Снаружи это здание прекрасно и таинственно, и, как всегда, я годами откладывала просто прийти и купить билет, смело и упруго войти. И вот я здесь – зима, сырость, плавный намек на весну, какие-то праздничность и обещание «разлиты», как писали раньше, в воздухе. А дверь закрыта. И оригинальные решетки в виде голов птеранодонов только бессмысленно растравляют желание проникнуть внутрь.

Выясняется, что опоздали на час – целый час будет музей выпускать из себя посетителей и никого уже не впустит. Тут я заметила еще несколько мнущихся подле краснокаменного гиганта, томящихся фигур: их было немного – первым делом в глаза бросался парень, одетый с головы и обратно в черную кожу, но не как «металлист», а как «ковбой» – шляпа с большими загнутыми с боков полями завершала сооружение. При нем находились три девицы и еще один парень. Им тоже очень сильно хотелось попасть внутрь. Они стояли в отдалении и ковыряли носками своих стильных и не очень башмаков по-весеннему подтаявший, но зимний, зимний снег. И еще пришли две женщины с детьми, и оказалось, из нашего района. Стоим. Переговариваемся, и я подумала: а ведь как отлично попасть бы туда – без посетителей! Маленькой командой ревнителей.

Я делала через стекло суматошно-сумасшедшие знаки двум пожилым людям, сидящим на входе и, очевидно, заметившим нас.

Нам было сообщено сакраментальное: «Ждите, когда уйдут все…».

Прошел час, и довольно холодный час, но за это время наши дети – вот я уже говорю «наши» – сколотили из себя нечто вроде средней группки детсада, за это время мы несколько раз обошли вокруг четырех башен ждущего нас великолепия, да и побывали вроде как в центре экспозиции – квадратном внутреннем дворе, где стояли фигуры древних жителей-гигантов, которых почему-то так любят современные дети (и не только японские). Да и мне ненароком привиделось, что и замерли-то они только оттого, что дворик засыпан снегами, нашими, так и сяк воспетыми и, наоборот, разруганными.

Но и мелкая жизнь кишела: все было подточено жучками, мелкими, черненькими, не молвящими по-нашему, а может, и вообще, – что бы они ни делали, их пальцы напоминали умную машину прежних времен – арифмометр. Этими существами уже тогда, давно, в первый приход были забиты многие места архитектурного феномена, в хорошем смысле – мавзолея. Мезозоя ли – палеозоя…

Ходячим черным арифмометрам вроде все равно: знать или не знать, быть или не быть, жить или не жить, ибо в их мозжечке и, так сказать, в нижнем уме (что у них одно и то же) почти срослись (в силу невысоких, в общем-то, ха! запросов) понятия места и времени, лица и фигуры, блондинки и брюнетки. Нет. Вот тут на испытательном стенде вспыхнул бы яркий огонь – огнь обличающий и всесожигающий. Ну что: да, уже норы прорыты и дыры проточены. Из красивой, высокой идеи, идущей еще от 1714 года, от Кунсткамеры Петра I, от академиков великих, от фантаста Ефремова…

А они – торговые тараканы, больших зданий тараны – ничего вокруг себя не видят, не слышат, носят ящики то с молдавской сливой, то с чьим-то таким же киви, и маленькими собственными ключиками открывают тайные дверцы подвалов и чуланчиков в цокольных этажах беззащитных зданий-великанов, прогрызают ходы лоточные личинки, полагая их своей «частной собственностью»…

Прошел час.

…Рука кудряво-седой женщины в синем халате притронулась к моему правому плечу, и мы вошли.

Мы вошли… Нас встретили всего два человека: старичок в валенках и вышеупомянутая тетушка в синем халате. Старичок был заметного росту. Он взял в гардеробе наши одежонки, и выяснилось, что никаких ковбоев не присутствовало, а наличествовали студенты. «Динозавры – это круто!» – подумала я, глупая. «Они любить умеют только мертвых…» – опять о студентах-естественниках, по всему видать, несколько влюбленных и в предмет, и в подруг. В общем, студенты и мамаши с детками.

И вот мы в огромном вводном зале – маленькая горсточка людей примерно трех поколений. Ах, не о том я говорю, не на то напираю. Лучше не вспоминать о случившемся много позже. Нет.

