— Слезы убрала! — в приказном порядке сказал отец, — Я сказал поедешь — значит поедешь! И это не обсуждается!

— Я уйду из дома! И вы меня не заставите это сделать! — не унимаясь соскочила я с дивана, — Ты не Бог, чтобы вершить судьбы людей!

— Ты сейчас договоришь, деточка, — мужчина угрожающе шикнул на меня, — Твоего ухажера забрали в отделение и закрыли в следственном комитете. Решишь сбежать из дома, и, я предупреждаю в последний раз, его закроют за решеткой на всю оставшуюся жизнь!

Я не верила своим ушам. Денис только что был за рулем своей машины, буквально несколько минут назад вез меня домой! Какой следственный комитет?

Я схватилась за телефон, лежащий рядом и набрала Бойкова, чтобы убедиться в отцовской лжи. Но трубку на том конце никто не брал. Я слушала монотонные гудки, раз за разом набирая его номер.

— Звонить бесполезно, — ядовито и с какой-то потайной радостью пропел папа, когда в очередной раз мне никто не ответил — Его забрали, мне уже позвонили из отделения.

— Что он тебе сделал? Почему ты такой монстр? — захлебываясь слезами спросила я, понимая, что ответа не получу.

На меня накатили бешенная истерика и осознание того, что я живу с сумасшедшим человеком. Я метнулась в свою комнату и начала стягивать с себя злополучное платье, меняя его на более удобную одежду.

«Я должна увидеть Дениса! Отец врет. Это не может быть правдой!»

Эти мысли крутились в голове одна за другой, и постепенно я начала сходить с ума — рыдала в голос, срывая непослушные серьги с ушей.

Папа пошел за мной в комнату и сейчас наблюдал мою истерию. А когда я попыталась пройти мимо него в коридор, он преградил дорогу, не выпуская меня.

— Отойди! — злобно прорыдала я, втягивая носом остатки воздуха. Я практически ничего не видела из-за пелены слез, поэтому даже не успела отреагировать — отец зарядил мне хлесткую пощечину.

— Я сказал — успокойся!

Я схватилась за щеку, которую тут же обожгло нестерпимой болью. От шока слезы перестали литься ручьем. Я с ужасом посмотрела на отца, который до этого никогда не поднимал на меня руку.

— Итак, вот тебе два варианта. Что выбирать — решать тебе, — поставил ультиматум мужчина, — Первый — ты уезжаешь из страны на стажировку в Италию, перед этим звонишь своему профессору и расстаешься с ним. Тогда я никак не буду вмешиваться в судебный процесс, а быть может даже замолвлю за него словечко. Второй вариант, ты сейчас уходишь из дома, не едешь в Италию, но тогда уже на следующей неделе суд вынесет постановление о лишении свободы этого ублюдка сроком не меньше, чем на десять лет. Хочешь разрушить его жизнь? Тогда дерзай! — сказал он издевательским тоном.

***

Неделю спустя…

Я всегда завидовала девчонкам, нашедшим свою любовь в молодом возрасте. Их юность была прекрасна. Их не предавали и не разбивали сердце. Они не были одиноки до двадцати двух лет как я. У них всегда была поддержка и помощь. И, конечно, истинное счастье внутри.

Те, кому повезло меньше, не выглядели как-то хуже. И не казались несчастнее. Вот только в глазах таких людей всегда была непонятная мимолетная тоска. А внутри всепоглощающее одиночество, как дыра, съедающая всё живое.

— У тебя очень грустный взгляд, — постоянно говорил мне Илья, когда мы с ним встречались.

Я долго не понимала, что он там в моих глазах видел, но жутко радовалась. Меланхоличные девушки всегда больше привлекали этого парня.

Потом мы расстались, а грустный взгляд никуда не делся. Его начали замечать даже простые знакомые, поэтому я задумалась и пришла к выводу, что это от недостатка реальной любви. К себе, к мужчине, к миру… Ведь я не любила Илью. И даже он это замечал.

— Эй, — грубо прервали мои мысли, — Ты чего задумалась?

Максим потормошил меня за плечо, и я увидела его обеспокоенное лицо.

Мы стояли в аэропорту и ждали нужный рейс.

