– Как ты узнал про истину? – удивилась я. – Ведь это говорили только мне.

– Это говорят всем! Только истина у каждого своя! – Сел на траву совсем рядом и на ухо сказал: – И летать не всем разрешают.

Я смотрела на его изуродованное оспами и живыми ранами лицо. Глаза, его глаза. Они не давали мне покоя. Где я могла их видеть? Он смотрел на меня так искренно и так нежно, что стало как-то не по себе.

– Значит, ты не смог найти свою? Ну, свою правду? – я попыталась прервать затянувшееся молчание.

– Мою правду еще никто не смог выяснить! – очень легко и, кажется, очень спокойно ответил он.

– И что же это за правда, которой нет? – хотела съязвить я.

– Афганистан. Есть такая страна. Просто страна. Я там служил.

Мне стало стыдно и неловко.

– Да ладно! Не дрейфь, прорвемся! – улыбаясь, скомандовал он.

Знакомые слова, где-то я их слышала? Я задумалась, а он снова улыбнулся. Вот гад, все-таки читает мои мысли! Мотя не удержался и залился веселым, задорным смехом. Шишке понравился сей жизненный момент, и она решила поддержать его, начав неистово лизать меня. Если я в реальной жизни всегда пыталась увернуться от ее поцелуев, то сейчас подставляла все: глаза, уши, нос, щеки, губы. Все это было так реально, так вкусно, так к душе!

– А почему Шишка проходит сквозь людей, машины и предметы? – спросила я, анализируя увиденное.

– Ее душа чиста и не подлежит коррекции. Она покинула тело в миг его смерти, в назначенный срок. Просто мне позволили взять ее на время.

– Как на время? Значит, если я вернусь, то она… – Я прижала маленькое, мохнатое и барахтающееся тельце собачки к груди, желая ощутить ее тепло.

– Да, ее там нет! Ее не должно быть и здесь! Я думал, что тебе с ней будет легче. А так как я добросовестно служу, мне сделали исключение! Да и будет она рядом только назначенный тебе срок. И если я не забыл, то это всего семь дней, из которых осталось шесть, и уже восемь утра!

Последние слова отрезвили, а руки сильнее сжали Шишундру, так, что она

взвизгнула.

– Начнем с самого начала. Вернее, с конца. С последнего дня земной жизни. Постарайся вспомнить все. Каждую мелочь. Даже незначительную. – Мотя перешел к решительным действиям.

– Хорошо, хорошо! Вот только ответь еще на один вопрос. Почему души все такие разные и совсем не похожи на людей?

– Душа – это не голый слепок с тела человека. Скорее слепок его чувств. Тревоги, страха, угрызения совести, униженности, страдания, высокомерия, боли, счастья, радости и блаженства. Да-да! И такое бывает! Слышала о блаженных? Те, которым все хорошо! Душа выглядит так, как чувствовал себя человек в момент ее ухода.

Например. Грызут его черви сомнений или угрызение совести за гадкий поступок. Следовательно, бродит его душа, изъеденная и кишащая червями. Мучают человека мозги своими безумными мыслями и головными болями, вот и душа здесь всех своей мозговитостью поражает. Ну а если человека в активной жизни тревожили иные части тела, то, соответственно, в душе его они значительно преувеличены! Одним словом, тебе многое придется увидеть, и постарайся ничему не удивляться!

Слушая Матвея, я внимательно рассматривала душу, стоящую передо мной. Усохшую, с незаживающими ранами, но с беспредельно добрыми глазами. Как же тебе досталось от жизни, друг мой! Может быть, когда-нибудь ты расскажешь мне о ней? И тут меня прострелило! А как же я выгляжу?

– Где зеркало? Как я выгляжу? Как? – Я вскочила на ноги и стала метаться в разные стороны.

– Да! Есть вещи, которые не изменяются ни при каких обстоятельствах!

– Что?

– Ничего, ничего! – Мотя сделал вид, что не расслышал. – Если тебя это успокоит, то у нас нет отображения.

Уж успокоил так успокоил.

– Бывает и хуже! – он явно издевался.

– Не хочу язв! Не хочу червей! – ныла я, оглядывая себя со всех сторон.

