— А в воздухе оно ведёт себя так же? — уточнил на всякий случай Хольгер. Никэс Кларк — невысокий синекожий сармат со странными, слегка раскосыми глазами — перевёл взгляд на него и кивнул.

— Можем показать, — он поднял руку, и оператор на смотровой галерее насторожился.

— Я не сомневаюсь, — качнул головой Хольгер. — Опыт с подводным «крылом» — очень наглядный. Ну что ж, образец вполне рабочий… А что пошло не так?

— Заражение, — ответил Никэс. — Корпус мы экранировали. Остались пучки. Но с перекрытыми оно не работает. И с ослабленными — тоже.

— Понятно, — сказал Хольгер, наблюдая за полётом синего огненного шара под тёмной водой. — В каждом «лепестке» — сто двадцать пять граммов… Это минимальная масса для «крыла»?

— Да, так, — согласился Никэс, переглянувшись с оператором. — Пробовали брать меньше. Минус полграмма — и всё. Никто никуда не летит.

— Разве дело не в перепаде интенсивности? — удивлённо мигнул Гедимин. — Что ещё пробовали? Усилить потоки дополнительными линзами? Двойные внутри, двойные в проёмах? А саму пульсацию исследовали?

Сарматы из Авиаблока снова переглянулись и одновременно пожали плечами.

— Мы не атомщики. Исгельт принёс нам готовый прототип, исходя из этого мы и работали.

— Исгельт… — Гедимин недобро сузил глаза. Хольгер крепко взял его за локоть и потянул на себя.

— Не сейчас. Ну хорошо, мы посмотрим на ваш прототип. Здесь есть экранированная лаборатория, приспособленная для дезактивации? У Гедимина есть свой отсек, но летать там негде.

Никэс, облегчённо вздохнув, дважды кивнул и жестом приказал оператору сделать защитные экраны непрозрачными.

— Отсек подготовлен, материалы доставлены. Можете начать сегодня? Жаль терять время. Такой мог бы быть двигатель… — он, уже отвернувшись от бассейна, снова посмотрел на него через плечо и вздохнул.

— Будем работать, — сказал ему Гедимин. — Но больше не бери у Исгельта готовые прототипы. Он… вечно торопится.

Хольгер, вскинувшийся было, выдохнул и согласно закивал.

— Да, тут он явно поторопился. Отведите нас в рабочий отсек. И… можно забрать ваш образец?

Образец им не отдали — Гедимину пришлось довольствоваться чертежом, из которого следовало, что все доработки свелись к покрытию диска, рассечённого на сектора, нейтронностойким фрилом. Прорези в рёбрах дисков не перекрывались ничем — «крылья» отключались, когда переставал действовать сам эффект. По-видимому, образец в бассейне плавал уже не первый день…

Коридоры в Авиаблоке были неожиданно прямыми, без привычных плавных извивов, и непривычно широкими. Вдоль пола и потолка тянулись рельсы, вдоль левой стены — круглые дверные проёмы, закрытые массивными крышками и пронумерованные. Из-под каждой крышки к общему пути были проложены короткие отрезки рельсов, и было похоже, что их часто используют, как и основной путь. В коридоре бродили охранники в «Фенрирах», среди оружия, встроенного в стены, Гедимин заметил не только стандартные бластерные турели, но и довольно мощную кинетику, и распылители газа. Никэс, проследив за его взглядом, коротко усмехнулся.

— Всякое бывает…

Некоторые отсеки мигали зелёными светодиодами, над другими горели красные, — кто-то уже закончил работу и хотел выйти или что-то вывезти, но почему-то выжидал. «Может, из-за нас?» — Гедимин покосился на Никэса. «Тут свои дела, а мы не отсюда.»

— Такой сигнал зажигать, когда будем выходить? — спросил он, кивнув на зелёный огонёк.

— Не обязательно. Это, если нужен кран, — ответил Никэс. — Чтобы не столкнуться на рельсах. Не знаю, вам кран будет нужен?

— Постоянно — навряд ли, — сказал Хольгер. — Если будет нужен, мы скажем.

Один из отсеков открылся, когда сарматы остановились перед ним, и Гедимин увидел узкую, явно наспех построенную шлюзовую камеру с разбрызгивателями меи и сточным отверстием.

