– Да, а что, у вас нет? Хм… смешно. Лягушка сломалась, и маленький прудик с фонтаном стал потихоньку осушаться. Но что-то произошло. И он стал проливать воду в больших количествах. Это большой вред для библиотеки, так как все книги растают, став лишь облаками пара. Хотя это так красиво.

Вдруг Нейзи поскользнулась и упала прямо в толщу воды, где на полу уже образовывалась грязь, смешанная с песком. Руки девочки что-то нащупали среди комков липкой слизи. Это лежала книга, на обложке которой было написано «Русский язык для пятого класса, включает в себя две части».

– Дегри, я нашла учебник.

– Правда?

– И теперь мы можем идти в класс, – обрадовались девочки.

После этих слов Дегри сморщилась. Они заблудились в, казалось бы, маленькой библиотеке, но на самом деле девочки проникли в самую её глубь.

– И зачем я вообще пошла за этим дурацким учебником, если можно было попросить помощи у библиотекарши?

Шар был бесчувствен и игнорировал нытьё Нейзи.

И тут глаза девочек увидели стол библиотекарши, саму библиотекаршу и её книгу с жёлтой лампой. Она стала похожа на угрюмого кролика. Библиотекарша встала и побрела невесть куда. Её тело приблизилось к потонувшей каменной лягушке, которую покрывал водяной мох. А из её рта лились белые потоки воды.

– Лилофа Фаус? Откуда вы взялись?

Но та не собиралась отвечать на вопросы. Она проползла прозрачным силуэтом мимо девочек и шара прямо к лягушке. Странно, но Лилофа Фаус ходила по воде. Стол испарился, как и лампа с той книгой. Библиотекарша подошла к лягушке, рядом с которой, не знаю откуда, появился полупрозрачный рычаг. Та с трудом опустила его вниз, и вода, которая доходила детям до шеи, а ноги словно не чувствовали дна, перестала исходить изо рта лягушки. Пасть открылась шире, и вода начала с быстротой захватывать другие предметы внутрь. Также нахлынули волны с такой силой, что Нейзи затянуло в водяную воронку вместе с подругой. Дегри зацепилась в прозрачной воде за шкаф, который тоже немного продвигался к воронке. Шар как-то скомкался, потрескался и свалился в воду. Его унесло бы, но Нейзи схватила его рукой и не давала ему уплыть в воронку. После девочка взялась за ботинок своей подруги. Она боялась, что пальцы соскользнут и они полетят в никуда. Волна ударила каким-то предметом по рукам, и девочки полетели с визгом в чёрный мрак. Они скользили по узкому проходу как по горке. Дорога петляла. Горка закончилась, и девочки плюхнулись на мокрый пол. Их головы ударились обо что-то. Придя в себя, Нейзи стала осматриваться. Было темно. Сзади, откуда они с Дегри упали, доносилось глухое эхо. Пол был мокрым и холодным, что аж по телу пробежали мурашки. Воздух здесь был неприятный. Но глаза начали видеть искрящиеся лепестки сияния. Ах, любопытство берёт верх! Нейзи и Дегри со всеми учебниками потихоньку встали на четвереньки и поползли к той искорке. Под руками были пыль и сажа. Огонёк давал небольшое тепло девочкам. Шар покатился из рук Нейзи по полу. Что-то в нём зажужжало, заскрипело, и он расцвёл вновь, разжался и полетел птицей.

– Мне теперь кажется, что стоило попросить, чтобы все учебники принесла библиотекарша.

– Лилофа Фаус, я повторяю тебе ещё раз, не обратила бы на нас внимание, – повторил шар.

– Тогда зачем она и вовсе нужна в школе?

– Она не только присматривает за библиотекой, но преподаёт в Фороземане.

– А что это такое?

– Я сам точно и не знаю, что это может быть. Но говорили, что это что-то вроде комнаты, куда Лилофа Фаус ведёт одного ученика, где никто ничего не видел, кроме самого проводника и ученика. Ту комнату запирают на три огромных замка, заколдовывают мощными чарами и дверь в комнату обвивают толстыми стеблями грязно-болотного плюща с чёрными листьями. В общем-то, никто не знает, где она находится. Я о ней знаю только по слухам, которые летают по школе. Хотя рассказывают, что в ней происходит то, что никому никогда и не снилось. Она исполняет желания в довольно разных формах. Вот бы мне хоть раз увидеть, что там за дверью, но увы, это невозможно. Не всех пускают, почему-то только самых беспомощных, и те входят в эту комнату, – Шар-птица замолчал.

Колени и ладони стали чёрными от сажи. Огонёк приближался к холодному мраку.

– Наверное, сейчас уже предпоследний урок идёт, а мы из-за этих учебников торчим в… я даже не знаю где, – мямлила Дегри.

Виделось, как огонёк мерцал нежно-розовыми сияниями. Он горел неровно: исходя из огромной печи. Кто-то в неё бросал уголь, который вскоре переваривался и превращался в чёрный дым. То странное место озарялось красновато-жёлтым светом. Там работал механизм. Он гудел, как проезжающая мимо машина.

– Неужели мы в подвале? Это механизм самого замка. Нейзи, ты куда?

Девочка проползла дальше подруги, которая хотела выйти из этого, по её мнению, подземелья.

– Хватит с меня библиотек с этими учебниками, фонтанами и лягушками. Думала, хотя бы это место будет нормальным. Но и здесь эти странные штучки. Нет, всё-таки за пределами города нет ничего обычного, что видел бы нормальный ученик, – бормотала девочка.

