А потом он всё же смог проснуться по-настоящему и открыл глаза… и долго не мог понять, где он находится, и что с ним такое произошло…

Ярко светила с неба большая полная луна. И небо было на удивление ясным, и на удивление звёздным… и человек не сразу узнал маленькую лесную полянку…

– Берёзка! – прошептал человек, и ему никто не ответил.

Человек подошёл ближе.

Берёзки не было. Даже следа не осталось на том месте, где ещё вчера стояла, покачиваясь под ветром, маленькая рыжая берёзка…

А на земле…

…на земле что-то отсвечивалось, словно отражённое ярким лунным светом…

Человек наклонился.

Это были следы босых человеческих ног.

Следы начинались как-то сразу, внезапно и ниоткуда, потом они вели к небольшой лужице у самого края полянки, входили в неё и исчезали…

В реальной жизни для фей нет места, но вот в сказочных историях они время от времени встречаются. В том числе и лесные феи…

В одном сказочном лесу жили именно такие феи, и феи довольно необычные. Дело в том, что все сказочные феи делятся на добрых и злых, причём добрые всегда стараются помочь людям, попавшим в беду, злые же, наоборот, – всячески пытаются людям навредить и даже, если получится, вообще загубить их.

Феи сказочного леса, о котором пойдёт речь ниже, не были, ни добрыми, ни злыми. Вернее, они могли быть как добрыми, так и злыми… и эти два состояния лесных фей строго чередовались. Ведь ежели сегодня любая из таких фей была доброй и отзывчивой к чужим несчастьям, то уже на следующее утро она просыпалась, не просто злобной и мстительной, но и в высшей степени жестокой и безжалостной. А потом всё вновь повторялось…

И, что самое удивительное, феи этого леса не видели в постоянных своих изменениях ничего особенного. Просто так испокон веку повелось в волшебном лесу.

Но была среди лесных фей одна, которая в каждый из «добрых» своих дней очень страдала из-за необходимости уже на следующее утро вновь превращаться в злобную и мстительную фурию. О, как хотелось ей навсегда остаться доброй и отзывчивой, как же в наивных своих мечтаниях желала она, чтобы такое однажды произошло… но ничего подобного, увы, так и не происходило. И, проснувшись на следующее утро, Фея, не просто со злобным презрительным хохотом припоминала вчерашние свои грёзы и мечтания, но и даже всячески потешалась над собой вчерашней. И такое повторялось раз за разом… и конца этому раздвоению даже не предвиделось…

И вот в один со своих «злых» дней Фея эта, пролетая над самой лесной чащей, вдруг заметила на одной из редких полянок что-то не совсем обычное. Заинтересовавшись этим, Фея сначала замедлила стремительный свой полёт, а потом, совершив над полянкой широкий полукруг, опустилась ниже.

И вот что она увидела?

На полянке под величественным столетним дубом лежал какой-то мужчина в роскошной одежде из парчи и шёлка. Правда, одежда эта была во многих местах порвана, а ещё на ней виднелись многочисленные кровавые пятна.

Рядом с мужчиной стоял, низко опустив голову, статный вороной жеребец в богатом золочёном убранстве. А неподалёку от них лежала, возвышаясь в густой траве, грузная туша огромного щетинистого вепря, который, как знала Фея, проживал в дремучих этих местах и уже загубил немало охотников, сначала заманивая их в самую лесную чащу, а потом внезапно нападая из засады. Впрочем, теперь грозный вепрь был мёртв, из толстой шеи его торчал обломок копья, рядом валялся окровавленный меч.

– Ха-ха-ха! – злобно захохотала Фея, зависая неподвижно над поляной. – Вот и ещё один никчёмный человечишка вздумал померяться силами с нашим славным вепрем! Жаль только, что человечишка этот ухитрилось каким-то невероятным образом лишить жизни моё любимое животное, и бедняга вепрь не сможет больше погубить хоть кого-либо из его презренных соплеменников! Но ещё больше меня огорчает тот факт, что человечишка этот, кажется, уже отдал концы, а значит, я не смогу получить, ни с чем не сравнимое наслаждение, наблюдая за его медленной и мучительной агонией! Хотя… возможно, он ещё жив, это ничтожество…

Фея опустилась ещё ниже и окинула презрительным взором человека, лежащего под дубом.

