.

========== Глава 1. Кровавая изморозь ==========

Шаги эхом разносились по темному коридору, лишенному окон, пропахшему сыростью и кровью. Эта часть была заброшенной почти шесть веков, но отчего-то Освальд решил спуститься в катакомбы замка Бран. В Карпатах Бассету не нравилось. Слишком скучно, слишком много снобов, считающих себя выше и лучше всех. Но статус английского князя обязывает находиться рядом с королевой некоторое количество времени.

Пыточные клетки были, на удивление, в отличном состоянии. Словно все здесь готовились к чему-то грандиозному. Учитывая то, с каким темпом Адонис собирал Санторин — не удивительно. Несчастные создания были обречены жить в тумане под воздействием этого омерзительного камня, лишенные личности и желаний. Высший свет едва ли знал об истинных мотивах королевы. Что уж там, они все — дети, родившиеся сразу после отмены закона о создании потомков, который был принят после убийства Маркуса.

Вздохнув, он провел длинными изящными пальцами по каменным стенам подземелья, которые столетиями впитывали в себя страдания пленных. Все же, происходящее сейчас было неправильно. Он помнил жизнь во времена правления Талии и Маркуса, тогда в мире царил порядок. Освальд выпрямился, обретая прежний, более устрашающий вид, и поднялся на верхние уровни.

Имир восседала на троне, безразлично оглядывая всех присутствующих в зале. Она редко когда показывала свои эмоции, считая их, во многом, выражением собственной слабости. Хотя, Фриц едва ли заботили обыденные проблемы присутствующих. Тяжелые дубовые двери с грохотом отворились, привлекая к вошедшему Бассету ее внимание. Темп его шага был быстр, а лицо все таким же хмурым. Он нервно одергивал полы развивающейся красной бархатной накидки, которую так ненавидел, но должен был носить. Ведь того хотела королева.

— Ваша светлость! — Он коротко поклонился, останавливаясь в нескольких метрах от Имир. — Объяснитесь. Катакомбы обновляются, однако ситуация в мире стабильна. В них нет нужды. Могу ли я расценивать это за попытку дестабилизации?

— Я не обязана объясняться перед тобой, Освальд. — Громкий голос Имир заставил его всмотреться в пол, но лишь на несколько секунд, чтобы затем снова поднять на нее озлобленный взгляд. — Но я хочу помочь. Ты знаешь, как я дорожу тобой. Недавно я пришла к одному интересному выводу.

— Конечно, дорожите. — Его скептичный тон заставил некоторых придворных дам в комнате смущенно хихикнуть.

— Не нужно быть таким, мой дорогой друг. — Она поднялась, махнув изящной рукой. Белое платье заструилось по ее телу, словно дымка, сияющая от солнечных лучей, попадающих в зал через стеклянную часть в потолке. — Я хочу даровать тебе то, чего ты так желаешь. В свою очередь ты должен сделать кое-что для меня.

***

Погнав лошадь вдоль замерзшей реки, она морщилась от холодного воздуха, обдувавшего ее лицо и шею даже сквозь теплую повязку. Два пса, которых она взяла с собой, с радостью подхватили быстрый темп езды и позволили себе убежать даже дальше лошади, явно узнав дорогу. Микаса Аккерман — дочь шерифа небольшого нового городка Каули, что находился на границе Вайоминга и Монтаны, — поехала проведать фермера Уокера. Он приходился ей крестным, которым она дорожила достаточно, чтобы провести несколько часов верхом перед бурей.

Вайоминг зимой становился безжалостным. Частые метели обрубали связь крупных ферм и города, из-за чего те становились жертвами набегов бандитов. Тут уж было два варианта: пристрелить конокрадов, либо быть убитым ими. На счету обычного фермера Уокера было уже пять душ бандитов. Подъехав к небольшой конюшне, она привязала лошадь и приказала псам ее сторожить. Аккерман зевнула, поправляя сразу же платок. Ранний утренний подъем не сказался положительно на ее сознании, из-за чего ей было тяжело выполнять многие домашние дела, которыми так и норовила наградить ее мать. Собственно, чтобы их избежать, она и сослалась на беспокойство о крестном. Конечно, Микаса действительно любила Уокера.