Её лицо утыкалось в тень, только сбоку полыхал огонь. Нейзи стала замедлять ход. Её уши от громкого звука вот-вот могли свернуться в комочек бумаги или вовсе слететь с самой головы. Металлическое тиканье прилетало в голову и жужжало без остановки. Девочка заметила лестницу из подвала, а чуть дальше неё была видна дверь, через которую проползала полоска желтоватого света в черноту мрака. Кто-то разговаривал сам с собой и одновременно что-то ещё делал. Дегри уже поднималась по лестнице, но заметила, что Нейзи заглянула в щель.

– Нейзи! Давай быстрее! – шёпотом позвала подруга.

Девочки, поднявшись по лестнице, с трудом открыли дверь. Та со скрипом отворилась. Угрюмый свет стал слепить глаза. Тишина кругом из-за школьных уроков. Дегри посмотрела на свою грязную форму и форму своей подруги. Она была вся измазана сажей и пылью угля.

– Вот так вляпались мы в грязь, – сказала Дегри, пытаясь оттереть сажу от юбки.

Маленькие крошки угля вместе с пылью в виде облаков распылялись в воздухе. Обувь была вымазана липкой грязью. К ней прилипли камушки и песок. Девочки также пытались оттереть грязные следы от ботинок. Лица подружек выглядели чёрными и измазанными. Учебники, которые теперь лежали на полу, были мокрыми. Казалось, что книги могли при первом их использовании развалиться на отдельные листы, обложку и корень. Вдруг девочки увидели учительницу, которая шла по коридору, судя по всему, на урок в другой класс. В руках она несла учебники, но так как их было много, они лежали у неё в сумке. Птица превратилась в золотую змейку, а после обернулась в деревянное кольцо. Только Нейзи хотела подобрать его, как изо рта учителя вырвались зверями слова:

– Девочки, почему не на уроке? И почему вы такие грязные?

– Мы ходили за учебниками в библиотеку и заблудились. Потом эта странная лягушка, и нас выбросило в какой-то подвал, – сказала Нейзи, которая понимала, что говорит бред.

– Что вы мне рассказываете небылицы?

– Но мы…

– Всё-всё, хватит! Приведите себя в порядок, девочки! Чистые формы возьмёте у миссис Снуф, а после чтобы были на уроке! – чётко сказала учительница.

Девочки умылись, кое-как оттёрли с ботинок грязь, взяли чистую форму у миссис Снуф и переоделись в раздевалке. Как только все хлопоты закончились, они направились в класс.

– Сейчас, наверное, ИЗО, и надеюсь, что учительница Мэрлисс Морф не будет так сильно ругаться, – сказала Дегри.

Нейзи, идя по бесконечным коридорам, заметила, что меняется освещение. Сначала коридоры, по которым они шли, сужались и уменьшались, становились холодно-синих тонов. Люстры, картины и ковры, по которым они, собственно, торопились в нужный класс, тоже изменялись. Возле кабинета литературы висели картины, которые настояла повесить Мэрлисс Морф – учительница по рисованию. Там были разные виды пейзажей, натюрмортов и портретов, которые искажались в этом коридоре и темнели. На одном пейзаже девочка, видневшаяся вдалеке, встала с лавочки и, посмотрев на идущих Дегри с Нейзи, убежала без оглядки вдаль к пасущимся коровам. А дерево, которое стояло над той лавочкой, потемнело в красно-коричневые тона; листья осыпались на истоптанную траву. На одном из портретов дама в нежно-зелёном платье и с кремовыми завитушками на волосах закрыла своё лицо веером, который держала в белой руке. На натюрморте груши, рябина и ваза с красивыми алыми цветами на тёмно-синем фоне куда-то попрятались. Груши с рябиной создавали красивую композицию, но закатились за вазу так, что их не было видно. Цветы исчезли, а ваза раскололась на маленькие осколки тонкого фарфора. Ковры стали слишком шершавыми, колючими, как сухая трава на обочине. Люстры начали резко покачиваться из стороны в сторону. После они оторвались от потолка и стеклянными разноцветными птицами полетели по узким проходам. Нейзи даже теперь казалось, что этот коридор вот-вот их раздавит, расплющит в тонкий лист. Хотя девочка видела, как её подругу не очень-то интересовало, что происходит с коридором. Дальше он стал расти и вытягиваться. Картины раскрывались, как бутоны цветов, которые приветствовали яркое солнце. Проходя мимо картин, можно было подумать, что это не Нейзи их рассматривала, а они с любопытством разглядывали идущих девочек. Картины оставались неподвижны. Их действия, движения и мысли застыли. Вы не думайте, что картины – это просто рисунки, которые нарисованы красками. Нет! Ни в коем случае! Такое можно сравнить вот с чем: представьте себе, что происходит какое-либо событие в мире картин. Запах только что испечённого хлеба ходит по всему дому. Печь потухла, и мама достала горячий каравай. Она положила его на деревянный стол и накрыла полотенцем. Две сестрёнки сидят за столом и радостно смотрят на испечённый хлеб. Мама налила чай в чашки и поставила их на стол дочкам. Они подвинули их к себе и только одного ждали с нетерпением, когда мама даст им по кусочку. И вдруг они увидели окно впереди себя. Оно было тёмным-претёмным, как будто там гуляла ночь, только совсем без звёзд и ясного месяца. Чернота заполняла мутное стекло. Но через несколько секунд окно стало проясняться. Кто-то водил кистью по холсту. Каждую линию того, что было за окном, видели те, кто жил в картине. Девочки замерли, мама не успела долить чай в чашки, а свежеиспеченный хлеб, лежащий на столе, только и успел показать свою хрустящую корочку. Художник остановил время того события, что начиналось на картине. Её движения застыли, как статуя, но она по-прежнему жила. Правда, таких картин мало. Иногда вообще не бывает жизни в портретах или пейзажах.