Жизнь пирата Мари по вкусу не пришлась — не иметь возможности согнуть ногу было для нее сущим мучением. За партой сидеть было тоже не очень удобно. Да что там парта — девушка не могла надеть штаны без посторонней помощи!

Но куда хуже этого был процесс реабилитации. Когда Маше сняли швы, она начала учиться сгибать ногу. Давалось это с трудом — колено начинало болеть, стоило сделать малейшее резкое движение. Да и мышцы уже привыкли к определенному положению. Учиться пришлось гораздо дольше, чем прогнозировали врачи. Поступать Маша ездила с палочкой, возвращалась — уже чуть сдвигая ногу. На сантиметр, но это было уже хоть что-то.

В августе — когда пора было уезжать из Ярославля — Мари уже более-менее ходила, но при малейшем касании колена любой поверхности — даже легкого стука ладонью было достаточно — оно взрывалось болью, и нога автоматически выпрямлялась. И проходила эта боль только спустя несколько часов.

Полностью здоровой Маша почувствовала себя только к концу первого курса. Но тогда она уже и не думала о танцах, лишь утвердившись в мысли, что это было лишь её хобби. Мама так вообще категорически была против того, чтобы её дочь танцевала. Ей даже не нравилась мысль, что Маша работает с командой танцоров — вдруг с её ребенком что-то снова приключится.

А сама Мари банально боялась. Она по-прежнему любила танцевать — и ближе к пятому курсу снова начала так расслабляться. Но её нога больше не была настолько подвижной, и многие элементы были ей не под силу. А может, она и могла их исполнить, но мешал барьер, возведенный в голове. И основан он был именно на страхе. Маша боялась снова упасть, и пораниться. Кто знает, вдруг новая травма обернется куда более серьезными последствиями?

— В общем, вот таким было падение знаменитой Манеки, — подытожила Мари в конце своей истории, — На память о том дне у меня остался симпатичный шрам в форме полумесяца и легкая неприязнь к миру танцев. Поначалу я еще тосковала по всему этому — танцам, драйву, музыке. Но потом привыкла. И первое время с вами мне было неуютно, потому что каждый из вас был живым напоминанием той части жизни, которую я пыталась забыть.

Мари бросила на меня выразительный взгляд, и я кивнул, понимая, что она тоже вспоминает и наш танец, и откровенный разговор, который был до этого. Она будто просила меня не рассказывать ничего, и я не мог её ослушаться. Мне даже льстило, что я все равно знаю больше остальных.

— Маш, — осторожно спросил Кирилл, и я поразился серьезности его тона, — Скажи честно — тебе плохо с нами?

— Что? — встрепенулась девушка и бросила на парня непонимающий взгляд, — С чего такой вопрос?

— Просто нам не хочется, чтобы ты ненавидела нас за то, что мы — те, кто мы есть, — пояснил Денис.

Да уж, чувак разъяснил так разъяснил. Однако, Мари поняла наших Лелика и Болика.

— Ребят, — улыбнулась девушка, — Вы что такое говорите? Я люблю вас. Каждого из вас, — её взгляд скользнул по моему лицу, и я почувствовал, как к щекам прилила кровь, — Да, поначалу мне было непросто, но я ни разу не пожалела о том, что пришла к вам. Каждый из вас стал мне дорог. Поэтому, даже не думайте об этом. А молчала я просто потому, что мне не хотелось вспоминать. Ну, и потом — у каждого могут быть свои секреты.

— Ты права, — кивнул Ефим, — И спасибо, что теперь доверилась нам.

— Обращайтесь, — хмыкнула девушка, поднимаясь на ноги, — А теперь, после сказочки на ночь — все по номерам, отдыхать. Завтра вы должны порвать всех. Иначе Манеки будет за вас стыдно.

— Есть, мэм! — крикнули мы хором и засмеялись.

Не знаю, как парням, а мне стало легче. Минус одна тайна в жизни нашей загадочной девочки. Не люблю секреты — они вносят раздоры в дружный коллектив. А потом — я всё еще разгадывал эту загадку по имени Мари, взламывая её хитрый код поэтапно, медленно и со вкусом.

