Он приподнял веко сармата — в этот раз одним грубым движением, едва не разорвав его. Гедимин увидел раскалённое докрасна жало выжигателя. «Выведет из проекта,» — он пытался подавить захлёстывающий страх, но тело уже не подчинялось мозгу — все мысли заглушал отчаянный сигнал боли и ужаса. «Он говорит правду. Просто выкинет меня в биоотходы. Как показывали в том фильме. Hasu!»

— Ты псих, — прохрипел он — чужая ладонь, прижатая к щеке, мешала говорить. Лица Ассархаддона он уже не видел — всё заслонял раскалённый докрасна металл. Он уже был близко, и глаз слезился, а веки жгло.

— Мне говорили, — спокойно ответил куратор. — Да, жаль, что придётся это сделать…

Дротик двинулся вперёд. Гедимин рванулся назад — насколько позволили фиксаторы.

— Ирренций, — выдохнул он. — Верни меня в проект! Я ещё могу работать…

— Вы уже бесполезны, — с сожалением сказал Ассархаддон. Красный свет стал нестерпимо ярким, а потом погас, и Гедимин услышал шипение остывающего металла.

— Пока вы нужны, никто не будет вас увечить. Серьёзные раны помешают работе, — голос Ассархаддона остался ровным, и говорил он спокойно, как будто они с Гедимином общались в столовой за контейнером жжёнки. — Если дошло до этого — помните, что вас уже списали. Предательство не поможет вам выжить. Просто умрёте с позором. Так, как сейчас. Прощайте.

Холодное сопло прижалось к виску сармата, и он услышал короткий сухой треск. Зеленоватое свечение омикрон-лучей сверкнуло перед внутренним взором в последний раз — и погасло.

01 декабря 39 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

— Тройная доза? Он тут не мутирует от такой накачки?

Голос, прозвучавший над головой Гедимина, был ему знаком, — говорил сармат-медик, к которому он попадал уже бессчётное количество раз. Ремонтник по-прежнему ничего не видел, но слух уже вернулся — а за ним и осязание. Теперь он чувствовал тёплую слизь на голой коже, прохладные браслеты-дозаторы на обеих руках, фиксаторы от локтя до плеча, шесть датчиков на голове и тугую повязку на глазах. Веки двигались, и как будто под ними что-то было — не только пустые глазницы. Сармат радостно ухмыльнулся. «Инсценировка,» — подумал он. «Проект будет. Реактор тоже. А Ассархаддон — полный псих.»

— Мутирует или нет — через три дня он должен видеть, — отозвался второй невидимка; этот голос Гедимину знаком не был. — А пока — собираем данные. Повторное сканирование?

— Подожди, он приходит в себя, — кто-то из сарматов сдвинул крышку автоклава, впуская свежий воздух с запахом дезинфектантов. — Эй, физик, ты слышишь меня?

— Да, — ответил Гедимин и попытался поднять руку, чтобы потрогать повязку, но все конечности, как выяснилось, были жёстко зафиксированы.

— Не дёргайся! Сейчас уберу фиксаторы, — сказал медик. — Повязку снимем через три дня. Будешь теребить её — придётся всё делать заново. А меня расстреляют.

К вискам сармата прикоснулись холодные щупы. Он почувствовал слабые уколы — что-то вошло под кожу и впилось в кости черепа.

— Что это? — спросил Гедимин. — Сканер? Зачем меня сканировать?

— Личное распоряжение Ассархаддона, — отозвался медик. — Не бойся, мозги тебе не выжгут. Ты у нас интересный объект исследований, причём уникальный.

— Какие исследования? — насторожился Гедимин. Сканеры он не любил — ещё с того дня, как один из них стёр ему память. «Или всё-таки меня списали? Перевели в подопытные…» — он ещё раз пожалел о потере зрения — вслепую нечего было и думать как отбиться, так и сбежать…

— Сигма-излучение, — ответил медик, и сармат вздрогнул. Мигать мешала повязка, но веки всё равно дёрнулись. «Сигма?! Вот все работают, все, кроме меня…» — ему было очень досадно.

— Утверждают, что высокие дозы сигмы влияют на мозг, — продолжал сармат-медик. — И одно из побочных действий — блокада любых попыток сканирования. Якобы облучённый мозг «закрывается», вырабатывает нечувствительность. Предыдущие десять тестов на спящем мозге это подтверждают. Теперь сделаем прогон в режиме бодрствования. Впрочем, ты можешь спать. Сейчас мы только собираем материал. Ассархаддону очень интересно, так что не бойся — в утилизатор тебя не отправят.

