— Может, выживет, — попытался утешить его ремонтник. — Далеко он от эпицентра?

Линкен отмахнулся.

— Не последний. Давай выносить бомбу.

Гедимин справился бы и в одиночку, но отогнать Линкена было невозможно — он словно прилип к устройству. Пилоты близко не подходили, а увидев сигнал взрывника — «В укрытие!» — с видимым облегчением залезли в кабину.

— Ты им сказал, куда лететь? — встревожился Гедимин. — Глайдер плохо экранирован.

— Спрячутся за стеной кратера, — ответил Линкен. — Взрыв будет над центром… Думаешь, добьёт до края?

Гедимин пожал плечами.

— Если да, то стена их не прикроет.

Бомбу они устанавливали долго, направляя конус точно в зенит, — она должна была взлететь на семь километров вверх, малейшее отклонение на старте могло обернуться промашкой в пару сотен метров. Закончив работу, Гедимин отошёл на несколько шагов и оглянулся на ракету, тяжёлый экзоскелет, оставленный Линкеном рядом с ней, в будущем эпицентре, контейнеры с Би-плазмой и разложенные веером по кругу пластинки различных металлов и марок фрила.

— Давай на взлёт, — поторопил его Линкен, опасливо покосившись на бомбу. — Полчаса в запасе, мало…

Полчаса спустя они сидели в наспех вырытом укрытии — скорее, ямке — у полуторакилометрового вала вздыбленной скальной породы. Она блестела, как стекло, и Гедимин, забывшись, пытался отколупать кусочек, чтобы сравнить метеоритный «обсидиан» с вулканическим. Линкен пихал его в бок, тревожно оглядываясь на центр кратера, и шёпотом считал секунды до взрыва.

— Не засекут? — Гедимин покосился на Сатурн. Он сильно подозревал, что вспышка от омикрон-взрыва зашкалит все дозиметры в Кларке — и будет зафиксирована каждым из них на Земле и Марсе, несмотря на барьер в виде Луны, — и тем более излучение доберётся до Сатурна, и вакуум ему не помешает.

— Кто? — Линкен ухмыльнулся. — Конаровы счётчики есть в пяти местах в Солнечной Системе. Кто бы потащил их на Титан или Энцелад?!

На краю горизонта вздулся ослепительный зелёный шар, и сарматы вжались в стеклянистые обломки. Гедимин знал, что лучше не смотреть, что затемнённый щиток возьмёт на себя только часть лучевого удара, — но не мог отвести взгляд от раздувающегося огненного облака. Оно горело зелёным огнём, выпуская наружу клубы испаряющегося вещества, — в этот раз излучение, долго удерживаемое в ловушке, успело разрушить и ирренций, и всю конструкцию бомбы. Дозиметр запищал, Гедимин, вспомнив о пилотах за ненадёжной стеной кратера, испуганно посмотрел на него, — нет, омикрон-излучение едва дотянулось до сармата, бешеные значения выдавала только «сигма», проходящая сквозь все барьеры. «Смертельная сигма,» — подумал он, криво ухмыльнувшись, и прикоснулся к виску. Пластины были плотно сомкнуты, нижний слой прикрывал щели, — в этот раз Гедимин не хотел «общаться» с ирренцием.

Зелёный шар раздувался всё сильнее, просвечивая синевой и выбрасывая кольца ослепительного свечения. Они расходились от испаряющегося сгустка, словно круги по воде, и гасли в чёрном небе.

— Tzagelltesq! — выдохнул Линкен, зачарованно глядя на позеленевший горизонт.

— Sagelltu, — прошептал Гедимин. Свет был так ярок, будто вся энергия, выделенная восемью килограммами ирренция, перешла в форму фотонов. «Sagelltu,» — подумал он, наблюдая за световым шаром, тающим над горизонтом. «Свойство — свечение.»

Он хотел встать, но Линкен, положив руку ему на загривок, вдавил сармата в землю. Они выждали ещё пять минут, но ничего больше не происходило. Дозиметр замолчал. Гедимин стряхнул с себя руку Линкена, достал батарею маленьких контейнеров для проб и зачерпнул немного грунта с края окопа. Дозиметр показывал слабое сигма-излучение, стремительно исчезающее, и упорно тыкался стрелкой в веер разложенных по реголиту образцов. Среди них были свинец и платина, — именно на них и был направлен указатель пикового излучения.

— Пятнадцать километров, — пробормотал в наушниках Линкен. Вместе с Гедимином он собирал образцы и замерял их излучение. Фрил и рилкар — лёгкая органика — ничуть не изменились, также заражения избежали алюминий и титан, — но уже образец стали слегка фонил.