Я думал, что после баттлов на крыше меня будет сложно удивить. Ведь что может быть более чудным, чем плясать под порывами ветра на высоте десяти этажей? Теперь я знаю ответ на этот вопрос. И скажу честно — я прямо слышу, как дедушка Ленин ворочается, не понимая, за что ему это и почему он не может добиться тишины и покоя даже после смерти?

— Красная, мать её, Площадь! — воскликнул Димон, когда мы приехали на место и выгрузились из огромного автобуса.

— Площадь, мать ее, Красная! — вторил ему Демид, озираясь.

Действительно, где еще орги могли собрать такую толпу — танцоров со всей России, их друзей, болельщиков, зевак и просо случайных прохожих? Только на самой крупной и знаменитой площади страны.

— Умерьте свои восторги, — с улыбкой попросила Мари, — Это всего лишь самое знаменитое место в Москве.

— Всего лишь, — хмыкнул Ефим, пряча усмешку в бороде.

— Так, регистрация, жеребьевка, выступление, победа. Все поняли наш план? — спросил я негромко, когда мы уже заходили за ограждение.

Все кивнули, и Мари послала мне ободряющую улыбку. От неё в этот раз не зависело ровным счетом ничего. Её задача была проста — снять видео нашего выступления и, в случае проигрыша, вытереть наши слезы. Надеюсь, платки ей не понадобятся.

Скажу так — для меня всё прошло, как в тумане. Видимо, сказалось напряжение. Хоть я и храбрился, но страх поражения шептал мне в голове всякие гадости.

Шепот прекратился, стоило подойти нашей очереди. По результатам жеребьевки мы выступали двадцать шестыми. Всего команд, если вам вдруг интересно, было сорок. В общем, этап начался в обед, а наш черед пришел только в шесть вечера.

Перед выходом на танцпол — на самой, мать её, Красной Площади! — я обернулся к своим парням и негромко спросил:

— Волнуетесь? — неуверенный кивок каждого заставил меня улыбнуться, — Не ссыте. Мы ведь это уже проходили, год назад. Смогли тогда — сможем и сейчас. А потом напьемся. Я угощаю. Близнецы — вы начинаете.

Ден с Киром кивнули — и под бурю аплодисментов мы заняли свои места. А ди-джей завел свою шарманку.

«Они приходят с маленькими пушками, Парни хотят пострелять. Я в бегах, так появилась у меня эта песня для воинов. Когда я поднимаюсь, спиной к солнцу, Сегодня я избранная и горжусь этим, Я песня для воинов. Мы сейчас зажжём… Типа зажжём, зажжём, зажжём… Вот так!»**

В этот раз мы решили не рисковать с музыкой — не все могли оценить наш юмор. А нам нужна была победа. Именно это мы и говорили своим танцем — что мы настроены как никогда серьезно, и просто так не уйдем. Нет, только не в этот раз.

«Вся тусовка взрывается, вот так. Расслабляемся, на задворках жарко, вот так. Мы можем сделать из танцпола лифт, Через тысячную долю секунды он умчится вверх, вот так. Можем всё переиграть, вот так. Полное снаряжение готово, с головы до ног. Колонки разрываются, бам-бам-бам-бам! Между прочим, мы сейчас погоним, вот так! Расслабляемся на задворках, вот так. Вся тусовка взрывается… Вся… Вся…

Весь квартал взрывается… Сейчас станет жарко» Крамп, локинг, поппинг, дрилл, флайи, кульбиты — мне кажется, мы никогда не выступали так слаженно, как в этот вечер. Главным действующим лицом был, как ни странно, Ефим — музыка была его. Жесткой, ритмичной, с хлестким текстом — она буквально олицетворяла нашего Грозного. Поэтому мы лишь помогали ему, выступая на заднем плане, позволяя Фимычу зажечь толпу, а после — уничтожить соперников.

«Вся тусовка взрывается, воу!»

Кажется, тусовка была с нами согласна. Обычно я отключаюсь от всего, погружаясь в танец. Но в этот вечер все мои чувства были обострены, особенно зрение. Я четко различил в толпе медные волосы Мари, которая сжимала в руке небольшую камеру и улыбалась настолько широко, что мне даже стало не по себе. А вдруг мимические морщины? А еще — от осознания того, что ей нравится, мне на душе стало невероятно легко и как-то даже солнечно. Будто она и ее одобрение — это всё, что мне нужно.

«Можем всё переиграть… Колонки разрываются…Колонки разрываются…