Таких женщин и мужчин преклонного возраста, с каждым годом становилось все больше. Они выносили выращенные в садах и огородах вокруг домов овощи и фрукты и пытались продать, что называется «с газетки». Бдительные стражи порядка, которым, казалось, больше нечем было заняться, прогоняли вынужденного торговца, часто краснеющего и смущающегося от признания необходимости стать «коробейником» на старости лет. Не забывали при этом «конфисковать» товар, который с радостью пожирали сами за обедом.

– Какие роскошные ягоды! – Милочка залюбовалась прозрачной янтарностью огромных кистей. Задумалась, по привычке высчитывая каллораж.

«Глюкоза, фруктоза, сахароза… да это же целая углеводная бомба!» – мысленно схватилась за голову, но тут же махнула рукой: «Ну и что?! Один раз за лето – можно!»

– Сколько стоит? – указала на корзинку.

– Да сколько не жалко, – стеснительно пробормотала женщина. – Виноград уродился в этом году на славу! А вот есть его некому, – вздохнула. – Уже начинает перезревать и осыпаться.

В другой раз Милочка может быть и поболтала бы с явно одинокой женщиной о том, почему некому съесть такой великолепный виноград, но сегодня она торопилась. Открыв кошелек, убедилась в том, что там всего лишь несколько купюр совсем небольшого достоинства.

– Подождите немного, – попросила, – я сбегаю к банкомату.

– Не надо, – махнула рукой женщина, – вижу, что торопитесь. Если не забудете – в следующий раз рассчитаетесь. А пока – берите так, – вынула из корзинки две огромные грозди весом как минимум в полтора килограмма каждая, переместила в полиэтиленовый пакет. Протянула Милочке, смутившейся от неожиданного угощения:

– Да куда мне столько?!

– А мне куда? – вздохнула женщина. – Берите-берите! Угостите еще кого-нибудь, если для одной много покажется.

***

Милочка обозревала накрытый для чаепития стол в центре которого красовалось блюдо с виноградом.

Понимала, что этого угощения для балерин, привыкших к строгим ограничениям в пище, более чем достаточно, но снова и снова вздыхала, сама не зная отчего.

Все грусти и сомнения испарились, словно по мановению волшебной палочки, едва она увидела стоявших на пороге квартиры девушек.

Едва не повизгивающую от восторга Леночку и смущенно улыбающуюся Диану.

– Проходите девочки, – пригласила. – Как же я вам рада!

Протянула руки и обняла сразу обеих.

***

Уже был выпит чай.

Уже была ощипана одна кисть винограда.

А разговор за столом как-то не клеился.

Конечно, Людмилу интересовало все, что произошло после её приезда. И хотя она понимала, что подруги помирились, вопросов от этого не становилось меньше. Но любопытничать, спрашивать «в лоб» она не решалась. Хотя, видела, что Леночку тяготят эти вынужденные разговоры «ни о чём» не меньше, чем её саму. При этом Диана выглядела спокойной и беззаботной. Так ли это было на самом деле – оставалось только догадываться.

– А когда театр вернется с гастролей?! – выпалила Леночка.

– Почему тебя интересует гастрольный тур театра? – осторожно уточнила Людмила.

– Да мне как-то по барабану проблемы театра и его расписание, – усмехнулась дочь Тимура. Добавила: – По крайней мере – сейчас. Больше интересует, когда вернется в город Сергей Истомин! Мстя, как мне помнится, сказала, что он уже зачислен в труппу и гулеванит по городам и весям.

– Гастроли – это не прогулка, а работа, – попыталась быть серьезной Милочка. – Тем более – первые гастроли. А для Сергея они таковыми и являются.

– Ладно-ладно, – махнула рукой Леночка, – мы уже поняли, что наш Сереженька трудится в поте лица. В Южную Пальмиру он когда вернется?

– Думаю, в конце августа – начале сентября, – Людмила понимала, что не сможет оставить вопрос без ответа, но решила все же уточнить: – Зачем он тебе?

– Да вот, хочу посмотреть в его бесстыжие глаза, спросить, почему сбежал? Почему бросил Диану? А еще больше хочу сказать, чтобы навтыкал своей мамочке по самые гланды! И папочке тоже! Они не имели права так поступать после того, что случилось!