— Пятнадцать километров, — снова пробормотал Линкен и оглянулся на Гедимина; его радужка полностью побелела. — Посмотрим, что в эпицентре…

Над горизонтом дрожало слабое зеленоватое свечение, и Гедимин, поднимая на него взгляд, невольно ёжился. Пять километров сарматы пролетели, вглядываясь в тёмно-бурый грунт; Линкен оставил световой маячок рядом с образцами, но сейчас он погас. Пару раз Гедимин хотел свернуть, приняв блестящую пластину «обсидиана» за рукотворный объект, но Линкен тащил его дальше.

— Вот они, — сказал взрывник через несколько секунд, опускаясь рядом с нетронутым веером образцов. Сбоку от них стояли два контейнера; полупрозрачная масса в одном из них окончательно побелела и больше не шевелилась. Гедимин встряхнул ёмкость с тёмными стенками; внутри что-то тяжело колыхнулось и снова застыло.

— Денатурация, — пробормотал Линкен. — Десять километров — уже денатурация. Я хочу увидеть, как наш gelltu взорвётся на Земле. Я хочу это увидеть…

— Fauwagellt, — еле слышно прошептал Гедимин, поднимая с земли фонящую алюминиевую пластинку; на таком расстоянии даже лёгкий металл был заражён. — Смертоносный свет.

Через пять километров полёта сармат увидел яркую, заметную отметку, — здесь Линкен оставил «Гарпию» и доработанный «Фенрир». Они выглядели невредимыми и не сдвинулись ни на миллиметр, — ирренций, взорвавшийся в вакууме, не мог породить воздушную волну и отбросить их с отведённого им места. Гедимин остановился над образцами материалов. Контейнеры с Би-плазмой он осматривать не стал — сразу погрузил в ящик. Тяжёлые металлизированные фрилы слегка фонили, алюминий и титан уже содержали в себе ирренций. Поднеся «щупы» анализатора к стальной пластинке, Гедимин едва успел их отдёрнуть — хрупкий изъеденный металл потёк мельчайшей пылью. Бережно поддев его на край кюветы, сармат ссыпал распадающиеся остатки в контейнер.

— Если бы тут был воздух, — пробормотал Линкен, оглянувшись на образцы, — всё это сдуло бы, и мы вообще ничего не нашли бы. Ты это видел, атомщик? Оно же рассыпается от взгляда!

Он показывал на «Гарпию», завёрнутую в защитное поле. Оболочка прикрыла механизм снаружи, и куски от него не отваливались, но ничто не мешало ему разрушаться внутрь — и кабина уже просела. Фриловые детали уцелели и просто отваливались от рассыпающегося металлического остова. Те, что лежали сверху, над металлом, продавливали его насквозь. Гедимин завороженно наблюдал, как обшивка вминается в конструкцию под действием силы тяжести, пока Линкен не толкнул его в бок. Как водится, силу он не рассчитал, — сармат отлетел на пять метров и был вынужден приземлиться на три конечности.

«Фенрир» не изменился никак. Линкен включил его, прицепил к нему остатки «Гарпии», привязал к своей броне, — теперь они летели «втроём», вынужденно замедлившись. Зелёный свет на горизонте стал ярче, расстояние сокращалось, и вскоре сарматы сделали ещё одну посадку — в километре от эпицентра, рядом с «Ицмитлем» и «Рузвельтом».

— Атомщик, ты как хочешь, а я — в кабину, — сказал Линкен, переступив через ряд образцов. Смотрел он только на «Рузвельт». В этот раз излучение было сильнее, время, прошедшее с момента заражения, — больше; остатки экзоскелета, не выдержав собственной тяжести, рассыпались и частично смешались с рыхлым грунтом. Гедимин набрал немного реголита оттуда, где инородная пыль не могла к нему добавиться; почва содержала заметное количество железа — видимо, оно и переродилось в ирренций и теперь излучало даже из контейнера. Собрав хрупкие, распадающиеся от неосторожного взгляда образцы, он повернулся к остаткам «Рузвельта». Его интересовал крупный тёмный комок, глубоко вдавившийся в грунт, — РИТЭГ. Он ярко светился — его радиационная защита не была рассчитана на омикрон-лучи, и плутоний переродился — если не полностью, то на хороший процент. Гедимин бережно завернул бывший генератор в защитное поле, но его структуру сохранить было уже невозможно — свинцовая пыль смешивалась с плутониевой от малейшей встряски.