И тот запоздало вспомнил, что вчера утром не проверил почту.

— Иди, дорогой, — тётя Петуния не сдержала усталого вздоха.

Дадли нахмурился ещё больше, но спорить почему-то не стал. Глядя ему вслед с непередаваемой тоской, Гарри мечтал только о том, чтобы тоже куда-нибудь сбежать. Говорить о письмах с опекунами не хотелось. Он просто не знал, чего от них можно ожидать.

Нет, Дурсли не были совсем уж плохими людьми… просто они не любили Гарри. Да и не были обязаны любить, поэтому он никогда особенно по этому поводу не переживал. Просто не повезло.

— Я так понимаю, эти письма приходили и раньше? — вновь заговорила тётя Петуния, когда из прихожей донёсся стук закрывающейся входной двери. — Вернон, пожалуйста…

Пока Гарри усиленно пытался придумать, как ему вести себя дальше и что говорить, дядя Вернон нехотя поднялся со стула, вытащил из-под своего необъятного седалища почту и раздражённо кинул её на стол. Как и подозревал Гарри, среди совершенно неинтересной ему макулатуры лежал уже знакомый конверт с зелёными буквами и восковой печатью.

Окинув взглядом кучу, Гарри с облегчением отметил, что хотя бы письма из Хитченс на этот раз в ней не было. Вряд ли ему бы удалось быстро замять тему того, что его зовут в девчачью школу. Скорее всего, дядя Вернон и Дадли потешались бы над ним по этому поводу всю его оставшуюся жизнь.

— Позавчера пришло такое же письмо… вы не успели утром разобрать почту, — Гарри решил по возможности говорить правду, врать он не любил, хотя и был в этом очень даже неплох, жизнь заставила научиться.

— Ты его читал?! — рявкнул дядя Вернон.

— Конечно же, он его читал, — тётя Петуния закатила глаза, всем своим видом демонстрируя раздражение, но потом опомнилась. — Прости, дорогой… эти письма… пробуждают во мне самое худшее, — она бросила на супруга извиняющийся взгляд и снова повернулась к племяннику.

— Конечно же, я его читал, — пробубнил тот себе под нос.

Буря вроде бы прошла стороной, поэтому он позволил себе такой тон, обычно дяде Вернону в таких ситуациях было лень тянуться к нему всё с тем же дежурным подзатыльником. Так случилось и в этот раз.

— И что ты думаешь по этому поводу? — без особого энтузиазма поинтересовалась тётя Петуния.

И Гарри вдруг внезапно понял, что всё самое интересное он пропустил. Слишком уж спокойно его опекуны отреагировали на письмо из школы. И это Дурсли… люди, в буквальном смысле ненавидящие всё, что не укладывалось в их представление о норме. Вероятно, письмо из Хогвартса было и во вчерашней почте. И, скорее всего, вчера их реакция была куда более бурной.

«Как бы расспросить об этом кузена?» — подумалось Гарри, но он не питал на этот счёт особенных иллюзий, с кузеном у него отношения не сложились даже больше, чем с опекунами.

Но нужно было что-то отвечать, пока его не сочли умственно-отсталым… в очередной раз.

— Э, ну… я не знаю. Это очень странно всё, я бы даже не поверил, но…

— Но ты поверил? — тётя Петуния недовольно сощурилась, поджимая губы.

— Ну… все эти странные события, ну вы помните, — Гарри не считал разумным напоминать Дурслям о тех странностях, что сопровождали его всю недолгую жизнь, однако что ещё сказать — он не знал. — Наверное, это отличное объяснение.

— Отличное, — пробурчал дядя Вернон, было видно, что он хотел сказать что-то ещё, но промолчал. Потом его взгляд упал на конверт, и он снова разъярился. Тыкая толстым сарделькоподобным пальцем в адрес назначения, он прорычал: — Откуда они знают, что ты живёшь в чулане?!

— Они всё знают, — как-то обречённо проговорила тётя Петуния, в очередной раз тоскливо вздыхая. — И если уж мы заговорили об этом… я думаю, Гарри стоит выделить старую комнату Дадли.

Вернон надулся ещё сильнее, но спорить с ней не стал.

— Дадлику сама об этом расскажешь.

Тётя Петуния снова вздохнула.

— Так мне можно будет поехать в эту школу? — робко спросил Гарри.