— Исгельт сказал, что так надо, — пояснил Никэс. — Но я совсем не атомщик. Если что-то не подходит, говорите сразу. Переделаем.

Когда шлюз открылся, Гедимин, не сдержавшись, помянул уран и торий. Никогда ещё ему не выделяли столько места! Он вспомнил универсальные станки в собственной лаборатории, — то, что занимало центр отсека, было больше и совершеннее в разы. Сюда можно было загнать для ремонта глайдер, здесь можно было собрать его из подручных материалов. За рабочим отсеком виднелся проход к испытательному; пока что над ним горел предупреждающий знак.

— Материалы там, — Никэс указал на закрытый люк и покосился на мигнувший передатчик. — Я вас тут оставлю. Отсек закреплён за вами. Работайте. Никто сюда не войдёт.

Шлюзовая камера закрылась за ним и его охранниками. Хольгер подошёл к встроенному в стену телекомпу, щёлкнул переключателем, окружая его защитным полем, и соединил его с передатчиком.

— Гедимин, ты собери для начала ещё один прототип — обычный диск на восемь секторов. Будем изучать. Эти «крылья» наверняка никто внимательно не рассматривал.

04 мая 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»

Гедимин закрепил на тонком двухсотграммовом конусе алмазный наконечник и положил примитивное устройство на рилкаровую плиту. Её он вынес из соседнего отсека — туда рилкар, нужный для переплавки, завезли большими кусками, и Гедимин успел отобрать один до того, как всё полетело в дробилку. Осмотрев конус ещё раз и еле слышно хмыкнув, он прожёг в плите неглубокий узкий шурф и засунул наконечник туда. Несколько минут он потратил на выравнивание и прижимание конуса к плите защитным экраном, потом просунул под него сопла наручного «арктуса» и шевельнул пальцами, приводя его в действие. Защитное поле, прикрывающее обсидиановые линзы внутри конуса, растаяло, кольцеобразный поток зелёного свечения ударил в купол, конус завибрировал, по рилкаровой плите пошли трещины — и она с грохотом, слышным сквозь микроскопические проёмы в экране, раскололась на части. Хольгер, неслышно подошедший к Гедимину, вздрогнул и вполголоса сказал что-то по-сарматски.

— В другой раз возьму дикую породу, — сказал ремонтник, вынимая отключившийся конус из обломков. — Нормально работает. Только рилкар так не сверлится. Ну, чего тебе?

Хольгер подошёл к нему впервые за последние три дня — до сих пор он то склонялся с дозиметром и анализатором над пришпиленным к стенду «лучевым крылом», то сидел у телекомпа, на вопросы отвечая хмыканьем и слабыми жестами «не сейчас» и «подожди».

— Ирренциевый бур, — Хольгер попробовал наконечник бронированным пальцем и хмыкнул. — Мирное применение?.. Пойдём, у меня кое-что сошлось.

Он провёл пальцем по экрану телекомпа, вывешивая перед ним объёмную голограмму.

— Вот твоё «крыло» — от источника до плоскости угасания. Оно трёх-, а не двухмерное, как я сначала подумал. Слегка расплющенное, но всё же не плоское. Вот так оно изменяется с течением времени. Видишь эти ветвления?

Гедимин мигнул.

— Hasu! Оно что, фрактальное?!

Хольгер кивнул, внимательно глядя на ремонтника, — видимо, лицо сармата было сейчас очень выразительным, при всей бедности мимики.

— Они что, делятся? Это же кванты, а не… — Гедимин замолчал, глубоко вдохнул и пробормотал еле слышно:

— Делящихся квантов мне тут не хватало… Там точно был вакуум?

— Полнейший, — кивнул Хольгер. — Вот это-то и интересно. Я думал, что дело в молекулах, подвернувшихся под пучок… такое ускоренное заражение с мгновенным выбросом омикрон-кванта. Но… Всё-таки надо было искать специалиста по физике вакуума! У нас тут опять какие-то аномалии…

— Тут всегда аномалии, — буркнул Гедимин, разглядывая схему. Что бы он ни думал о нарушении законов физики, кванты ветвились, а диск лениво вращался, отталкиваясь световыми пучками от защитного купола.

— Кстати, это неполная длина «крыла», — сказал Хольгер, проследив за взглядом сармата, направленным на стендовый образец. — Настоящая плоскость угасания — вон в той стене на глубине полтора метра.