Лучше подольше задержаться на сем трепетном миге ввода нас, неофитов, в храм Тысяч Творений.

И так здесь все сошлось – неповторимые творения и неповторимая, по воздействию – неотвратимая архитектура и внутреннее оформление, атмосфера и немного ностальгии: припомнились прибалтийские средневековые замки, Домский собор в Риге с его тогдашним благородным, громозвучным органом… Подумалось о «палеомузыке»…

Мои размышления остановила тетушка в синем халате: она указала на огромный скелет мамонта в центре вводного зала и произнесла:

– Это второй найденный на Земле полный скелет, вошедший в историю под именем «мамонта Трофимова». Когда осмотрите вводный зал, обратите внимание на «лестницу видов», потом мы вам откроем залы динозавров.

Мы осмотрели, обошли вводный зал и предстали пред «лестницей видов». В ярком, праздничном, великолепном освещении, отраженная снизу гигантским зеркалом, восходила ввысь и ниспадала в бесконечные, много раз повторенные бездны эта удивительная архитектурно-художественная метафора…

И все звери проходили пред нами. И приводили детей своих.

И даже казалось, что слабенько похрюкивают молодые эндрюсархи, в старом написании эндрюсархусы… Пришли все, но этих, может, и не видела… Стегозавры привели малых стегозаврят…

Бронтозавры привели малых бронтозаврят… Пара тиранозавров привела малых и уже злых тиранозаврят…

Все детки выглядели умилительно.

Самой неубедительной парой казались люди – два голых человека на вершине «пирамиды видов». И вроде бы с ними был ребенок.

И если сильно склониться на ограждение, то увидишь бесконечное, но внизу, там, под ногами, – обратное повторение пройденного… Голова закружилась…

…Тут-то меня крепко схватила за плечо женщина в синем халате. Она сказала:

– Они ждут.

Когда мы спустились вниз, дед в валенках уже вовсю вертел большим ключом в замочной скважине, но никак не мог открыть дверь к динозаврам. Я глупо и нахально пошутила:

– Они заперлись с той стороны.

На что мне эта женщина сказала:

– Ох, если бы вы знали, насколько вы правы…

Эту дверь так и не смогли победить. Нам велели ждать, когда отворят, обойдя по своим переходам, с обратной стороны…

И вот мы вступили в коридор, весь оклеенный яркими глянцевыми афишами с изображением разнообразных динозавров, я бы сказала, «в выгодных позах». И сглупу, сдуру я сопровождавшей нас женщине и говорю:

– Это похоже на цирковые афиши. Будто динозавры, как слегка престарелые актеры, регулярно ездят на гастроли и имеют с этого «гешефт».

– Это правда, – ответила мне она. – Если бы не их «гастроли», то и этот дом оставался бы недостроенным «долгостроем». Так и стоял бы сейчас… Да, их разбирают, собирают, возят по всему миру в «чемодане». Они ведь не жалуются…Сейчас они зарабатывают нам на обустройство окружающей местности, так сказать.

Если бы вы только знали, какие огромные очереди выстраивают на них австралийцы! И, конечно же, японцы. Ведь все периодически видят «Парки юрского периода». Ну а японцы очень любят своих доморощенных «годзилл»… Диномания диноманов.

– Но это-то все еще бы ничего… – А что такое?

– В нашем доме творится что-то страшное, непонятное. Я даже боюсь думать об этом!..

А дальше – дальше нам пришлось разойтись… ибо всю ночь нас здесь держать никто не собирался. Дети, как пчелы, носилась от стенда к стенду. Студенты почтительно сникали над полюбившимися экспонатами. Да и я, на время забыв темный намек, отстраненно повисала над тридасной гигантской – раковиной древних морей, напоминающей окаменевший изгиб бедер, наблюдала ужасный череп перейазавра из Северо-Двинской галереи, лично созерцала горгонопий. А также ужасалась и потрясалась треугольным крокодилообразным черепом лабиринтодонта.

Всего не расскажешь. Но темный намек слегка загородил от меня даже самый великолепный и впечатляющий экспонат, стоящий в зале мезозоя, – гигантский скелет диплодока.