Личность или социальная группа вступают во взаимодействие всей своей целокупностью как вещь, а не отдельной стороной как элемент множества. Целокупность и монолитность зависят от количества и силы связей между элементами и сочетаемости их свойств, т. е. от законов ее структуры.

Целостность является общим и универсальным свойством вещи, упорядочивающим и создающим единство ее элементов. Понять пути зарождения и протекания поведения личности и группы, роль психологического склада, того или иного психологического явления – значит понять фундаментальные законы формирования целостности, ее структурную сложность и многоуровневость.

Достаточно ли для познания социально-психологических феноменов вещного уровня представления явлений, как утверждают, например, сторонники структурного подхода?

Пространство между целостностями наполнены не просто связями, но отношениями, которые, собственно, создают свойства включающей, объемлющей элементы целостности и условие существования этих элементов. Структурный анализ социального объединения или личности как вещи, сколь бы сложен он ни был, не может раскрыть их непростую внутреннюю динамическую сущность, определенную отношениями взаимодействующих внутри них элементов.

Сама по себе духовная целостность, в отличие от материальной (такой, например, как «чаша Хайдеггера»), обладает не просто упорядоченной многомножественностью. Социально-психологическая целостность не может быть итогом механического или химического соединения пригнанных друг к другу частей, соединенных и застывших. Любую мозаику, сколь бы искусной она ни была, легко разбить на отдельные кусочки.

Социально-психологическое единство личности, группы или социальной организации внешне разрушить не так-то просто. Политикам хорошо известно, что угроза группе извне не уменьшает, наоборот, резко повышает сплоченность внутри нее, а физическое разъединение членов группы нередко ведет к повышению единообразия группового поведения. И именно только в процессе интенсивного обмена социально-психологическими отношениями между элементами это единство становится очевидным. В статике, в ситуации покоя элементов единство обычно «молчит».

Таким образом, отношения между социальными объектами играют ключевую роль для понимания свойств социальных явлений как духовно-материальных целостностей, для понимания феномена возникновения и путей реализации поведения людей. Чтобы обратиться к исследованию закономерностей формирования и развития отношений, мы вынуждены, кроме понятия вещи, привлечь новое «центральное» понятие. Оно должно служить обозначением своеобразной среды, собирающей и преломляющей все богатство различных аналитических подходов.

Таким понятием, вмещающим в себя интегрированную совокупность множества взаимосоотносящихся психологических явлений, находящихся в состоянии психологического или социально-психологического обмена и создающих за счет этого новое психологическое явление, служит понятие системы.

Термин «система» стал так популярен, что мы можем его встретить в большинстве научных исследований, посвященных психологическим проблемам. Он постепенно превращается в некий элемент этикета с сугубо ритуальным смыслом поклонения «научному идолу» или стремления приобщиться к соответствующей субкультуре. Такое состояние дел вынуждает не просто сослаться на какое-либо определение, но и более строго очертить границы применения данного термина.

Возьмем один из самых простых подходов к определению системы, встречающихся в научной литературе: «Система определяется через множество составляющих ее элементов и множества отношений, существующих между этими элементами» [88, с. 15]. Или вспомним предельно простое утверждение О. Ланге о том, что системой мы будем называть множество связанных действующих элементов [126].

Определения подобного рода не обеспечивают даже уровня декларируемого ими множественного анализа (не говоря уже о системном). Они не ставят границ как для множеств, так и для простых совокупностей объектов, отношения между которыми могут быть не только разноаспектными, но и не иметь никакой непосредственной связи с сутью системы, ради которой они рассматриваются.

Согласно другому определению системы, данному А. Холлом и Р. Фейджином, утверждается множество объектов вместе с отношениями (relationship) между объектами и между их атрибутами (свойствами) [292, с. 258].

Теперь мы можем приоткрыть занавес над психологическим явлением как вещью. Но, к сожалению, лишь приоткрыть, так как подобные определения охватывают и те «дурные общности» [94, с. 92], которые возникают в результате доступности наблюдения только некоторой совокупности, воспринимаемой нами в силу наших субъективных возможностей. Из-за этого любую систему мы можем подменить в силу ограниченности своего восприятия любой ее частью. Иначе она явится нам вещью, будучи на самом деле простым конгломератом разносистемных, но опосредованно связанных друг с другом элементов. В данном определении нам явно недостаточно одного указания на множество, даже если это множество взаимодействующих вещей. В частности, ему не хватает указания на единство этого множества, т.е. на его вещность как необходимое условие существования систем.

В.П. Кузьмин справедливо подчеркивает как одну из главных характеристик систем их целостность, иными словами, их вещность. «…целостные, устойчивые единства, эти единицы объективного мира мы и называем обобщенно системами» [117, с. 8]. Целостность – это character indelibilis (неотъемлемое свойство) всех систем.

Требованию целостности отвечает определение, данное системе В.Н. Садовским: система – это «совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которая образует определенную целостность, единство» [228, с. 610].

Однако сущность системы в таком определении совершенно теряется. Вряд ли целью системы мы можем признать создание целостности как таковой. По крайней мере, это кажется весьма сомнительной целью социальных систем, создаваемых человеческими отношениями. Целью создания сложных социальных образований скорее является возможность возникновения нового качества, позволяющего социальным элементам сохраняться и развиваться далее.

Приведенные аргументы подкрепляют суждение В.П. Кузьмина о том, что «…понятие «система» …выступает универсализированным обозначением качественного объекта, пригодным для описания любого «качественного узла», совокупности, целостности, комплекса» [117, с. 12]. Целостность системы означает, иными словами, факт появления нового свойства и новой вещи как итог совместного существования элементов множества, наполняющего данную систему.

Таким образом, чтобы разрешить ставшую более ясной для нас проблему диалектической связи сложного психологического явления (вещи) – и единичного (конкретных элементов этого явления), мы должны отразить в понятии системы ее атрибутивный аспект.

Данный подход детально разработан в концепции А.И. Уемова, который формулирует определение системы «как множества объектов, на которых реализуется заранее определенное отношение с фиксированными свойствами» или «как множество объектов, которые обладают заранее определенными свойствами с фиксированными между ними отношениями» [272, с. 21].

Однако если мы возьмем любые числа из десятичного ряда, то свойства их вполне фиксированы и между ними реализуется вполне определенное отношение, заданное десятичной системой счисления. Тем не менее перед нами выступает на поверхность лишь часть системы, остальные элементы которой скрыты за пределами определения. Мы оказываемся перед лицом конкретно-эмпирической, но не истинной целостности вещи.

Очень близко нам по своему подходу определение В.Н. Сагатовского, вся концепция которого строится на уже упомянутой триаде: связь – свойство – отношение и поднимает нас на уровень действительной целостности. С помощью его мы в состоянии придать личности и группам черты целостных субъектов социальной активности. Согласно этому определению, «…система – это множество элементов, структура которого является необходимым и достаточным условием наличия качества данного множества» [227, с. 323]. Но, к сожалению, и это определение нельзя признать окончательным.