К обеду совсем распогодилось, солнышко снова засияло на небосклоне, давая надежду всем, кто остался в живых. Наши путешественники привели в порядок лодку и достали нехитрый походный обед, оставшийся еще из запасов Прядвы. Даже корзинка с пирожками стояла на месте, под толстым кожухом. После обеда Луций снова развернул карту и, внимательно ее изучив, сказал:

– Следующий камень, который нам нужно добыть, находится в Смоленске. Я уже был там раньше. Скажу я вам, какой же это огромный город! Он даже больше Холмгорода и немного его старше. Смоленское княжество состоит в дружбе с Гостомыслом, хоть дань ему и не платит, а потому по моей грамоте сможем мы попасть хоть к самому Смоленскому князю. Но только у меня теперь большой вопрос в свете последних событий – как нам отыскивать нужные камни? Может ты нам подскажешь, посланник с того света?

– А что я? Меня никто не учил ни разбрасывать камни, ни их собирать! У меня даже рук нет, вот, пожалуйста, обратите внимание! – Никита стал вертеться на месте, показывая всем свои безрукие бока.

– Ну ты, ведьмин сын, – сказал Первуша, – не вертись, сейчас лодку перевернешь.

– Сам ты порождение ехидны! – обиделся тигроконь. – Между прочим, да будет тебе известно, что я потомок великого бога Хорса и прекрасной северной саблезубой тигрицы. Таких животных на земле больше не осталось, они вымерли еще в Ледниковый период, но воспоминания о них сохранятся в архитектуре северных народов… А, что я перед вами тут мечу бисер, все равно вы ничего не понимаете!

– Ладно, хватит впустую говорить, – сказал Луций и достал из бесконечных глубин своего плаща кошель. – Давайте сложим наши деньги вместе и оценим свое финансовое положение. Смоленщина – цивилизованное государство, там без денег долго не протянешь.

Он высыпал из своего мешочка пригоршню монет, многие из которых были очень ценными. Первуша тоже отрыл свой кошель и достал лишь одну ценную золотую денгу и еще несколько мелких монеток и полмонеток. Никита самоустранился из этого корыстного процесса. Онфимка растянул веревки кошеля, висевшего на поясе, сунул в него руку и охнул.

– Ребята, у меня же тут илюшина вещь, я случайно сорвал ее и совсем забыл отдать! – закричал Онфимка, доставая из кошеля ветхий кожаный шнурочек. Он высоко поднял его над головой, показывая всем.

– Вот и ответ на ваши вопросы, – сказал Никита. – Кстати, Васенька махал нам на прощание кошелечком, вот это и был его намек нам.

Все смотрели на шнурок с удивлением и восторгом. На нем висел незамеченный Онфимом в пылу битвы аккуратный белый камушек, обтесанный в виде сердечка!

Онфим протянул кошель Луцию, который стал заниматься финансами, а сам аккуратно снял камень с ветхой веревочки и закрепил на свой крепкий шнурок, на котором уже висела фигурка медведя. Теперь ему стало понятно, почему он все время испытывал тепло, ведь камень все это время был уже при нем! Значит, и в будущем можно будет не переживать относительно того, как распознать местоположение камня – он это почувствует! Просто нужно перестать представлять себе все камни одинаково, они не обязательно будут большими серыми валунами, стоящими посреди святилищ… Кстати, почему сердечко?.. Как оно связано с Муромом? Кто знает? Загадка.

Наступила ночь, но никакого большого селения на берегах так и не появилось. Останавливаться у ограбленных погорельцев нашим друзьям совсем не хотелось, поэтому Первуша попросил Нага остановиться прямо посреди реки и закрепить лодку. Скромно поужинав, все улеглись на дне, укрывшись плащами да грубой рогожкой и мирно уснули под укачивание волн.

Утром Онфим открыл глаза и подумал, что не открыл – попытался открыть еще раз. Мир вокруг заволок плотный белый туман, как будто кто-то пролил полную кадушку парного молока. На расстоянии вытянутой руки уже ничего не было видно. Мальчик нащупал рядом Первушу и тихонько потряс его за плечо:

– Первуша, гляди, что вокруг! Надо причаливать, пока мы не запутались, куда плыть.