Отец все-таки заставил меня уехать в Италию. Купил билеты, забронировал отель на первые дни и попросил Олега выслать мои документы по почте в университет.

А сейчас вот отправил брата со мной, чтобы он отвез меня сюда и проводил в путь.

Он решил не ехать сам, потому что знал — я устрою истерику прямо здесь. Ну чтож, спасибо ему. Я рада, что запомню всех такими, без лишних слез.

Маму, обнимающую меня как в последний раз. Щедрого брата, который из жалости даже покупает мне сладости и напитки. Тасю, причитающую и недовольную моим отъездом.

Подруга вообще была шокирована, когда я сказала ей эту новость. Она не верила и долгое время была убеждена, что я так шучу. Вот только никакого веселья на моем лице не было, и осознание серьезности очень быстро до нее дошло. Девушка всю неделю приходила ко мне домой, скрашивала мои тоскливые будни, веселила и пыталась насладиться последними днями нашей крепкой дружбы.

С дружбой, конечно, ничего не случится. Я была в этом уверена. Вот только видеться так часто мы теперь не сможем, и это стало для нее небольшим ударом…

— Я до сих пор не верю в это, Ангелина! — воскликнула Тася, когда я забрала бутылку воды у пришедшего брата.

Он специально бегал в небольшую кофейню в зале ожидания, чтобы купить ее мне.

— Придется поверить, Таисия, — констатировал братец, — Я тоже был в шоке!

Брат, до последнего не замечающий мое состояние, вообще потерял дар речи на прошлой неделе.

К нам пришел Олег, чтобы уточнить вопросы по документам, и Максим случайно подслушал их разговор с отцом. Вначале, он решил, что именно его, как самого непутевого родственника — программиста-домоседа, хотят отправить в какое-то военное итальянское училище. Про меня, только что закончившую оружейку, он естественно не подумал. Накрутил себя и после ухода друга семьи закатил грандиозную истерику родителям, чем вновь выбесил нашего вспыльчивого папу. Отец ему, конечно же, все популярно объяснил, пообещав, при этом, что еще одна такая истерика и Максим точно уедет далеко и надолго.

Узнав про то, что депортируют из страны именно меня, брат долго приходил в себя.

И, однажды, вечером даже пришел ко мне в комнату с бутылкой вина и двумя бокалами.

— Ты, главное, сопли не вешай, красотка! — сказал он, разливая напиток.

От этого поступка на душе вдруг стало так горячо, что я еле сдержала слезы умиления. Никогда еще Максим не был таким любящим братом.

Вот и сейчас он всячески меня поддерживал и по-доброму шутил.

— Ну это же бесчеловечно! — воскликнула подруга и обратилась к маме, — Марина Александровна, вы не могли поговорить с дядей Витей и заставить его передумать?

Мама горько усмехнулась. Она тоже была против этой затеи.

— К сожалению, Тасенька, этот мужчина меня совершенно не слушает…

Я понимала ее тоску. Она сейчас разрывалась между любимой дочкой и не менее любимым мужем. И если со мной она не знала, что делать, то с папой все было предельно ясно. Она его любила и старалась всегда прислушиваться к его мнению. Она и предположить не могла, что когда-нибудь это самое мнение будет настолько жестким и жестоким одновременно.

— Не расстраивайся, мам, — я погладила ее по влечу и передала ей воду, чтобы она успокоилась.

— Из-за истинной любви люди не должны страдать! — подруга продолжала разглагольствовать, — Удивительно, что в двадцать первом веке у людей до сих пор такие консервативные устои.

— Тася, не тебе об этом судить, — я предупреждающе посмотрела на подругу.

Ее слова могли ранить и без того волнующуюся маму, поэтому обсуждать бренность бытия мы будем потом — вдвоем.

— Если что-то понадобится, то ты не молчи, — тут же вступил братец, чтобы сменить тему- Пиши, звони. Я помогу!

— Спасибо, — ответила я Максиму.

Аэропорт оказался большим и многолюдным. Я первый раз улетала куда-то на самолете, поэтому всё здесь для меня было в новинку.

Стараясь не думать о плохом, я задумчиво наблюдала за спешащими людьми со своего места.