— Только если мы не найдём способа от них отвязаться! — у дяди Вернона, судя по всему, открылось второе дыхание, и он снова взбеленился. — Мы ещё посмотрим, кто кого!

— Дорогой, не надо… ты не знаешь… — попыталась было вмешаться тётя Петуния, но он так на неё зыркнул, что она замолчала, потупив взгляд.

«Что же это делается?» — любопытство раздирало Гарри изнутри, но здравый смысл подсказывал ему, что сейчас не время и не место задавать вопросы.

Дядя Вернон пыхтел как сломанная скороварка, тётя Петуния, казалось, ушла в себя и возвращаться не собиралась. Гарри бросил взгляд на конверт, тихонько поднялся со стула и на цыпочках покинул кухню, радуясь тому, что хотя бы сегодня ему не придётся мыть посуду.

Вернувшись в чулан, служивший ему домом вот уже сколько лет, он оглядел свои нехитрые пожитки, которых за эти годы накопилось не так уж и много. Переезд не займёт много времени, но стоило бы поторопиться, пока Дурсли не передумали.

Ему хватило всего одного похода наверх, чтобы перенести все свои вещи, кроме, естественно, старенькой раскладушки. Кровать в его новой комнате была, не слишком новая — как и практически всё остальное, что хранилось там, — но вполне удобная. Гарри растянулся на ней и прислушался. К сожалению, голоса Дурслей сюда не долетали, и он даже на мгновение пожалел, что так быстро перебрался наверх.

Спустя некоторое время его сморил сон. Очнулся Гарри, когда уже стемнело. Он вновь навострил уши, внизу явно говорили на повышенных тонах. На очень повышенных тонах, поскольку до него то и дело доносились обрывки слов и поросячий визг. Впрочем, последнее могло быть и протестами Дадли.

В животе Гарри призывно заурчало, но он лишь перевернулся на другой бок, спускаться вниз ему категорически не хотелось. Дадли очень бурно на всё реагировал, но у родителей всегда получалось отвлечь его подарками и вкусняшками, велик шанс, что уже завтра он забудет о том, что проклятый кузен отжал у него комнату. А может быть, и нет. Скорее всего, нет. Гарри невесело усмехнулся и снова начал погружаться в сон.

***

О школе волшебства они больше не разговаривали, жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Ну почти в привычное, поскольку Дурсли словно бы и позабыли о существовании Гарри. Тётя Петуния больше не будила его для того, чтобы он помогал ей готовить завтрак. Да и вообще перестала нагружать его работой по дому. Ел он когда хотел и что хотел, куском Гарри больше не попрекали. Впрочем, он старался обчищать холодильник тогда, когда на кухне никого не было.

А дядя Вернон объявил войну почте. Гарри никак не мог понять, что заставляет взрослого человека вести себя так странно. Он даже подумал было, что виной всему магия… но Дурсли всегда были, мягко говоря, немного ненормальными в своём стремлении к нормальности.

Следующую ночь после переезда Гарри в новую комнату, дядя Вернон провёл в прихожей, устроившись в спальном мешке прямо на коврике. Но это ни к чему не привело, письма — а в этот раз их было сразу три штуки, — всё равно попали в дом, хотя дядя Вернон разве что не бил себя пяткой в грудь, утверждая, что не спал всю ночь. И почтальон, на которого он умудрился наорать в то утро, оказался ни при чём. Письма из Хогвартса попадали в общую кучу корреспонденции как-то иначе.

Поэтому на следующий день дядя Вернон не пошёл на работу, после завтрака он облачился в свой рабочий джинсовый комбинезон, притащил из мастерской гвозди и молоток, расселся на коврике и принялся заколачивать щель для писем.

Дадли смотался с самого утра, последние дни он вообще старался как можно меньше времени проводить дома. И Гарри его понимал, ему и самому хотелось удрать куда-нибудь, чтобы не видеть вечно траурной физиономии тёти и странной активности дяди, но сначала стоило немного перекусить.

И всё же Гарри не смог сдержать любопытства, соорудив себе сэндвич, он прокрался в прихожую. Тётя Петуния была уже там, дядя Вернон работал молотком с каким-то поразительным и не свойственным ему энтузиазмом. Это уже походило на одержимость. Гарри переглянулся с тётей Петунией, и ему показалось, что она в этот момент думала о том же самом.