Чушь. Эрен не верил в это. По какой-то причине они испугались того, что видели. Никогда он не был для Эрвина сыном, как тот не был и не будет для него отцом. А вот то, что Смит проворачивал что-то опасное, чему Эрен случайно чуть не навредил… Только была бы возможность еще подумать над этим.

От серебра, что, казалось, выжгло внутренности, хотелось выхаркать все органы, но они мучительно медленно регенерировали. Еще так же проходила бы боль в голове из-за испытанного чувства, до сих пор пронзавшего Эрена насквозь. Это и была та сила, с которой пары тянулись друг к другу? Это — любовь, которую он нес внутри себя сотню лет? Но разве от любви должно быть настолько больно? Миллионы вопросов, ответы на которые никто не мог дать. Даже в сон не получалось погрузиться из-за постоянно саднивших и заживающих лодыжек.

Как Микаса могла не узнать его? Почему остановила? Как вообще оказалась с Фрицами?

Эрен мотнул головой и сразу зашипел. Когда Аккерман оказалась достаточно далеко, внутри снова образовалась пустота, как после вырванного сердца. Только вырвали нечто иное, неосязаемое. Он вновь смог контролировать себя, но кому это докажешь? Запертый в одиночестве, Эрен только и мог, что пытаться найти ответы в своей голове, но там продолжал появляться измененный образ Микасы. Он даже уже начал думать, что по какой-то причине сходил с ума. Прикрыв глаза, он устроился на полу удобнее. И с кем говорить? Кого спрашивать? Вокруг не было ни единой души, у которой нашелся бы ответ. А Освальд… Из-за чертовых цепей, как бы Йегер ни пытался, связаться с ним не получалось. Неужели он вот так и проведет остатки своего существования? В подвале…

— Поешь. — Саша тихо подошла к нему, снимая цепи и подавая небольшую тушку кролика. — Может, лучше человеческой?

Выпивая все до последней капли, Йегер брезгливо поморщился.

— А что, думаешь, Смит разрешит мне сил набраться? — Он фыркнул, отводя взгляд на ногу, которая медленнее обычного, но заживала. — Я будто использовал весь свой запас, а теперь подыхаю.

Усмехнувшись, Эрен отбросил в сторону остатки кролика. Но появление Браус хоть немного помогло начать усмирять бушующий в голове ураган непонимания.

— Он уехал. — Саша села рядом, тяжело вздыхая. — То, что ты сказал… Ты уверен? Что это она?

Кивнув, Йегер сглотнул, прикрывая глаза. Он и сам не мог поверить до сих пор, но ощущения не могли обмануть. То, что он чувствовал, не передавалось словами, не поддавалось описаниям.

— Я не понимаю, как… Она была мертва, когда я тогда пришел. Я не слышал ее сердца. Это ведь невозможно, да? Но я должен увидеть ее. Без нее — это как умирать заново. Словно могу существовать только рядом с ней. Но… Почему она остановила меня? Почему не позволила коснуться? Если она выжила… Прошло столько лет… Она могла разлюбить меня? Могла найти кого-то другого? У меня так взорвется голова, Саша.

От боли, накатывающей волнами, Йегер морщился, силясь держать себя в руках.

— Насколько я помню, Фрицы блокируют все их воспоминания. Видел то странное ожерелье? — Саша показала примерный размер камня. — Тот булыжник мешает им иметь отдельную от хозяина личность.

Саша задумалась.

— Если она потеряла большое количество крови, превращение могло занять от трех дней, до недели. То есть, превращение могло пройти, пока она лежала в могиле «мертвая».

Почти минуту Эрен молчал, осмысливая услышанное, а после резко повернулся к Саше, хватая ее за руку.

— Тогда скажи, зачем чертов Эрвин забрал меня оттуда? Зачем меня увезли от нее? Они же знали. Все знали. Это же неправильно — разлучать пары. А она точно моя пара, я знаю. Я чувствую. Я чувствую ее, понимаешь? Освальд, он… — Мотнув головой, Йегер сжал переносицу, отпуская Браус. — Я должен увидеть ее. Обязан это сделать.

— Эрвин для чего-то подставился. И как только он сделал выводы — покинул поместье и приказал быть наготове. — Саша поднялась. — Нельзя, чтобы Адонис что-то заподозрил. Даже с тем, что вы пара — он никогда не отпустит свою игрушку. Но ты ее увидишь. У нас все еще назначена аудиенция. А теперь иди к себе и отдохни.