Она остановилась, отходя на несколько шагов от лошади, и нахмурилась, замечая, что двери в конюшню оказались открытыми, хотя Уокер всегда их запирал. Как же так? Это было вообще на него не похоже, а уж оставить коней надолго в леваде перед бурей — абсолютно нет! Особенно зимой. Да и странный запах был повсюду, вызывая у нее рвотные позывы. Подходя ближе, она заметила небольшие кровавые следы.

Зайдя в конюшню, она обнаружила с десяток убитых с особой жестокостью лошадей. Они были выпотрошены, словно с ними заперли, как минимум, голодную стаю волков. Те, которым посчастливилось быть в леваде, выжили. Два вороных коня встревожено фыркали, подойдя ближе к забору, нервно поджимая уши.

Признаться честно, Микаса понимала: скорее всего кто-то пришел мстить. За его долгую жизнь он нажил достаточно врагов, чтобы кто-то вот так приходил и желал убить его. Будучи солдатом на стороне конфедератов, было глупо селиться рядом с городом, в котором большинство было за северян. Правда, некоторым было плевать, другие же, скрипя зубами, но принимали его продукты. Иного выхода не было, его ферма — самая близкая к городу.

Аккерман бегом направилась к дому, чувствуя неладное. Паника раскаленной сталью проходилась по горлу, заставляя сердце биться в несколько раз быстрее. Падая на колени из-за глубокого снега, а затем поднимаясь и продолжая идти, она пробиралась к дому. Стряхнув с сапог приличное количество снега, она вбежала в дом, сразу же начиная кашлять от едкого запаха человеческой крови. Здесь было даже хуже, чем в конюшне. Внутри был ужасный погром, разодранная мебель, которая успела достаточно впитать в себя кровь. И труп. Прямо на лестнице. Уокер был иссушен, словно из него высосали всю его жизнь. Микаса всхлипнула, садясь рядом. Его шея была обезображена, из нее выдрали приличный кусок мяса, из-за чего голова болталась и могла отвалиться в любой момент. Аккерман подскочила, и ее несколько раз вывернуло прямо в старую декоративную вазу.

Просидев на порожках несколько десятков минут, пытаясь прийти в себя, осознать и понять, что ей нужно было делать, Микаса плакала, не веря в произошедшее. Все же она взяла себя в руки, аккуратно стащив его тело с лестницы — ей ужасно везло, что старый Уокер был болен и потерял былые формы. Найдя плотный ковер, Аккерман замотала его тело внутрь и вышла на улицу. Где-то вдалеке собирались тучи, а это значило только одно — медлить нельзя. Поймав коня в леваде, она быстро заседлала его, еле как водрузив тело наверх, прикрепляя его к седлу. В свою очередь расстегнув поводья, Аккерман прикрепила их к застежке на старом седле. Чувствуя ужасную усталость, Микаса почти валилась с ног, а поднятое ею тело отдавало тянущей болью в спине и животе.

Микаса заперла дом и взглянула на второго, оставшегося в одиночестве коня. Оставлять его здесь — обрекать животное на смерть, ведь скоро начнется метель. Даже если завести его в конюшню — он умрет от голода. Тяжело вздохнув, она быстро прикрепила его к седлу коня с телом. Недоуздка должно было хватить на то, чтобы обеспечить ему смену места жительства. Ругать ее бы не стали за такой гуманизм. Все знают, что кони Уокера — лучшие в округе. Кое-как забравшись в седло, она тут же погнала псов вперед, двигая кобылу и закрывая лицо теплым платком.

Спустя час на ферму обрушилась метель. Микаса правильно сделала, что выдвинулась сразу. Пережидать бурю в доме с трупом ее крестного было явно не очень хорошей идеей, учитывая то, как сильно ее тошнило от запаха крови. Путь обратно в Каули оказался намного быстрее из-за того, что Микаса больше не ехала по длинной, но ужасно красивой дороге. Теперь она старалась гнать лошадь по максимально короткой, чтобы быстрее доложить отцу о том, что случилось. Псы истерично лаяли на завернутый ковер, пугая этим лошадей. Они заткнулись только тогда, когда она въехала в город и направилась прямиком к небольшому зданию с пестрой вывеской «Шериф».

— Отец! — Микаса вошла в здание, нервно осматриваясь. К ней вышел высокий, черноволосый мужчина, отдаленно напоминающий ее саму.