Расслабляемся… на задворках, вот так. Колонки разрываются…Колонки разрываются… Колонки разрываются, бам-бам-бам-бам! Между прочим, мы сейчас взлетим, вот!»

Когда музыка закончилась и я понял, что всё, мы сделали это — честно, я не сразу это осознал. Как и следующие полтора десятка выступлений — всё это прошло мимо меня. Я лишь стоял рядом с парнями, сжимал слегка прохладную ладонь Мари — и витал в каких-то облаках. Мне было плевать, победим мы или нет, поедем мы на финал или вернемся в родной город — всё отошло на задний план. И когда, ближе к ночи Золотцева закричала и повисла у меня на шее, а чуть позже к ней присоединились и парни — только тогда я, наконец, очнулся. И понял, что мы победили. То есть прям вообще победили. Обошли всех и вырвались в финал. А это значит, что нашу команду второй год подряд признали лучшей в стране.

И казалось бы — это должно меня радовать. Но всё, что я слышал — это звонкий смех Маши, видел — её сияющие васильковые глаза, ощущал — мягкое прикосновение ее губ к моей щеке. Я был будто под наркозом, вдруг весьма четко осознав, что мне нравится она. И не как друг, менеджер или еще в какой ипостаси. Нет, я вижу в ней девушку.

Мне. Нравится. Мари.

* Swiss — One in a million

** Bassnectar feat. Lafa Taylor — Speakerbox

Осознание того факта, что мне нравится мой менеджер, ударило меня по голове, словно кочерга. И не отпускало ни после возвращения из Москвы, ни спустя неделю после. Да даже спустя четырнадцать дней — я всё еще пытался уложить в своей головушке эту информацию и решить, что, собственно, делать дальше.

Бросить Иру? Но ведь и к ней я тоже привязан. Мы вместе почти год — солидный срок. Ну, лично для меня. И потом — она ведь мне даже повода не дает прийти к такому решению. Серьезна — Кузьмина ведет себя идеально! Я не знаю, может быть, это всё хваленое женское чутье, но моя девушка после нашего возвращения со второго этапа была, как шелковая. Заботливая, ласковая, в постели — так просто ураган. Блин, да она готовить начала учиться! ГОТОВИТЬ! И хоть получалось у нее пока не очень — я видел, как сильно она старается. И от осознания того, что я ко всему этому равнодушен — мне становилось тошно от самого себя.

Да и даже если забить на это — выключить человечность и поступить как мудак. Что это изменит? Мари ведет себя со мной также, как и всегда. Ну, может, чуть лучше по сравнению с тем, что было в начале, но всё равно — я не чувствую, что нравлюсь ей. Она всё больше времени проводит с Мухой — он отвозит её домой, по утрам таскает ей чай с мятой, они что-то подолгу обсуждают. Мне в такие минуты остается лишь скрипеть зубами от злости и напоминать себе, что Димон мой друг. А друзей не убивают, они — весьма ценный товар и разбрасываться им просто так нельзя.

Вообще, отдушиной, которая отвлекала меня от мыслей о несносной рыжей девчонке, стала подготовка к финалу. Которая началась, едва мы снова приземлились на родной земле. В Стаса будто вселился сам Сатана. И то мне кажется, говорить так — это оскорблять владыку Ада. Денисов не дал нам даже вещи разобрать — скупо поздравил с победой — и погнал нас, как мулов на водопой. Только не к источнику живительной влаги, а в зал.

Мари от него тоже не отставала — тут же договорилась о нескольких прямых эфирах на местных радиостанциях, интервью для утреннего шоу на телевидении, три фотосессии. Мне хотелось в какой-то момент просто остановиться и крикнуть «вы чего, с ума по сходили?!» Но нельзя — я ведь знал, на что иду. Просто, если раньше мне это всё приносило удовольствие, то теперь почему-то стало в тягость. Хотя та же Ира кайфовала. Кажется, ей нравилась популярность её парня. Нет, она ничего не говорила — повторюсь, девушка вела себя идеально — но я читал в её глазах эмоции, которые, по-хорошему, должны были быть присущи и мне. Но этого не происходило.