— Я буду аккуратен. — Нахмурившись, Йегер согласился.

Выбравшись из подвала, Эрен восполнил силы и первым делом достал дневник Освальда. Листы хоть и были обработаны чем-то, замедляющим старение бумаги, но приходилось быть как можно аккуратнее, чтобы не повредить страницы, информация на которых пронзала Йегера, как сотня стрел. Ровно в сердце. Будто оно продолжало биться в том же ритме, как при жизни, обливаясь кровью. Каждое прочитанное слово уничтожало оставшиеся сомнения насчет Фрицев.

«…Я никогда не думал, что стану вести записи. За все свои девять сотен лет я никогда не сталкивался с таким глупым расходом сил, который начался три столетия назад. И если раньше я был верен династии и закрывал глаза на рабское существование так называемых санторин (какое вульгарное название! Использовать место рождения Талии в таком ключе — кощунство), то сейчас я устал. Устал смотреть на то, как у девушек не остается иного выбора, кроме как становиться наложницами Адониса. Он полностью подавляет их личность, их волю, их мечты. Они вынуждены исполнять любой его приказ. Их ярко алые глаза — возможно, последствие воздействия обсидиана на организм вампира их типа. Санторины крайне нежные создания, несмотря на свою силу, которую они получают от новорожденного создателя. Лишь первая и четвертая группа крови пригодна для них. Серебро вводит в состояние транса. На нас оно действует иначе.

Я давно просил смерти. Прошел через все возможные войны, но ничто так и не смогло убить меня или хотя бы заставить оставить наследника. Сейчас Фрицы решили исполнить мое желание. В достаточно извращенной форме. Мне приказано стереть с лица земли небольшой городок в Вайоминге. Я не понимаю зачем, я не хочу этого. Они идут против своих же законов, и ради чего? Ради пополнения коллекции зверушек? Слишком глупо. Каждая такая особь — нарушение хода судьбы. Их предсказатель и без того страдает.

Думаю, они хотят обмануть меня. Хотя, я уверен в этом. Волнения нарастают, Актеон пытается максимально расшатать ситуацию. И, признаюсь честно, я разделяю его взгляды. В отличии от Смита. Мы никогда не ладили, но сейчас… Я понял, что в нем нет сострадания. Нет жалости. Он создал детей, чтобы потом использовать их, как пушечное мясо. Смита ведет лишь безумное желание мести за смерть, которая была восемь сотен лет назад. Он использует сопротивление лишь для того, чтобы убить Имир Фриц и ее брата. Фрицы, скорее всего, хотят иссушить меня и использовать тогда, когда станет удобно. Держать в состоянии искусственной смерти, но я не уверен… Если так, то лучше бы моему плану быть рабочим. Я возлагаю слишком много на кровь от моей крови. Это нечестно по отношению к нему, но…»

Текст далее оказался не читаем из-за того, что страницы разъели насекомые. Эрен несколько раз перечитывал, пытался разобрать хотя бы одно слово, но только сильнее злился. Все переворачивалось с ног на голову и обратно. Тот, кого следовало бы ненавидеть, оказался тем, кто пытался сделать хоть что-то, а тот, кто выглядел благодетелем, наоборот — действовал в личных интересах. Если бы только Освальд был здесь… Йегер и сам не думал, что когда-нибудь смирится с тем, насколько сильна была его связь с отцом. Да и вообще, что появится возможность обрести хоть какое-то подобие семьи. Он не помнил толком ни родную мать, ни отца. А то, что он о них знал, так это, что она работала в кабаке, а он был лекарем. И то, что ее считали местной красоткой. Это было все, что ему рассказала старуха из его городка, которую он расспросил.

Как так вышло, что маленький Эрен остался один на улице, ему никто не рассказал. Видимо, с того момента вся его жизнь покатилась по наклонной в совсем не романтичные бандитские будни. Чтобы выжить, он научился красть, быстро бегать, ждать и просчитывать момент.

Его семьей стали наемники, убийцы, грабители, когда он, обладая небывалой хитростью и везучестью, смог выгрызть свое место в этих кругах. Вскоре многие сами хотели работать с ним, даже несмотря на юный возраст. Он был их командиром. Они — верными людьми. Вспоминая все это, Йегер только сильнее сдавил пальцами переносицу.