И Йегер держал слово. Проснувшееся в нем усердие было похвальным, и Бассет конечно же отмечал успехи сына. Но учиться всему — не месяц, и даже не несколько лет. Даже спустя двести лет Эрен, хоть и обладал немалыми знаниями, но все еще числился учеником Освальда. Правда, теперь его выдержке можно было позавидовать, и на лишние замечания он перестал реагировать так остро, как в начале.

Европа и через двести лет осталась со своими привычками, хоть Эрен и любил все, что из себя представляли страны, но некоторые моменты его удивляли. Например, что из года в год сохранялась проблема брошенных детей, которых и в этот раз вывели из кирпичного здания приюта совершенно внезапно — перед носом Эрена и Микасы, решившись прогуляться и присмотреть очередную цель для пополнения запасов крови.

Маленькая девчушка с большими глазами, вызвавшими ассоциативно у Эрена в голове вид гор, чьи поросшие зеленью верхушки скрывались серым туманом, врезалась в него, ойкнув сперва, а после улыбнувшись так искренне, что, казалось, на мгновение он стал живым во всех смыслах. Извинившись, девочка подобрала с асфальта мягкую игрушку и вновь взглянула уже на Микасу. Удивительно, как в таком мире она сохранила этот блеск в глазах. Но Эрен не успел отметить это, как он потух, и девочка осунулась после оклика воспитательницы. По спине прошлись мурашки, и Йегер крепче сжал талию Микасы. Лизавета. Лиззи. Таких совпадений не бывает. Проследив за тем, как удалялись дети, Эрен запомнил название приюта, а после повернулся к Аккерман, смотрящей, казалось, также тепло вслед этой внезапной девчушке.

— Скажи, любовь моя, ты не задумывалась за все это время о детях? — Он сглотнул, отвел взгляд, улыбаясь совсем как в молодости, когда еще был человеком и мог признаться в любви в первый раз. — Мне кажется, что я только что захотел этого. Очень.