— Жёваный крот! — выдохнул Иджес, поднеся руку к повреждённой поверхности — огромному белесому пятну на тёмно-красной обшивке, светлеющему от центра к краям. — Это лучевой ожог!

Гедимин угрюмо кивнул. Он не был уверен, что ожог именно лучевой, — но поверхность крепко прижгло, и верхний слой от прикосновения лопался, выплёскивая белесую жижу. Обшивка была разъедена на тридцать сантиметров в глубину, кое-где разрушение задело нижний, волокнистый слой, и побледневшие волокна вспухли и местами потрескались.

— Остаточная «сигма», — тихо отметил он, направив дозиметр на центр ожоговой поверхности. — Похоже, ирренций…

Он долго смотрел на экран в поисках омикрон-квантов — «сигма», как правило, не обжигала, а вот «омикрон» — мог, и картина была бы похожа. Но мианийские конструкции включали в себя очень мало металла, и он не лежал большими скоплениями, — нечему было воспринять наведённую радиацию, и Гедимин, пройдя с дозиметром вдоль повреждённого борта, облегчённо вздохнул.

— «Гельт»? — предположил Иджес.

— Если «Гельт», то на самом излёте, — качнул головой Гедимин. — Или тут были очень мощные щиты.

— И что с ним теперь делать? — Иджес протянул руку к потрескавшемуся борту и тут же её отдёрнул. — Ему больно, наверное.

Гедимин поддел рыхлый серый пласт. На руку брызнула белесая жижа из внутренних пустот. Обшивка расслоилась и частично растворилась, в жидкости плавали мелкие хлопья. Сармат подцепил ещё кусок, и многометровый пласт «брони» поехал вниз, на лету разваливаясь на куски. Иджес успел откатиться в сторону, и Гедимин, отряхиваясь от серых ошмётков, слышал в наушниках его взволнованную ругань. Он едва обратил на неё внимание — его ладонь была плотно прижата к уцелевшей обшивке шаттла, и он чувствовал, как огромный шар мелко вздрагивает — сперва часто, потом — всё реже. Через пять минут тряска прекратилась, и Гедимин отошёл в сторону, чтобы оценить повреждения.

Облучённая обшивка восстановлению не подлежала, как и обожжённые участки волокнистого слоя; всё, что сарматы могли сделать, — снять её и довезти до утилизатора. Из-под оболочки, свалившейся с гребней, проступили сплетённые из волокон шипы с серыми пятнами по розоватой поверхности. Между ними виднелась ячеистая структура, местами потрескавшаяся и смятая.

— Это попробуем склеить, — Гедимин указал Иджесу на поломанные ячейки. — А обшивку придётся содрать.

Иджес недоверчиво хмыкнул.

— А она отрастёт? Такая большая поверхность…

Гедимин пожал плечами.

— Не знаю. Прикроем защитным полем, может, отрегенерирует.

— Может, пересадка нужна? — Иджес потыкал пальцем в неповреждённый участок обшивки. Из двух ближайших выступов высунулись на пару сантиметров белые тросы и повисли в вакууме, слабо подрагивая. Гедимин пожал плечами.

— Понятия не имею. Займись гребнями, я счищу обшивку.

Он поставил ногу на ближайший выступ. Тросы-подъёмники не заставили себя ждать — через пять секунд Гедимин ехал на них к обожжённому участку. Проведя рукой по целой обшивке, он остановился у края серого пятна, и тросы замерли вместе с ним. «Рецепторы, должно быть, разрушились…» — сармат провёл пальцем по белесой поверхности, указывая подъёмникам направление, но дождался только слабой вибрации — тросы дрожали вместе с раненым кораблём. Гедимин досадливо сощурился. «Придётся лезть по живому…» — он, примерившись, срезал весь пласт обшивки, до которого смог дотянуться, и взялся когтями за проступившее волокно. Тросы, потеряв его, повисли в вакууме; сармат пополз дальше, срезая по дороге некротизированные участки и чувствуя, как дрожит весь корабль. Чем дальше, тем глубже рука безо всякого напряжения уходила в рыхлое волокно. Белесая жижа из полостей струйками стекала вниз.

— Атомщик, — подал голос Иджес; он висел на тросах в нескольких метрах от Гедимина, рядом с обожжённым гребнем корабля. — Эта штука не срастается.

— Сам вижу, — буркнул сармат. — Склеивай. Может, со временем опомнится.

«И что им было не позвать медика?!» — он, досадливо щурясь, погрузил когти в побелевшее волокно. Отслаивалось оно легко, достаточно было подцепить прикреплённые концы лучевым резаком. Местами под ним угадывались пульсирующие трубки; ожог до них не дошёл, и Гедимин старался не задеть их когтями.

