А потом все действительно закончилось.
***
Мама пела её любимую колыбельную.
Слова знакомой детской песни текли по воздуху, вплетались тонким кружевом в тишину. Леда помнила каждое слово. Ей хотелось подхватить песню, соединить свой голос с голосом матери, но она не смогла. Губы, если они еще оставались у нее, не были ей подвластны.
Но и голос матери вдруг изменился, стал более хриплым, более низким. И вот это уже мужской голос, но такой же знакомый, такой же близкий, выводящий слова песни тихо и осторожно, будто они могли разбиться, если произнести их слишком громко.
Тяжесть мира постепенно возвращалась в её тело. Леда попробовала приоткрыть глаза, но веки были словно сшиты друг с другом, и она быстро оставила эти попытки. Вместо этого сосредоточилась на своих ощущениях. Она чувствовала, как пульсирует кровь у нее под кожей, чувствовала удары своего сердца, мерное вздымание груди при вдохах и выдохах. Она жива. После всего, что случилось – все еще жива.
После всего, что случилось.
Память обрушилась на нее оглушающей лавиной. Кровь, сердце, дыхание – все остановилось в один миг. Рем. Она вспомнила. Рем… Тело отреагировало короткой судорогой на охвативший её невыносимый ужас и одновременно с этим прекратилось пение.
Она была не одна. Кто-то взял её за руку. Сухие пальцы с такими же выступающими косточками на фалангах, как и у нее. Сердце вновь заработало, разогналось до такой скорости, что в ушах оглушительно зашумело. С огромным усилием Леда приподняла большой палец навстречу этому прикосновению, тронула знакомую руку, ощутила тонкий гладкий шрамик на костяшке указательного пальца.
Возможно ли это? Не сон?
Влага собралась в уголках её закрытых глаз и пролилась на щеки, когда она, превозмогая мучительные боль и резь, разлепила веки. Вначале она не увидела ничего, кроме ослепляюще яркого света, а потом на фоне этого свечения стало проступать лицо.
Встревоженное, немного испуганное, настороженное и живое, такое упоительно живое лицо её брата. Тихий неверящий стон пролился полувздохом из её груди, с которой будто бы спал сдавливающий её обруч.
- Тшш, все хорошо. – сказал ей Рем, осторожно пожимая её руку. – Как же ты меня напугала, сеструха. Как ты се…
Она не дала ему договорить. Собрала все силы своего организма для этого движения, приподнялась и крепко обняла его за шею, тут же обессиленно повиснув на нем, но не разнимая, ни за что не разнимая сцепленных вокруг него рук. Ощущение его тепла, и ударов сердца, и дыхания, было таким прекрасным, что от этого было почти больно.
Рем гладил её по спине, поддерживая вес её обмякшего тела, а Леда все никак не могла остановить поток бесконтрольных слез и сдавленных всхлипов, от которых судорожно вздрагивали её плечи. Она боялась отпускать его, боялась, что как только отстранится – брат исчезнет, как сон, как мучительное воспоминание. Но он никуда не девался, все так же был рядом, живой, невредимый. Леда не понимала, как такое возможно – и ей было чертовски глубоко плевать на то, что она этого не понимала.
Прошло несколько минут прежде, чем Леда нашла в себе силы отстраниться от Рема и вглядеться в его лицо. Его щеки и подбородок покрывали синяки и царапины, но не было даже намека на смертельную бледность. Леда почти с суеверным страхом прикоснулась пальцами к темной футболке, к тому месту на его груди, где перед её застывшим от ужаса мысленным взглядом все еще зияли кровавые раны.
Ран не было. А в лице Рема читались лишь тревога и забота. Как он мог смотреть на нее с такой любовью после того, что она сделала?
- Как ты… - она прокашлялась и решила изменить вопрос. – Рем, что последнее ты помнишь?
На лице брата отразилось удивление.
- Вообще-то, этот вопрос должен был задать тебе я. – он тихо хмыкнул, тряхнул головой. – Тебе придется быть конкретнее, сестренка, потому что вместо мозгов у меня сейчас манная каша.