…Исследования продолжались долго — сканирование в разных режимах, проверка датчиков, их замена, какие-то инъекции и взятие анализов… Через пятнадцать минут Гедимин перестал на них отвлекаться и лежал в полудрёме. Может, причиной были инъекции, — он не чувствовал ничего, кроме редких уколов и — время от времени — неприятного давления в висках и под глазницами. «Сканер, что ли, сломался…» — лениво подумал он, пытаясь повернуться набок — лежать на спине надоело. Медики о чём-то перешёптывались над ним, но объяснять ничего не хотели и на вопросы не отвечали, так что Гедимин вскоре забыл о них и окончательно задремал.

Его разбудило прикосновение чужой тёплой руки. На ней не было никаких перчаток — даже тонких, от комбинезона. Кто-то осторожно погладил его по шее, провёл пальцем вдоль ключиц и перебрался на грудь, то ли поглаживая, то ли ощупывая каждую мышцу. От его прикосновений по телу разливалось тепло — скорее приятное, чем тревожащее. Несколько минут Гедимин лежал, ни о чём не думая, — как будто грелся на солнце на камнях у восточного берега Атабаски в середине лета, млея от тепла, и даже о реакторах вспоминать было лень.

Минут через пять он понял, что медикам незачем его гладить — к исследованиям мозга это никакого отношения не имеет, и к тому же они никогда не стали бы снимать перчатки, прикасаясь к «объекту». Они, кажется, вообще закончили свои опыты — к голове сармата больше никто не притрагивался, и датчики с неё убрали. Кто-то ещё пришёл в медотсек и, наклонившись над вскрытым автоклавом, молча гладил Гедимина.

— Хольгер? — неуверенно окликнул тот — по ощущениям, пальцы невидимого сармата были гладкими, почти без шрамов, а значит, это был не Линкен.

Рука вздрогнула, на долю секунды остановилась, а затем невидимка отдёрнул её, оставив Гедимина в удивлении — и без приятного тепла и воспоминаний о берегах Атабаски.

— Нет-нет, Гедимин. Это не Хольгер, — голос Кумалы звучал смущённо. Гедимин помянул про себя ядро Сатурна и с силой провёл ладонью по коже, стирая невидимые следы чужой руки. Над автоклавом тихо вздохнули.

— Да, наверное, вам неприятно, — сказал Кумала. — Не следовало мне будить вас. Я узнал, что вы тяжело ранены, и поэтому пришёл. Если вам нужна какая-то помощь…

Инъекции всё ещё действовали — Гедимину было лень огрызаться, да и странно было бы накидываться на сармата за предложение помощи.

— Нет, — коротко ответил он. Кумала несколько секунд молчал, будто ждал чего-то ещё, и только потом заговорил.

— Вы ждали Хольгера? Да, я должен был сразу заметить, как вы близки. Тогда мне вообще не стоило вас беспокоить. Прошу прощения, что пытался влезть. Представляю, как это должно было раздражать. Больше не повторится.

«Что?..» — Гедимин приподнялся на локтях, забыв о повязке, зондах и фиксаторах. «Чего он там надумал? Вот псих…»

— Эй! Кумала! — крикнул он, но люк, ведущий в медотсек, уже с шипением закрывался. Кто-то быстро подошёл и задвинул крышку автоклава.

— Кумала смылся, — услышал Гедимин из переговорного устройства. — Извини, что пустили его. Он знает все коды и ходит повсюду. Но к тебе он больше не сунется. Такой уж он.

— Это хорошо, — отозвался ремонтник, опускаясь на дно автоклава. Медик успел налить внутрь слизи, и теперь она зашевелилась, окутывая сармата со всех сторон. Ему снова прикрепили к голове обруч — исследования продолжались. Вспомнив, что спрашивать медиков об их опытах бесполезно, Гедимин расслабил мышцы и опять начал сползать в дремоту. «А Хольгер не придёт,» — подумал он сквозь сон. «Он-то кодов не знает…»

05 декабря 39 года. Луна, кратер Драйден, научно-исследовательская база «Геката»

Щупы сканера снова прокололи кожу на висках Гедимина, и он почувствовал неприятное давление на височные кости. Сармат ждал знакомой тупой боли в висках и под глазницами, но не ощущал ничего — как будто сканирующий агрегат просто прикрепили к нему и забыли включить.