— Парни, тут в инфе написано, что Манеки — одиночка, покоривший все танцполы Ярославля, и рвущий соперников во время баттлов на лоскуты, — сообщил нам Кир, параллельно ковыряясь в своем телефоне.

— А еще, — подхватил Денис, — Что её — молодую писюху — к себе звали практически все школы и коллективы города, но она всем отказала. А потом неожиданно пропала. Просто исчезла с горизонта танцевального мира.

Я никак не реагировал на эти слова, жадно вглядываясь в экран, будто пытаясь впитать в себя каждое движение, каждый вздох. Я будто снова оказался в нашем зале, и опять попал под гипнотические чары этой девушки.

Когда видео закончилось, мы все еще пару секунд — или пару десятков секунд, кто считает вообще — сидели и втыкали в экран, пытаясь прийти в себя. О такой грани нашей тихой и милой девушки мы не знали. Оказывается, та самая Манеки, она же Мари — была чем-то вроде идола для молодежи, образцом для подражания в танцевальном мире. То есть — почти как мы, но только в Ярославле.

— Капец, — наконец, сказал Дима, — Я и не знал, что она так может.

— А я и не могу, — раздалось негромкое со стороны входа в номер, — Точнее, больше не могу.

Обернувшись, мы увидели мрачную Машу. Скрестив руки на груди, она уперлась плечом в косяк и смотрела на нас так, будто застукала за чем-то аморальным. Ну, лично мне сразу стало как-то неуютно и захотелось спрятаться.

А вот Муха, наоборот, внешне казался абсолютно спокойным. Встав с кровати, на которой мы все развалились, он приблизился к девушке и осторожно коснулся её плеча:

— Маш, ты прости, что мы повели себя, как…

— Как придурки, которые очень любят лезть не в свои дела? — резко спросила Маша, сверкнув глазами, — Да ничего, я уже привыкла.

— Просто ты такая скрытная, мы хотим понять, почему, — подал голос Ефим, — Постарайся понять нас. Мы ведь любим тебя.

Остальные согласно зашумели и закивали, как китайские болванчики. Лицо Мари смягчилось — самую малость, но всё же. Пройдя вглубь номера, она заняла одну из свободных кроватей, и, окинув нас взглядом, вздохнула.

— В принципе, вы имеете право знать, — признала она, — Тем более — ничего криминального в этой истории нет. Просто, вспоминать об этом не очень приятно. В нашем доме тема танцев — и тем более Манеки — под запретом.

— Почему?

Мари усмехнулась, но веселья в этом жесте не было:

— Потому что моя мама чуть не поседела из-за Манеки.

Маша любила танцевать. С самого детства она обладала врожденным чувством ритма, музыкальным слухом и поразительной грацией. В общем — маленькой девочке с медными волосами достался весь набор. Но пользоваться она им никогда не хотела.

Всерьез задумываться о танцах девочка начала, когда из семьи ушел отец. Ей тогда нужно было отвлечься, чтобы не думать, почему семья уменьшилась на одного члена семьи. И в семь лет мама отдала её в танцевальный кружок. Разумеется — на классический танец.

Но уже буквально спустя три года маленькая Мари — бойкая и острая на язычок — поняла, что тянуть носочек, выворачивать пяточку и втягивать зад ей не нравится. Нет, её тянуло на улицу — во дворе после школы постоянно собирались более взрослые ребята, которые включали громко музыку и начинали творить какое-то волшебство. Они буквально летали над землей, крутились на голове, прыгали, ходили на руках. И Маше тоже хотелось научиться так делать. Поэтому, закинув кокошник в шкаф, девочка напялила старые джинсы — и пошла на улицу.

Было сложно — разбитые коленки, ссадины на ладонях, насмешки от более опытных ребят. Любой другой на месте Маши уже бы сдался, но она не была всеми. Маша была упрямая и целеустремленная, и она добилась того, что девчонкам ее возраста было не под силу — её начали уважать.

Там же — на улицах — и появилось это прозвище. Манеки. Его придумал Святослав, который был очень дружен с маленькой танцовщицей. Никто не мог точно сказать, что значит это слово смесь её имени и какой-то обезьянки — но оно всем пришлось по вкусу. И вскоре весь город знал её — маленькую бойкую девчонку, которая рвет на части всех своих соперников.

При всем при этом, Маша оставалась одиночкой. Она никогда не хотела создать команду, не подавала заявок на участие в конкурсах — её все это не интересовало. Она танцевала просто потому, что ей это нравилось. Становиться профессионалом, звездой и уж тем более — делать это своей основной профессией — Манеки не собиралась. Но, несмотря на это, всё свое время девчонка проводила на разных хип-хоп тусовках, либо на заднем дворе школы.

И один из таких дней заставил саму Машу впервые испугаться, а ее маму — возненавидеть танцы. Маша вместе с друзьями отрабатывала какой-то новый элемент. Получалось с трудом — девушка готовилась к ЕГЭ, плохо спала, а потому была рассеянной и координация начала хромать. Это злило Мари, поэтому она пыталась снова и снова. И в какой-то момент она споткнулась — и полетела с высоты своего небольшого роста в ближайшие кусты.

Школьные дворы в двухтысячные представляли весьма странное зрелище. Найти на стадионе разбитую бутылку было настолько легко, что это встречалось смехом. Казалось, что дворник просто обходит учебное заведение стороной. А уж железные штыри и непонятные балки детьми воспринимались, как новые тренажеры.

Об один из таких «тренажеров» Мари и запнулась. А в кустах обнаружила еще одну интересную находку — металлическую пластину. Которая вошла в колено, срезав кожу до самого сухожилия.

В первую секунду, глядя на то, как с её колена свисает приличный такой ломоть кожи и мяса, Мари не поняла, больно ей или нет. Видимо, сказался шок. Она лишь смотрела, как что-то белое (черт, это что, кость?!) быстро исчезает под потоком алой жидкости. А после, с запозданием, чувства всё же включились, и Маша заорала. Пронзительно, на весь двор. Испуганные друзья бросились к девушке, поднимая её на ноги и зеленея от вида Маши. Но, справившись с первым шоком, двое мальчишек — среди них и Свят — подхватили испуганную и плачущую Машу под руки и почти понесли домой.

За три минуты — ровно столько длилась их дорога — вся правая нога Мари до колена окрасилась кровью. Алая дорожка окропила и землю, четко послеживая маршрут подростков. Маша уже не плакала — слез не осталась, она лишь тихо подвывала, потому что ей было больно. И страшно — боялась она, в первую очередь, реакции мамы.

Которая была весьма предсказуема — женщина, увидев, в каком состоянии принесли ее дочь, бросилась к ребенку, и, едва сдерживая тошноту — она боялась вида крови — повела ребенка в ванную. Там, отмыв ногу и забинтовав колено — повязка тут же пропиталась алой жидкостью — Машина мама вызвала такси и повезла дочь в больницу.

Ей наложили три шва. Без анестезии. Мари чувствовала всё — как жжется чистый спирт, как игла входит в кожу, с трудом и треском разрывая ткань, она почти слышала, как скрипит месталлическая нить, которой скрепляли разорванную кожу. Четко зафиксировав ногу в выпрямленном положении, девушку «обрадовали» — ходить ей так придется четыре недели. И после этого еще столько же разрабатывать ногу и учиться нормально ходить. А это значит — "прощай" нормальный выпускной, "до свидания" танцы.