Пронизывающие меня потоки сил мира меркли на фоне вырывающегося на волю детского восторга. Радость, излучаемая непорочной душой маленького человечка, ослепляла, и я не мог ориентироваться не то, что в Сущем, в этом мире. Ребёнок временами замирал, останавливая дыхание, но затем вновь взрывался пронзительным визгом, особенно в моменты изменений потоков воздуха, когда приходилось ловить их и маневрировать, то, падая вниз, то, взмывая вверх. Я стал подобен упырям, пьющим чужую жизненную силу, только в отличие от них моя сущность впитывала радость, и что было поразительно, насыщалась немыслимой по мощи и объемам энергией. А это крохотное создание не унималось, продолжая щедро излучать невидимую силу своей непорочной души, словно звезда, бескорыстно дарующая возможность жить всем остальным существам.

Не знаю, как далеко от каменного города нас отнесли потоки воздуха, но я почувствовал под собой след жуткого страха. Я остановился и всмотрелся вниз, на твердь мира.

– Чего? Чего остановились? – недовольным голосом возмутилась Ломира.

Я не ответил и начал стремительно пикировать вниз. Ломира завизжала от нового аттракциона, но вдруг осеклась. Её тело было не в состоянии вынести такой перегрузки, и мне пришлось спускаться постепенно, закладывая виражи большого радиуса. Испытав допущенные по моей оплошности неудобства, ребёнок притих. Его мутило, кружилась голова, но он молча терпел. Мы, наконец, опустились на твердь. Положил Ломиру, оставив её одну, и окинул взором эту небольшую часть мира, наполненную страхом.

События, произошедшие здесь, канули в прошлое, но память о них продолжала храниться миром. Он запечатлел в своей плоти ужас, который я и почувствовал, пролетая над этим местом. Лёг на твердь и, уткнувшись в неё лицом, впустил в свою сущность отголоски былого.

Жуткий, всепоглощающий ужас, отчаяние и неизбежность смерти захлестнули меня. Перед взором побежали картины, словно я окунулся в чёрную реку времени, что размеренно текла в Хаосе. Разум проваливался в глубь веков и, достигнув нужного промежутка времени, остановился.

Предо мной раскинулся огромный город, охваченный огнём и чёрным дымом. Люди сражались с ангелами. Битва была неравной. Воины Света небольшими группами налетали на ощетинившиеся пиками отряды людей и хладнокровно уничтожали их, взрезая оборону, а затем беспощадно рубя своими сверкающими клинками плоть смертных. Но сдаваться защитники города не собирались. Теряя своих воинов, они всё же наносили урон светлой армии, прерывая бессмертные жизни слуг богов Света. За каждый десяток убитых людей ангелы платили как минимум двумя крылатыми воинами. Но поражение людей было неизбежно. Их силы таили. Улицы города покрылись окровавленными, чаще всего разрубленными трупами, к которым непрерывным потоком продолжали присоединяться новые мёртвые защитники. Судьба людей, казалось, была предрешена. Но на вершину самой высокой башни города вышли три женщины, облачённые в чёрные платья. Они встали в центр пентаграммы, такой же что я видел в замке Тьмы, и вскрыли себе на руках вены, при этом что-то нашёптывая. Кровь обильно потекла на вырезанную в камне звезду, наполняя её человеческой, жизненной силой. Я прислушался к еле улавливаемому шёпоту. Женщины произносили заклинание на языке Тьмы! Поразительно! Они владели этим языком, словно он являлся для них родным! Пентаграмма вспыхнула алым светом, и её лучи подобно клинкам стали пронзать ангелов. Воины Света замертво падали на улицы города, навсегда прощаясь с бессмертием. Звезда потухла, так как раны на руках женщин затянулись, и поток крови прекратился. Но защитницы продолжали произносить заклинание. Город начал быстро погружаться во Тьму, накрываясь её непроницаемой плотью. Через мгновение люди находились под защитным куполом. И тогда в Мир Богов ворвался светлый бог. Это был Световид. Его сияющие чистым Светом глаза излучали ярость. Верховный бог воспарил над миром, схватил первое попавшее под руку небесное тело и бросил его в город, наполнив сокрушающей силой. Каменное тело, пронзая небесную хлябь мира, вспыхнуло и, обрушившись на чёрный купол, заставило твердь встрепенуться. Ослепляющая вспышка была подобна жёлтой звезде. Мир Богов пронзила острая боль. Он застонал, и из его чрева вырвался кусок плоти, разлетающийся волнами в разные стороны. Город мгновенно сгинул вместе со всеми своими погибшими воинами и жителями. А ударная волна продолжала распространяться дальше, сметая и предавая забвению всё оказавшееся на пути. Световид злорадно усмехнулся и покинул раненый мир.