Когда до финала оставалась всего неделя, я уже был в слегка пограничном состоянии. с одной стороны — я кайфовал от самого процесса подготовки, репетиций, тренировок. С другой — пожалуйста, просто пристрелите пса, чтобы он не мучился. Музыка была выбрана идеальная, такая, что она даже снилась мне по ночам. Или дело было просто в том, что она стояла у меня на постоянном повторе — на телефоне, в плейере, на компе, в зале. Она была везде, окружала меня, становилась моим кислородом, моей пищей и водой — финальная песня стала частью меня. Это была такая своеобразная терапия от Стаса — мы должны были максимально проникнуться каждым битом, чтобы, если вдруг кто-то разбудил нас ночью — мы бы смогли танцевать и не сбились. Говорю же — я становился настоящим психом.

И в один из тех дней, когда я буквально рвал себя на части, готовясь к финалу, я решил, что пора бы преодолеть ту стену отчуждения, которую Золотцева зачем-то решила возвести вокруг себя. В конце концов, я не сделал ей ничего плохого. И меня тянуло, как магнитом, в сторону кабинета рыжей. И я решил просто, наконец, дать себе слабину и чуть поддаться своему желанию. Поэтому, во время перерыва я не стал, по своему обыкновению, валяться на полу, переводя дыхание и собирая мозг в кучку. Отскреб себя от деревянной поверхности и пополз в сторону знакомой двери.

За которой остановился в нерешительности. У меня не было ни причины, ни особого повода находиться здесь — лишь желание оказаться поближе. Поэтому, вот что я скажу, когда постучусь? «Привет, я соскучился?». Смешно. Очень. я прямо представил, как Маша смеется мне в лицо и велит убираться к своей девушке. И будет, между прочим, права.

Шум, чуть приглушенный закрытой дверью, заставил меня отвлечься от размышлений и прислушаться. Я чуть напряг слуховые аппараты — и услышал слегка недовольное:

— Павлик, если ты сейчас не успокоишься — я тебя за штаны подвешу на люстре. И оставлю так до завтра.

— Маруся, ну мне скууууучно! — произнес мужской голос.

Так, стоп. Мужской?! Прежде чем я успел себя остановить, моя рука сама повернула ручку — и уже через секунду я застыл на пороге кабинета рыжей. И стал свидетелем прелюбопытной картины.

Мари, буквально повалив на стол какого-то паренька, пыталась отобрать у него, по всей видимости, какие-то свои бумажки. Тот же, в свою очередь, зажал их в вытянутой руке и, хохоча, пытался вывернуться из довольно тесных объятий. Услышав хлопок двери и мое деликатное — а таким ли оно было? — покашливание, замерли и обернулись. Ойкнув, Мари буквально слетела с паренька и поправила чуть задравшуюся футболку, а волосами усиленно пытаясь прикрыть румяное лицо.

— Данчук! Ты что тут делаешь? — тяжело дыша, поинтересовалась она.

— Да вот…услышал шум, — тут же нашелся я, — Решил проверить, вдруг тебя тут убивают.

— Скорее, она кого-то расчленяет, — проворчал парень, поправляя свою одежду и самодовольно улыбаясь.

Я отметил, что он совсем еще юный — лет шестнадцать, не больше. Короткие волосы, уложенные в замысловатом беспорядке, имели светло-медный, почти янтарный оттенок, и это навело меня на мысль, что мальчишка — брат нашей девочки. А глаза — вызывающе и даже как-то дерзко прищуренные, насыщенного синего оттенка — только подтвердили мою мысль. И это принесло мне такое облегчение, что я даже растерялся от такого наплыва эмоций.

— Павлик, сейчас договоришься, — пригрозила Золотцева, и я вспомнил, что именно так и звали её младшего брата, — Позоришь меня перед коллегами.

— Так, значит, ты Паша? — решил уже и я вступить в этот разговор, — Слышал о тебе много забавных вещей. Я — Андрей Данчук.

— Андрей? Тот самый? — вскинул одну бровь юный Павел.

Я перевел вопросительный взгляд на Мари, пытаясь понять, что имеется в виду под фразой «тот самый». К моему удивлению, девушка покраснела пуще прежнего и поспешно сказала, явно силясь заткнуть брату рот:

— Да, Павлик, тот самый знаменитый танцор. Мой брат, кстати, тоже балуется танцами. В тайне от мамы, конечно.