Галызина смотрела на этого странного сибирского ученого, его блестящие очки и прислушивалась к себе.

«А не этого ли я на самом деле хотела? Зачем размениваться по мелочам? Надо жить завтрашним днем. Да и Академгородок далеко от всех Этих. Там наверняка собственная особая атмосфера».

— Ну что, голубушка? Соглашаетесь?

Валентина решительно встала и протянула мужчине свою маленькую ладошку.

— Согласна. Вы правы, надо делать больше, чем ты рассчитываешь. Что подписать?

— Какая вы молодец! — Месяцев задумался и чуть позже спросил. — Валентина, как относитесь к тому, чтобы нам сегодня вечером, где-то посидеть? Как закончим неотложные дела. Знаете здесь уютные места? Не думайте, я все оплачу! У меня хорошая зарплата.

Галызина внимательно наблюдала за ученым, но силой воли заставила себя не улыбаться. Она то ведь видела, что интерес к ней не только научный. Даже не столько. Но в этот раз ничего не будет, Гена. Хватит с неё смешивать науку и близость.

— Где вас найти?

Месяцев широко улыбался. Дальняя поездка на очередной скучный симпозиум внезапно перестала быть томной.

— Павел Иванович, — щуплый старик в очках с толстыми линзами поднял выцветшие от времени глаза на собеседника, — вы всерьез утверждаете, что в том районе имеются алмазы и золото!

— Немного не так, Рудольф Витальевич, — настоящий возраст Сметанина был старше, чем у этого потертого жизнью человека, но почему-то, известный в некоторых кругах под позывным Геолог, мужчина сейчас испытывал чувство неловкости. Как будто он начинающий мальчишка на приеме у старого мастера. — Это уже известные в моем времени алмазоносные поля. Я поработал в вашем архиве, плюс поговорил с ребятами из экспедиции, да и сам кое-где побывал в начале осени.

— Осень у вас небось в декабре заканчивается? — мягко спросил бывший начальник геологической партии.

— Хотелось сей год побольше сделать. Зато сейчас вот они наши карты и планы.

— Да, — Гиппельбаум снял очки и протер их, — планов у вас громадье. Только обоснований пока маловато.

— Прочитайте еще раз из доклада чудом у меня сохраненного на телефоне, — при этих словах заслуженный геолог неосознанно глянул в сторону древнего черного аппарата. — «По имеющимся, сегодня данным, ресурсы рудопроявления Няльм-1 составляют 7,5 тонн по платине и 4,3 грамма на тонну руды по золоту, Няльм-2 — 3,4 тонны по платине и 3,7 грамма на тонну руды по золоту, Оленинское — 3 тонны по платине и 3,1 грамма на тонну руды по золоту, ручей Ворговый — 28 тонн по платине и 0,6–2 грамма на тонну руды по золоту. Кроме того, золото и серебро найдены в месторождениях колчеданных руд Южного Прихибинья».

— Результаты на первый взгляд ободряющие.

— Так что, Рудольф Витальевич, сможем пробить наверху средства для разведки. Хотя бы для начала Терский район, Ермаковская группа кимберлитовых трубок, заодно поднимем разного другого.

— Простите, голубчик, но не рановато ли? Министерство пока в основном сосредоточено на Якутии и том месторождение, что под Архангельском. Рядом с последним крупный город и развитая инфраструктура. Здесь же у нас медведь не валялся.

— Ну какая-то дорога от Кандалакши имеется.

— Вот именно, что хоть какая-то, — Гиппельбаум водрузил очки на место и снова придвинул карты. — Работы много, Павел Иванович. Все с нуля начинать, сами знаете, что в нашем управлении в основном другие направления поисков. Платина, палладий и иные редкие металлы. Они очень востребованы в военной и электронной промышленности. Последней же нынче дан приоритет.

— Это я знаю, — Сметанин потянулся к розетке и подключил чайник, потом виновато глянул на хозяина.

— Включайте, я и сам хотел вам предложить чаю, у меня еще осталась морошка. Обожаю, знаете ли, этот полярный деликатес. Для здоровья полезно.

— Не откажусь. Что же по поводу палладия, то я уже передал, что помнил еще в самом начале, когда попал в семидесятые. Я же работал некоторое время в вашей партии, Рудольф Витальевич.