Человек этот, кажется, был жив… во всяком случае, он ещё дышал, резко и прерывисто. И был человек этот довольно молод и очень красив… впрочем, злобной Фее до его молодости и красоты не было совершенно никакого дела.

– Прикончить его, что ли? – пробормотала она и даже потянулась было к отравленному кинжалу на поясе, но в самый последний момент передумала и лишь мстительно расхохоталась. – Ну, нет! Такой милости, как быстрая смерть, этот человечишка явно недостоин! Пускай умирает долго и мучительно, жаль только, что…

Тут Фея замолчала и, подняв голову, с тревогой посмотрела на солнце, которое уже успела наполовину прятаться за густые кроны деревьев.

– Жаль… – задумчиво проговорила она и, вздохнув, добавила: – Как жаль, что наступает вечер и мне нужно срочно вернуться домой, так и не дождавшись его окончательной гибели! Одно только радует меня: этому человечишку никак не дотянуть до утра и моя глупенькая вторая половина, ежели и пожелает каким-то образом его спасти, обязательно опоздает со своим дурацким желанием! Тем более, что местные волки обязательно учуют лёгкую добычу и обязательно захотят полакомиться и этим горе-охотником и его такой аппетитной лошадью!

И Фея торопливо полетела прочь, прилагая максимум усилий, чтобы всё же успеть залететь в свой уютный древесный домик ещё до того момента, когда солнце окончательно спрячется за горизонтом. Ибо по строгим правилам этого волшебного леса ни одной феи нельзя было находиться за пределами своего жилища после наступления сумерек, ибо тогда с ней могло произойти нечто ужасное. Что именно должно было произойти: этого не знала ни одна из лесных фей, но все они панически боялись ночной темноты. И до такой степени, что не просто запирали двери и оконные ставни своих древесных домиков на все возможные замки и запоры, но и зажигали на стенах самые яркие светильники. И лишь после этого спокойно укладывались в постели и засыпали.

Всё это проделала и наша Фея, а утром, проснувшись уже доброй, она вспомнила вдруг об умирающем юноше на полянке и о том, с какой ненавистью и злорадством потешалась она вчера над его предсмертными муками.

«А вдруг он ещё жив?! – внезапно подумала Фея, торопливо покидая своё жильё. – Что, ежели я смогу хоть чем-либо ему помочь?»

Тут надо отметить, что все феи этого леса хорошо разбирались в лекарственных свойствах произрастающих в нём растений: как тех, которыми можно вылечить даже самые тяжёлые и запущенные болезни, так и тех, которые сами по себе были смертельно опасными для всякого живого организма. Просто в разные периоды своего существования феи могли по-разному использовать обширные свои знания: как на пользу, так и во вред людям.

Но сейчас, спеша на маленькую лесную полянку, на которой под раскидистым вековым дубом лежал умирающий юноша, Фея разыскивала и прихватывала с собой лишь те из растений, при помощи которых можно было заживлять даже самые тяжёлые раны.

– Только бы он не умер! – шептала при этом Фея. – Только бы волки или медведи не учуяли его этой ночью! Только бы мне успеть!

И она успела! Как раз в тот самый момент, когда волки уже подступили к дубу со всех сторон, а гнедой жеребец, усталый и израненный, стоя над телом юноши, всё ещё пытался защитить своего хозяина…

– Прочь! – закричала Фея, взмахивая правой рукой (в левой руке были крепко зажаты собранные растения) и швыряя в волков жгучие огоньки-заклинания. – Пошли прочь, серые разбойники!

Испуганные волки тотчас же бросились врассыпную, а Фея, опустившись на землю возле юноши, низко над ним наклонилась.

И с радостью убедилась, что юноша, хоть и очень ослаб за предыдущую ночь, но всё ещё жив, а значит, можно попытаться его спасти.

И Фея сразу же принялась за лечение. А так как те травы и корешки, которые она успела собрать за время своего стремительного полёта, и в самом деле обладали исключительной исцеляющей силой, то где-то ближе к вечеру их лечебное действие, а также волшебное искусство самой Феи, начало приносить свои плоды. Страшные рваные раны на теле юноши, не просто зажили, но исчезли бесследно, прерывистое, почти незаметное дыхание его вновь сделалось ровным и глубоким, на белом, будто припорошенным мелом лице юноши заиграл здоровый румянец.