами?

Если бы он знал, сколько раз она задумывалась об этом после воскрешения. Сто раз? Триста? Тысячу? Никаких пальцев не хватит пересчитать. И всегда на ум приходило одно и то же: разве могло случиться иначе? Она не могла не вспомнить его. Словно это было просто. Как будто они всегда были вместе. Вивьен и Якумо. Одно имя не может существовать без другого.

— Ну вспомнила и вспомнила. Какая разница? — шепчет она.

Якумо пристально вглядывается в ее лицо. В его глазах, полных странного золотого блеска, просьбы столько же много, сколько в голосе:

— Пожалуйста, подумай хорошенько: почему именно я?

Она не называет настоящую причину, но говорит правду. Правду, которая смахивает на окончательное поражение и трусость.

— Помнишь, как ты говорил мне о своих друзьях? Как они тебе важны и что ради них ты готов рискнуть всем? — Якумо смотрит на нее с необъяснимой тревогой. — Ты мне очень важен, Якумо. Чтобы я, в конце концов, без тебя делала? Ты рядом, даже когда я делаю вид, что не хочу этого… Мы вместе через столько прошли… Я не могу найти ни одной причины, почему я не должна была тебя вспоминать… ведь ты мой единственный… самый близкий друг…

Вивьен совершенно теряется в словах. В придачу, его рука так крепко сжимает ее запястье. Эта настойчивость слегка пугает ее, но, с другой стороны, она сама чувствует, как сильно хочет дать ему понять, что боится остаться без него в этом мире.

Средь наступившей оглушающей тишины вдруг жутко гремит гром. Сколько же они тут просидели, если девственно чистое, нетронутое небо давно заволокло грозовыми тучами? Огненные зигзаги молнии вдалеке прорезают небо. Один… Два… Три… И снова раскатистый рев поражает в самое сердце. Значит, ненастье слишком близко, всего-то в трех километрах… Едва она успевает подумать об этом, как стал накрапывать дождь, смывая тепло чужой руки.

— Пора спать, — говорит она, вставая из-за стола. — Давай уберем все завтра.

— Завтра так завтра.

Ей совсем не хочется его покидать, но выбора нет. Впрочем, зря она поспешила. Резвость в ногах откликается прямо в голову. Вспоминания о количестве выпитого накатывают со всей силой. Она чувствует головокружение и тошноту.

Но это не мешает услышать, как за спиной скрипят ножки стула.

— Я провожу тебя до комнаты.

Находится тысяча и одна причина для отказа, однако они все меркнут после очередного шага. Вивьен молча кивает. Лицо у нее сейчас, должно быть, зеленое и вялое, раз Якумо, не раздумывая, легонько удерживает ее за спину, когда они переступают порог террасы. Она не возражает: идти и вправду получается плохо.

Внутри базы густится мягкий полумрак и слышится тиканье старых часов, перебивающих дождь. Сзади, в спину, через распахнутую дверь идет тепло от камина, горящего в холле. Вивьен пытается напустить на себя важный вид, хотя Якумо непросто сбить столку. Он обрывает взмахом руки любой намек на возражение и не отпускает ее.

До тех пор пока перед глазами не мелькает знакомая дверь в ее комнату, никто из них не говорит ни слова.

— Вот… мы пришли.

— Ага, — только и отвечает она.

Один взгляд на него, и снова возникает чувство непонятной неловкости. В голове туман от выпитого чуть отступает, и теперь Вивьен чувствует, как медленно подкрадывается сонливость.

— Ты справишься там… со всем? — спрашивает он, запинаясь. — Помощь не нужна? Как ты себя чувствуешь?

— Уже получше. Хотя бы голова больше не раскалывается. Готова отправляться на вылазку в пещеры.

— Дай мне пару минут, захвачу вуаль, и сразу же выдвигаемся. Если ты мне не откажешь в этот раз, — лукаво подмигивает Якумо.

Как ни странно, это здорово утешает. И так всякий раз, когда он пытается составить ей компанию в исследованиях и вылазках — с тех самых пор, как Вивьен возродилась. Она постоянно отказывала, хоть и понимала, что вместе, во-первых, веселее, а во-вторых, куда безопаснее и больше шансов вернуться на базу невредимым. Пожалуй, в последние дни Вивьен почти уж смирилась с тем, что Якумо, получив с десяток отказов, разочаруется, а то и возненавидит ее за упрямство, и перестанет предлагать себя в качестве компаньона, но он словно не хотел сдаваться, упорно продолжая настаивать на своей помощи. Всегда.

Она набирает в грудь воздуха и говорит, выдыхая:

— До завтра.

Вивьен разворачивается к двери и тянется к холодной высеребренной ручке. Может, оно и к лучшему, думает она, только вдруг в голове все путается, едва ее руку захватывают в плен ловкие пальцы. Все в шрамах, как у нее, но крепкие и умелые. Пальцы, которым можно довериться.

— Вив, — зовет Якумо. Его дыхание щекочет ей ухо, и двусмысленная ситуация вновь заставляет нервничать.

Вивьен оборачивается слишком осторожно, поднимает глаза — и вот он, стоит близко-близко, внимательно смотрит, напряженно прикусывая нижнюю губу. Он выглядит взволнованным, его грудь учащенно вздымается и опускается. От тела пахнет выпечкой — вкусной, сладкой — и чем-то еще. Миндальный ликер!.. Якумо любил поливать миндальным ликером приготовленные им кексы. Возможно, у нее совсем ум за разум зашел, раз мерещатся потусторонние запахи. Сегодня он ведь даже не заходил на кухню…

— Вив… — с надрывом повторяет Якумо, будто бы еле сдерживается.

— Да?

— Я… хотел… я хотел… — воздух между ними теплеет еще больше. Вивьен старается сфокусировать взгляд на его глазах, но то и дело мимолетно он опускается ниже и задерживается на губах. — Я хотел… — она кивает и, не зная, какой инстинкт обрек ее на эту смелость, слегка проводит большим пальцем по тыльной стороне его ладони, что по-прежнему не дает повернуть ручки. И это словно отрезвляет Якумо. — … хотел пожелать спокойной ночи.