Диана давно рассказала подруге и о том, что произошло на банкете по случаю выпуска, и о приезде Сергея, Мстиславы и какого-то незнакомца, и о том, что через пару дней к ней наведался отец Сергея.

– Я сама не велела ему больше приезжать, – оправдывала Истомина-старшего Диана.

– Мало ли что ты не велела! – продолжала возмущаться Леночка. – Ты – ребенок! А он – взрослый мужик!

Людмила постаралась сдержать улыбку, услышав, как Леночка называет подругу ребенком, но так и не могла взять в толк, о чем они говорят:

– Девочки, я не хочу показаться назойливой и бестактной, но может вы введете меня в курс того, что произошло?

– Да какая уж тут назойливость, – Диана крутила в пальцах пустую чашку. – Коль скоро я втянула вас в свои проблемы, значит глупо скрытничать, – и начала неторопливо описывать события, произошедшие после выпускного концерта. Те, о которых не знал никто, кроме самой Дианы. И конечно, Леночки.

Между подругами снова не было никаких тайн, кроме одной.

Рассказывать Леночке о том поцелуе перед концертом, первом и единственном, Диана не стала.

***

– Я ничего не понимаю! – Людмила потёрла виски, словно это могло поспособствовать хоть чему-то. – Ну ладно Сергей! Он не придумал ничего лучше, чем послушать Славочку и умотать на гастроли! Оправданием для него может послужить возраст и свойственная многим мужчинам обидчивость. Конечно, это его ни в коей мере не извиняет, но в какой-то мере служит объяснением поступка. Ну ладно – отец Сергея! Как я поняла, тебе он никто. Попытался однажды, получил от ворот поворот и на том успокоился. Но Эльза! – Милочка неожиданно вскочила, едва не опрокинув стул: – Идемте со мной! – и быстро выбежала из кухни.

Девушки, не понимая, куда и зачем им нужно идти, все же послушались и последовали за педагогом в единственную комнату квартиры.

На противоположной от окна стене, освещаемой лучами солнца только ранним утром, висела немного сдвинутая влево и не бросающаяся в глаза по причине тёмных красок, репродукция картины, когда-то купленной Милочкой в Музее Западного и Восточного искусства.

– Посмотри! – Людмила Марковна обращалась к Диане. – Это она? Похожа?

– Да, – кивнула девушка, – очень похожа.

– Что значит – очень?! – Леночка переводила взгляд с портрета на лицо подруги. – Не просто похожа, а одно лицо!

– Лен, о чем ты говоришь? – прошептала Диана. – Ведь ты никогда не встречалась с Эльзой.

– При чем тут какая-то Эльза! – негодовала подруга. – Я о тебе говорю! Эта «купчиха» один в один как ты!

– Лена, – Милочка больше не в силах сдерживать смех, расхохоталась. – А почему сразу – купчиха?!

– Ну, не знаю, – смутилась Леночка, – наряд и вот эта затея на голове. Не помню, как называется, – признаться в том, что она не имеет понятия, что головной убор именуется кокошником, было выше её сил.

– Это кокошник, – еле слышно проговорила Диана.

– Ну да! – согласилась подруга. – Я и сказала – кокошник!

Теперь давились от смеха уже и Людмила и Диана.

– Это картина Маковского, – Милочка попыталась перевести разговор в более безопасное русло. – Он обожал красивых русских женщин и всю жизнь писал их портреты. К сожалению его модели так и остались безымянными.

– Жалко! – вынесла вердикт Леночка. – Знай мы имя вот этой, что на портрете, могли бы провести расследование.

– Какое расследование, Лена? – удивлено спросила Диана. – Зачем?

– Как зачем?! – Леночка уже обдумывала очередную авантюру и искала применение своей кипучей натуре. – А вдруг ты принадлежишь к какому-то знатному роду?!

– Хорошо, что художник так и оставил своих барышень-боярышень безымянными, – Диана улыбалась, глядя на подругу. – Иначе ты точно нашла бы мне какого-нибудь предка поименитее, – сразу погрустнела, добавив: – А мне они не нужны. Понимаешь? Ни мамочка, ни папочка, ни дядюшки с тётушками. Я привыкла быть одна и мне никто не нужен, – поправилась, увидев набежавшую тень на лицо подруги, – кроме тебя, конечно.