– Зачем ты так?! Сюда попадают не по собственной воле и не от большого счастья. А красивая, светлая и чистая душа только у младенцев.

Во мне перемешались чувства. Любопытство со стыдом. Страх увидеть безобразное с облегчением, что не обнаружила оного. Как ни крути, а бескорыстной я еще не стала! Чувствуются на мне отпечатки земной жизни. О-ба-на! Я голая и лысая! Вот хрень! Все это время я ходила босая и голая. Только балахон мотылялся на ветру. И голова лысая, как бильярдный шар. Я так и застыла, в одной руке держа Шишку, а другой рукой закрывая лысину.

– Ты голая, потому что телом своим в реальной жизни гордишься! Пунктик у тебя такой! А без язв и болячек, так это потому, что душа покинула тело без страха и боли.

– А лысая, лысая почему? – я истерично орала и продолжала закрывать лысину ладонью.

– Вопрос не по адресу! Я, конечно, многое знаю, но, как видишь, не все! И вообще, прекрати орать! Ведешь себя как маленькая, хотя самой уже сорок! Смотри, всех напугала!

И правда! Вокруг нас собрались души. Глядя на них, мне в очередной раз стало стыдно за свое поведение. Я просто лысая и голая, а их в земной жизни, видимо, колбасило не по-детски!

– Ну ладно! Признаю, не права! Кстати, откуда ты знаешь, сколько мне лет? – я попыталась спросить как можно тише, боясь, что кто-то из уродов может услышать мой глубоко скрываемый зрелый возраст.

– На лысине нацарапано! – с насмешкой и иронией проорал он. – Ты будешь, в конце концов, серьезней или нет? Быстро вспоминай, что с тобой было в последний день!

Он, конечно, шутил! Но я на всякий случай незаметно ощупала пальцами лысину. «Сам как один сплошной гнойник, и шутки такие же!» – подумала я.

– Будь серьезней! – приказал он.

Я надела капюшон и села на газон. Шишка улеглась рядом в позе лягушки.

– Значит, так! Утром я поругалась с папой из-за того, что он назвал меня «иждивенкой» и «тунеядкой».

– Неудивительно!

– Что?

– Ничего! А что раньше?

– Еще раньше?

– Да.

– Ты действительно хочешь знать все подробности?

– Как с тобой тяжело!

– Хорошо, сам выпросил! Итак. – Я села поудобнее, выпрямила спину, театрально сложила руки. – Было раннее утро. Спать уже не хотелось, но и вставать тоже. Я положила руку на грудь дремлющего мужа и пальчиком стала водить…

– Ну хватит! – нервно прервал мой душевный рассказ Мотя.

– А что такое? Сам просил со всеми подробностями, не забывая про мелочи!

– Эту мелочь можешь пропустить! – разрешил он.

– Нет! Эту как раз и не могу! Потому что в самый ответственный момент зазвонил телефон. Мы не хотели брать трубку, но он был так настойчив! Папа даже выругался.

– Понять можно! И кто звонил?

– Вот-вот! Кто звонил! Брат звонил, Алексей! Ничего особенного. Настаивал на встрече. Я еще удивилась! Он вообще звонит очень редко. Про дни рождения забывает. А тут рано утром, да еще встретиться! Сказки, да и только!

– Зачем встретиться хотел, сказал?

– Нет. Обещал при встрече все объяснить. Договорились, что вечером заедет в гости… Я вспомнила, вспомнила!

Я вскочила на ноги и схватила Шишу. Она от испуга начала меня лизать. Я ж тараторила с бешеной скоростью, боясь забыть.

– Когда я ехала за подарком Марку…

Мотя посмотрел на меня вопросительно.

– …Потом расскажу! – пояснила я. – Так вот! Я встретила Алексея! Он не захотел ждать до вечера и ехал к нам. Но у него сломалась машина. Кстати, он был не один. С девушкой!

– Странно.

– Это-то как раз и не странно! У него всегда молодые девушки! Пунктик, как ты говоришь. Самому пятьдесят скоро, а он все жених. Причем ни одна долго не задержалась. Ни семьи. Ни детей. Всего себя без остатка отдает служению женщинам. Исключительно молоденьким! Представляю, как будет выглядеть его измученная жизненной страстью душа!