Меня терзала боль, словно был ранен не мир, а я. Разум клокотал и бился, пытаясь избавиться от мучительной травмы. Но она горела, будто её прижигали раскалённым железом. Я чувствовал, как из меня вытекает кровь. Это была вырвавшаяся на поверхность тверди лава. Рана кровоточила, но постепенно затягивалась. Вырванный кусок плоти разлетелся на мелкие части, а меня преследовало ощущение, что он ещё на месте, от чего боль превратилась в стонущую, накатывающую снова и снова волну.

Потянулся обратно в своё демоническое тело, но не смог оторваться от мира. Его боль крепко держала. Он не желал меня отпускать, стремясь облегчить свои страдания, передав их кому-нибудь, хотя бы частично. Создалось впечатление, что я застрял в прошлом и не смогу вернуться обратно, пока не осушу эту чашу мук до конца. Но чья-то спасительная рука схватила мой разум и повлекла обратно из глубин памяти Мира Богов. Из меня вырвался глухой рык, сразу утонувший в тверди мира, и я ощутил свою ипостась. На моём затылке лежала прохладная ладошка Ломиры.

– Вставай! Вставай! – кричал ребёнок, слегка похлопывая меня по голове.

Я поднялся на ноги, посмотрел на свою спасительницу.

– Ты умер? – тёмно-зелёные глаза Ломиры были полны испуга.

– Нет, – тихо ответил я, пытаясь справиться с остатками боли.

– Ты не двигался и не дышал очень долго. Уснул? – спросила она, успокаиваясь.

– Да, немного.

– Тогда ладно. А я уж подумала – умер. Даже ногами била тебя, а ты, как мёртвый, не обращал внимания. Я есть хочу! – требовательно заявил ребёнок.

– Какая ты прожорливая! – улыбнулся я.

– Мне расти надо! Видишь, какая я маленькая?

– Вижу, – тряхнул я головой, полностью покинув плоть мира и вернувшись в своё тело.

Ноющая боль, наконец, отпустила, и я посмотрел на небо. Видимо, в прошлом я был достаточно долго, так как жёлтая звезда висела уже над горизонтом, вымазав его в пастельные тона красного цвета. Кое-где на небосклоне уже начали появляться всевидящие зрачки глаз драконов Хаоса. Надо было возвращаться к упырям.

– Полетели обратно. Там и поешь.

Я поднял Ломиру на руки и взмыл ввысь. Набрав довольно большую высоту, бросил взгляд на переполненную страхом часть мира. Подо мной простиралась огромная воронка, хранящая память о гневе светлого бога. «Не так ты прост, Светлейший!» – произнёс мысленно я и устремился к опустевшему каменному городу.

Неповторимость, изящные очертания, чистота и свежесть белоснежного лепестка, что невольно заметила тёмная душа, заставили остановить демона скользящий и, как могло показаться на первый взгляд, поверхностный взор на красоте совершенства незамысловатого, простого цветка. Но только на первый, потерянный для окружающего мира взгляд, обнажающий погруженность разума сына Тьмы в свои, скорее всего, никому ненужные мысли.

Взор тёмного путника замер на лепестках, заботливо и нежно обнимающих друг друга, создающих белый, незапятнанный завистью и прочими пороками живой организм. Цветок являл собой пример возможного сосуществования разных, но подобных частиц жизни, должных по замыслу Творца быть вместе, чтобы помогать в украшении окружающего мира. Бутон, сплетённый из непохожих по форме, но одинаковых по сути лепестков, крепко держался на стебле, раскачиваясь на ветру, от чего соприкасался с соседними, такими же цветами. Ветер заставлял бутоны роз прижиматься и создавать сплошной ковёр, покрывающий равнину вокруг чертогов Света.