— Вот как? — пожилой геолог сощурил глаза.

«Не вспомнишь. Ты уже был древним стариком, легендой Хибин».

— Значит, можно было вот так просто получить паспорт, купить билет и поехать в Париж?

— Ну это не самое сложное. Вот получить Шенген иногда бывало и труднее.

— Что это такое?

— Нечто вроде общей визы в страны Европы. Частенько люди поступали проще. Получали визу в консульстве Финляндии, а потом ехали по Европе куда хочется. Но Финляндию посетить все-таки через какое-то время было надо. Туда даже ходили специальные автобусы для магазинных рейсов. Шопинг в наше время назывался.

— То есть и у вас оставался дефицит?

— Да нет, — Павел споткнулся, — товаров полно, но качество не такое хорошее. Вот и едут за настоящим, вернее, ездили. Как мы себе Крым вернули, дорого стало все, курс рубля упал.

— Ага, — Гиппельбаум потянулся за чайником, — странно все это слушать, но крайне любопытно. Может, и нам стоит стать более открытыми, дать людям возможность больше путешествовать. Да хоть по Союзу. Он такой огромный.

— Эх, ваши слова да в Политбюро уши.

Хозяин квартиры рассмеялся.

— Смелые вы все-таки, ребята из будущего. Наши побаиваются так шутить.

— Рудольф Витальевич, а кто же мне вот анекдоты про Генсека в партии рассказывал!

— Никак Мишка? Он могёт. Но ему терять нечего, дальше Арктики не сошлют.

— Так и здесь вскоре горнолыжный курорт будет. Я уже слышал о планах его строительства. Люди будут сюда на выходные и каникулы прилетать. Небольшие гостиницы, мотели, клубы по интересам. В городе станет веселее.

— Хорошо бы, — Гиппельбаум отхлебнул горячего чая и задумался, затем начал вспоминать. — Нам сложнее пришлось. Многие трудились подневольно, в голоде и холоде добывали стране новые месторождения. Но работали честно, не жалея себя.

— Я знаю, Рудольф Витальевич, мое поколение всегда будет благодарно вашему. Разница лишь в том, что вы верили, а мы уже нет.

Старый геолог вскинул глаза. Они до сих пор были ясными, каким бывает небо в хорошую погоду:

— Сейчас-то верите?

— Сейчас да.

Павел Сметанин по прозвищу «Геолог» смело встретил взгляд человека, которого безмерно уважал и кому принес показать свои наработки.

— Тогда в добрый час. Я нажму на все свои связи. Слава богу, за эти годы их наработал и мне вряд ли откажут. Будет у тебя собственная партия, геолог!

— Кто звонил?

Любава взъерошила хохолок светло-пшеничных волос Николая и поставила на столик поднос с кофейником и конфетами «Мишка на севере».

— Мишка…

— Миша звонил?

— Нет, это же мои любимые конфеты! — Истомин мягко обхватил за талию девушку и благодарно прижался к ней. Сквозь тонкую ткань халата он ощутил мягкость и теплоту её близкого тела. Сразу нахлынуло и поманило к близости, но не сейчас. Сейчас он серьезно занят. Волевым порывом Николай унял восставшую похоть и взялся за кофейник.

— Ты как-то сам обмолвился в воспоминаниях.

— И ты запомнила. Какая ты у меня, Любашка, все-таки молодец!

— Какой ты молодец! — девушка села на высокий стул, что стоял напротив. Она любила так сидеть и смотреть на своего такого странного, но бесконечно милого мужчину. — С твое машинерией точно не совладаю.

— Я еще и сам изучаю. Больно уж отличается этот компьютер от тех, к каким я привык. С ума сойти, всего пара десятилетий и все так поменяется в этом мире. А звонил мне Стас из Минска. Спросил, как дела. Я же, — Николай повернулся к небольшому ящику с клавиатурой и монитором, — оказался не готов к подобной машинерии.

— И что же делать?

— Обещали оказией прислать инструкцию. В случае чего после Нового года сам смотаюсь к ним, так сказать, на курсы кройки и шитья.

Любава засмеялась, затем серьезно посмотрела на своего любимого.