Леда с тихим вздохом опустилась назад, убирая руку с груди Рема и тут же накрывая пальцами его ладонь. Пару секунд прислушивалась к пульсу, решительно стучавшему в её пальцы через его кожу. Затем произнесла:
- Мы убегали. Но земля начала проваливаться у нас под ногами, преградила дорогу пропастью. Верно? – он кивнул, закусил губу. – Так вот… Когда мы остановились у этой пропасти. Что ты помнишь после этого? И… - Леда растерянно огляделась по сторонам, впервые охватывая взглядом и осознанно воспринимая окружающую обстановку. Она лежала на каком-то подобии кровати, в шатре, заставленном бочками, ящиками и разномастным оружием. Леда точно знала, что уже бывала здесь, но как они могли тут очутиться? Поэтому она на ходу изменила вопрос: - Рем, где мы?
Брат уже открыл рот, собираясь ответить, но его опередил женский голос, донесшийся от входа в шатер.
- Вы в мире голодных духов. Во временном лагере стражей.
Леда вытянула голову, чтобы заглянуть за плечо Рема. У входа в шатер стояла Кира, одетая в простые черные штаны и рубашку. Её тронутые сединой волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке, лицо уставшее, но спокойное. Леда растерянно смотрела на нее.
- Я ничего не понимаю. – прошептала она, чувствуя приближение головной боли.
Кира подошла к ним, остановилась возле кровати, глядя на Леду с сочувствием, тревогой и еще чем-то, каким-то неявным выражением, которое Леда не смогла разобрать.
- Ты расправилась с катахари. – произнесла Кира спокойным голосом, но Леда все же уловила в нем отголоски удивления. Что ж, ничего странного, она сама была удивлена не меньше.
- Но я не… - она оборвала себя на полуслове. Поднесла руку ко лбу, качнула головой.
Она не знала, что сказать. Слова Киры прозвучали нелепо в её голове. Все было словно в тумане. Нет, все было действительно в тумане. Туман преследовал её, он окутывал её саму, и катахари, укравшего её облик, и весь холодный пекельный мир.
- Там, возле пропасти с тобой что-то случилось. – неуверенно произнес Рем, настойчиво ища её взгляд, который Леда так же настойчиво отводила.
Кира неспешно подошла к стоящему неподалеку ящику, подтащила его к кровати и уселась, внимательно и как будто испытывающе глядя на Леду. Под этим взглядом ей стало неуютно. Поскольку никто не произнес ни слова, Рем осторожно продолжил:
- Ты спросила, что последнее я помню. Так слушай. Я помню, как ты упала на землю, как ты стонала, будто от ужасной боли, и я не понимал, что произошло. Я впал в настоящую панику. Ты ни на что не реагировала, была совершенно не в себе, продолжала кричать так, что у меня волосы вставали дыбом. И так мучительно прижимала руки к груди, что я был уверен, что увижу там смертельную рану, хоть и не понимал, кто мог напасть на тебя. Но ты… никакой раны не было, а ты как будто умирала, и я понятия не имел, что делать. А… а потом почувствовал его. Этот туман, как живое злобное существо, он пробирался в мою голову. И я видел… ужасные вещи, из моего прошлого. В какой-то момент я просто отключился. По всему выходит, что катахари не взялся за меня в полную силу. Просто наспех вывел из игры, чтобы я не мешался у него на пути. На пути к тебе. Я не смог, Леда. Не смог защитить тебя.
Она лишь сжала его ладонь, сильно, не говоря ни слова. Выражение вины и раскаяния на лице брата были невыносимы. Кто угодно, только не он должен был чувствовать себя виноватым. Из них двоих преступление совершила именно она, даже если это и случилось лишь в её голове. Как могла она рассказать брату об этом чудовищном видении внутри другого видения, в котором она вонзала лезвия трезубца в его грудь, пачкала руки в его крови?
- Что случилось с тобой возле пропасти? – прошептал Рем, отвечая на её пожатие. И повторил: – Ты так кричала.
Все время, что он говорил, Леда чувствовала направленный на нее внимательный взгляд Киры. Старшая женщина слегка пошевелилась, будто в нетерпении услышать её ответ. Леда с трудом вырвалась из омута мыслей, переваривающих тот факт, что на самом деле она не нападала на Рема, что это было пусть и ужасным, но все же видением, трюком катахари, чтобы запутать её. Она попыталась сосредоточиться на заданном ей вопросе. Что случилось возле пропасти? Она почувствовала страшную боль, и знала, что боль эта не принадлежит ей.
