Наблюдатели на волчьих дуэлях в основном были нужны, чтобы не допустить в схватку других волков, которые, не совладав с инстинктами, могли кинуться защищать родича и устроить свалку. Ретт несколько секунд стоял, чувствуя человеческой кожей легкий ночной ветерок. Покрываясь мурашками, ощущал эту свою оболочку так ярко: чувствительную, нежную, хрупкую.

Кожа по сравнению с волчьей шкурой чувствовалась в десятки раз острее. Каждое дуновение ветра, проскальзывающее по обнаженному телу запомнилось Ретту в этот миг.

Он посмотрел на Джаю. Она сняла свою привычную ткань и отдала дяде. Тот тревожно смотрел на девушку. Джая стояла обнаженная, так же как Ретт, только блестели браслеты на ногах да темнели рисунки на коже.

Ретт далекий в этот миг от всякого плотского желания поглядел на ее тело. Плотное, сочное, сладкое как та самая маркийская дыня как там ее? Жан бы подсказал… Тут Ретт вспомнил, что Жана нет, что его утащили Творец знает куда! Его лучшего друга эти проклятые Рабахи даже не удосужились защитить!

Злость вскипела в нем. В этот миг Джая стала виновна во всех его бедах. В том что он тут в проклятой жаркой и грязной Маркии, в том, что, он должен жениться на ней, хотя не хочет, в том, что Жан, его единственный настоящий друг предал его и покинул, пропал, похищен! Во всем была виновна только она! ОНА!

Ретт перекинулся в волчью шкуру и сразу стало легче. Все его терзания, страхи, сомнения все отступило. В обороте мысли становились проще, прямее, откровеннее. Более звериными и менее человеческими.

Тоска, вина, сомнения — все это было отброшено как неважная и ненужная людская чушь. А злость осталась и затопила его. Ретта обуяла дикая звериная ярость. Только она властвовала в его голове.

Он зарычал, скаля клыки. Джая обернулась. Вот и хорошо, потому что поиграть только с ее жалкой человеческой оболочкой Ретту было недостаточно.

Они рванули навстречу друг другу и сцепились посреди пустыря.

Рычание и клацанье зубов взорвали тихую маркийскую ночь.

Джая юркая и яростная вцепилась в его лапу. Ретту пришлось упасть набок, чтобы не выдернула, не сломала, но он был ученый, дрался в обороте столько раз… так много раз…

Зачем?..

Странная мысль мелькнула и пропала. Инстинкты хищника велели ему ждать, и он выждал. Как только волчица захотела перехватить его лапу, чтобы впиться зубами сильнее, Ретт вывернулся и вцепился ей в загривок.

Серо-рыжая шкура оттянулась, Джая неистово рычала и пыталась достать его, но он был тяжелее и крупнее. Ретт почуял кровь и возликовал.

СДОХНИ!

Зачем?!..

Она вертелась рядом, зубы клацали. Толкала его и пыталась сбить с ног. Ретт дернул головой вырывая кусок ее кожи и шерсти, но волчица даже не взвизгнула. Ей владело такое же бешенство и желание убить. Когда ничто не важно и даже отрубленная голова и та попытается укусить.

СДОХНИ!

Они катались и по пустырю, вырывая шерсть и клоки плоти друг у друга с боков. Ретт прокусил ей лапу, волчица взвизгнула, но не сдалась.

«Ложись на спину, ТВАРЬ! УБЬЮ!» — рычал он ей и любому зверю было это понятно. Волчица понимала. И все равно не ложилась.

Запах крови, боль от ран, ярость и злоба. Все это толкало за черту понимания о человеческом. Они стали зверями и никакие доводы разума уже не могли остановить схватку.

Она оторвала ему ухо, и Ретт зарычал от боли. ХВАТИТ!

— Ретт! Не надо!

Кто-то кричал. Люди какие-то. Что ему до них.

Он повалил ее и вцепился в горло. Стал сжимать челюсть, сильнее и сильнее вдавливая клыки в плоть. Нужно дойти до ощущения горячих жил и потом рвануть, вырывая все, заканчивая. Убивая.

Зачем?!..

Странная слишком сложная и совершенно ненужная мысль сверлила ему голову, отвлекала. Сейчас убьет эту тварь, посягнувшую на его право, и тогда подумает обо всяких сложных человечьих штуках. Не сейчас. Сейчас не время.

Сейчас самое время! Ты убиваешь любимую девушку лучшего друга!

Какую еще девушку? Тут была только волчица. Ретт неистово вцепился ей в шею, но она не заскулила, не замерла напугано. Она рычала, злобно, бесстрашно рычала, обещая ему смерть.

Он в последний раз рыкнул, предупреждая ее. Сдавайся! Скули!

Только рык и клацанье зубов в ответ.

Твой друг любит ее!

Нет у меня друзей!

Клыки вошли еще немного глубже в горло.

Только…

СТАЯ!

Он дернул головой и кровавый дождь из разорванной глотки брызнул на морду. Вот так! Победил. Доказал. Он сильнее…

И еще раз! А то рана может и зарасти. Он вцепился ей в горло еще глубже вонзая клыки.

Волчица билась под ним в агонии. Ретт увидел ее глаза. Расширившиеся, но все еще полные ярости. Но секунда текла за секундой и они успокаивались, закрывались, тухли.

Она умирала, и осознание победы и безопасности разом выхлестнуло из головы Ретта гнев. Он вздрогнул. Эт-то… Джая? Джая умирает под ним? Кровь из ее горла хлестала струей. Ретт услышал, что на него летит волк, но другой, свой, не дал вмешаться.

Свой. Из его стаи. А это чужачка. Мертвая чужачка и только.

Жан!..

Ретт с недовольством зарычал. Дернуть башкой, выдирая глотку и закончить наверняка! Но его тело само по себе менялось, а он не хотел снова быть безволосым мелким тараканом. Не желал снова думать, и чтобы все болело и ныло внутри. Не хотел быть человеком!

Ретт вывалился из волчьей ипостаси так мучительно как никогда раньше. Его трясло и мутило. Эверетт подполз к волчице и стал человеческими руками зажимать ей огромную рану.

— Все нормально! Нормально! Сейчас закроется! Она закроется! Не отключайся! — забормотал он. — Адар, мне нужны лекарства! Л-лекарства! — из глаз Ретта брызнули отчаянные слезы. — Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!

Джая замерла, резко вздрогнула. Кровь из шеи перестала хлестать потоком и стала вытекать редкими, струйками.

— АДАР! — заорал Ретт. Все его ладони были в крови. Все кругом было в крови.

Джая Рабах дернулась еще раз и затихла.