— У нас нет ничего для регенерации? — спросил Иджес, оставив тросы и перебравшись на верхнюю, более повреждённую часть гребня. — Может, связаться с Бринном?

Гедимин хмыкнул.

— У него медикаменты для сарматов. Корабли он не лечит.

«Лучевой ожог,» — он срезал ещё один пласт отмирающего волокна. Вся обшивка уже лежала внизу, на площадке, и слегка дымилась, отдавая в вакуум остатки тёплой жидкости. «Омикрон-ожог… Ему бы надо флония,» — он осторожно поддел когтем край пролома, под которым пульсировала большая, в палец толщиной, «кровеносная» трубка.

— А у этой штуки будет лучевая болезнь? — спросил Иджес, с шипением и приглушённой руганью переползая с гребня на гребень. Там, где он пробирался, обшивки уже не было, и некротизированное волокно Гедимин убрал. Иджес прикрывал оголённую поверхность защитным полем; корабль перестал мелко дрожать, но, когда сарматы касались его, весь борт содрогался. «Хорошо, что оно мирное,» — думал Гедимин после каждой встряски. «Я бы не вытерпел.»

— Заканчивай с гребнями, — сказал он Иджесу, осматривая менее повреждённый и давно очищенный участок. Там, где в волокне остались углубления, должна была скопиться жидкость, из которой формируются новые волокна. Сармат долго приглядывался, но не увидел ни капли, — вмятины оставались сухими. «У неё, похоже, уже лучевая болезнь,» — подумал он, угрюмо щурясь. «Регенерация заторможена.»

— Я сейчас, тут немного осталось, — отозвался Иджес. — Ничего не срастается. Нас потом не обвинят в убийстве?

Гедимин сердито фыркнул.

— Пусть возят с собой своих ремонтников! Или медиков — не знаю, кто этой штуке нужнее. Заканчивай и слезай.

Он ждал, наблюдая за сухими вмятинами в волокнистой поверхности и кое-как склеенными кусками ячеистой структуры. Повреждённый борт прикрыли защитным полем, и корабль «успокоился» — теперь прикосновения не причиняли ему боли, но восстановление так и не началось. Гедимин высыпал на ладонь ампулы с флонием — все восемь штук, потом, подумав, отложил одну и осторожно поддел когтем край пролома и посветил фонарём внутрь. Ближайшая пульсирующая трубка показалась ему слишком крупной; он выбрал одно из ответвлений, где давление жидкости было меньше. Такие трубочки он сшивал на космической станции мианийцев, — они, скорее всего, соответствовали капиллярам. «На пробу,» — сармат снял колпачок с иглы и поднёс её к «сосуду». Он не был уверен, что трубка проткнётся, но игла вошла в неё на удивление легко — Гедимин едва не проколол её насквозь. «Если флоний её разъест, я сразу увижу…»

Он выдернул иглу и замер над проломом, напряжённо вглядываясь в красноватый полумрак. Трубка не растворялась, участок волокна, под которым она исчезала, — вроде бы тоже.

— Атомщик, что ты там делаешь? — подал голос встревоженный Иджес.

— Инъекцию флония, — отозвался сармат. — Может, будет прок.

«Вену» проколоть было немного сложнее. Выдавив первую ампулу в «кровоток», Гедимин вставил новую иглу в то же отверстие — его легко было найти по выступившей капле жижи. «Четыре… пять… шесть,» — сармат бросил вниз опустевшие ампулы и скатился следом по защитному полю.

— Sata! — крикнул он Иджесу, отбегая на десяток метров. Механик обогнал его и припал к земле, с тревогой глядя на корабль. Тот мелко задрожал и начал вытягиваться в высоту, странно поводя гребнями; белые отростки, высунувшись изо всех отверстий, зависли над проломом, от которого только что откатился Гедимин. «Жжёт,» — подумал сармат. «Надо было анестетик…»

— Отходим, — прошептал Иджес, дёргая его за руку. — Мы слишком близко!

Шар резко вытянулся в длину — и осел, встряхиваясь всей обшивкой и втягивая «щупальца». Под защитным полем заблестела жидкость. Её было очень много, и Гедимин на секунду подумал, что внутри корабля лопнула какая-нибудь артерия. «Существо» больше не двигалось; через несколько минут сармат рискнул приблизиться. «Надеюсь, оно не умерло,» — он тронул обшивку и, не дождавшись никакой реакции, перевёл взгляд на ободранную поверхность. Там, где вмятины и выемки залило жижей, из неё уже проступали новые блестящие волокна. Внутри гребней шевелились шипы, выдираясь из клея и стыкуясь по-другому; стыки быстро зарастали. «Иджес всё перепутал,» — досадливо сощурился Гедимин. «Надо было самому, а его — на расчистку. Естественно, ничего не срасталось…»