Первуша беззвучно сказал Нагу оттащить ладью на левую сторону реки. По пояс в воде, они выбрались на берег, покрытый зеленой травкой. Судя по уклону здесь начинался довольно высокий холм. Друзья развели костер, приготовили совсем скудный завтрак и вскипятили травки с медом. Вскоре все согрелись и обсохли, а туман стал потихоньку рассеиваться, иногда кружа вокруг большими белыми хлопьями. Тут Луций заметил тропку, протоптанную от реки вверх на холм. Значит, рядом есть селение.

Вдруг в тихом и плотном воздухе выше по холму стали явственно различаться звуки топоров, пил и молотов, к которым постепенно добавились тихие мужские голоса – так обычно переговариваются рабочие на стройке, не желая тратить много энергии на бесполезные разговоры. Удивительно было вот что – среди немногих мужских голосов изредка раздавался повелительный женский! Баба на стройке? Да еще и руководит там всем? Бред какой-то.

Слова звучали вроде нашенские, поэтому решено было пойти наверх – возможно, удастся закупить продуктов. Поднявшись довольно прилично, в разлетающихся хлопьях тумана друзья увидели вот какую картину. Одна группа мужичков копала ров вокруг ровной площадки наверху холма. Другая откуда-то издали подвозила волоком вековые только что срубленные дубы да ели. Третья подготавливала бревна, четвертая выкапывала под них ямы и отбивала их кольями, по которым стучали большим молотом. Последняя группа вставляла бревна в ямы, подгоняла, закапывала и притаптывала. Все было так четко отлажено, что если бы в то время существовали часы, то можно было бы сказать, что все тикает как часики. Но часами тогда еще служили солнце и луна, поэтому так мы сказать не можем. Зато очевидно было, что вокруг совсем небольшого селения чрезвычайно медленно, но все же нарастает самый настоящий частокол – довольно мощная защита от захватчиков. Уже наросло целых три бревна, от кромки леса продвигалось к селению четвертое. Также было понятно, что ров несколькими витками выводится под течение реки, что позволит поднять в него воду и создать вокруг частокола дополнительную защиту. Года через полтора. Или два. И хоть рабочих было мало и это строительство явно растянется на много лет, но все подивились премудрости инженерной мысли, даже Онфимка, который половины не понимал.

– Мы братья! – выступили вперед Первуша с Онфимкой, как самые объективно местные, чтобы не напугать народ наверху. Они протянули вперед руки с отрытыми ладонями, показывая, что в них ничего нет, и двинулись к самому важному мужику на горе. – Мы путники, идем в Смоленск, хотели бы у вас прикупить припасы, если есть что, выставленное на продажу.

Огромный мужик посторонился, пропуская вперед тонкую девушку райской красоты, с огромными светящимися голубыми глазами и золотыми пшеничными волосами. Губы ее были плотно сомкнуты, видно было, что какое-то горе грызет ее изнутри. Стало понятно, почему ее голос было слышно, а саму не видно – одета она была в мужские порты и рубаху, на голове шапка-валёнка – едва ли различишь среди толпы народа. Звонким, как колокольчик, голосом начала свою речь девица:

– Ну привет вам, коли вы и в самом деле с миром идете! А не вы ли, случаем, отряд Золотого Змея, о котором идет слава на сто верст кругом?

– Да, пожалуй, что и мы, – отвечая, Первуша так сильно покраснел, что на его щеках чуть кожа не загорелась. Онфимка очень удивился – чего это он? Зато девушка усмехнулась, увидев смущение богатыря.

– Я Есеня, а это мой народ – рязанцы мы, местных краев дети – она поклонилась путникам, а за ней и все, кто был рядом. – Пойдемте, угостим вас, чем боги нас угостили сегодня.

Наши друзья отправились за молодой девушкой в едва видную за туманом деревню, а плотники продолжили свое важное дело. Деревня оказалась почти полностью сгоревшей, кругом валялись обугленные бревна, разбитые заборы, остатки дранковых и соломенных крыш. Целыми и невредимыми стояли посреди запустения лишь каменные печи – белые, цветные, разрисованные, смотрели они печально на разруху вокруг. А самым страшным было то, что поругано и попорчено было святилище в центре селения – половцы украли золото, серебро, драгоценные камни, а прекрасные лики богов порубили мечами да секирами. Здесь работали все – от мала до велика. Убирали, очищали несгоревшие бревна, устанавливали фигуры богов в святилище, служители молились и курили благовония. Сюда тоже подвозили бревна для новой стройки, но уже размером поменьше, чем на частокол.