Однако, что бы мама ни говорила, я не хотела вникать – и снова просила её купить жвачку. Я приставала к ней, упрашивала, умоляла, но в своём решении мама была непреклонна.

– Ну как ты не понимаешь? У меня же раньше никогда не было жвачки! Другие дети жевали, а я – нет! Знаешь, сколько теперь жвачки мне нужно пережевать за все пропущенные годы? – привела я наконец свой самый весомый аргумент.

Мама очень внимательно посмотрела на меня, но я заметила – глаза её при этом смеялись. Тут я почувствовала, что лёд растоплен, и мамочка вот-вот согласится. Однако она своего согласия так и не дала.

А потом случилось вот что. Я сильно простыла, и мама повела меня в поликлинику к участковому врачу. Мы стояли в очереди у кабинета, а перед нами всё время маячила одна девочка, которая жевала жвачку. Мама, наверное, не обратила на это внимания, а вот я сразу заметила, и мне страшно захотелось жвачки. «Вдруг у неё ещё есть и она меня угостит?» – понадеялась я и стала бегать за этой девочкой хвостиком. Вскоре её позвали в кабинет врача. Она было кинулась туда, но её мама строго сказала:

– Куда со жвачкой?

В одно мгновение девочка вынула изо рта жвачку и быстрым движением прилепила её к стене, после чего скрылась в кабинете. Какая удача! Я метнулась к этой стене, пока другие дети не увидели ничейную вкуснятину, и, отлепив жвачку, быстро сунула её в рот. Я так мастерски всё это проделала, что мама, которая не спускала с меня глаз, даже отреагировать не успела. Но, когда до неё дошёл смысл произошедшего, она подскочила ко мне и, схватив меня за локоть, зашипела в ухо:

– Немедленно выплюнь жвачку!

Ага! Сейчас! Как я могла выплюнуть жвачку, если только что поймала свой счастливый шанс? Я молча и с большим энтузиазмом жевала, опустив голову, чтобы не встречаться с мамой взглядом. Она поняла, что я не собираюсь подчиняться, и строго повторила:

– Выплюнь! Или вместо ужина будешь жвачку свою жевать!

«Ну и хорошо! – подумала я. – Буду жевать жвачку вместо ужина».

– Алисонька, выплюнь пожалуйста, – мама сменила тон на жалобный и просящий, при этом держала раскрытую ладонь у моего лица, в надежде на то, что я положу в неё чужую жвачку. Но я демонстративно сцепила зубы и плотно сжала губы.

– Доченька, на этой жвачке микробы! Ведь девочка, которая стояла впереди нас, пришла к врачу, потому что болеет. Мы не знаем, чем она болеет. А вдруг это что-то ужасное? Ты взяла в рот чужие микробы. Выплюнь их, пожалуйста! Всё равно у этой жвачки уже нет никакого вкуса.

Но я снова проигнорировала мамины слова.

– Сразу после поликлиники я куплю тебе много разных жвачек, каких захочешь, – пообещала она.

Ага, вот теперь я заинтересовалась! Тут и дураку ясно: поменять чужую безвкусную жвачку на много новых и вкусных – выгодно! Я сразу вернула жвачку на её прежнее место, то есть на стену.

Мама выдохнула с облегчением, сняла её салфеткой со стены – и жвачка полетела в мусорную корзину.

Стоило нам выйти из поликлиники, я сразу напомнила маме про жвачку. Она сдержала своё обещание и привела меня в супермаркет, где я набрала много разных жвачек. Я была в предвкушении!

Дома мама попросила меня сначала пообедать. Я согласилась, тем более что была голодна. Едва закончив обед, принялась за жвачку: пожую с минуту – выплевываю, беру новую. Снова пожую – и к новой приступаю. Мама молча наблюдала за мной. Потом всё-таки не выдержала:

– Лучше я уйду в комнату. Не могу на это смотреть.

Не помню, как долго я жевала. Помню, что жвачки были разные и мне хотелось перепробовать все. Каждая новая казалась мне вкуснее предыдущей, и я жевала, жевала, жевала… пока вдруг не почувствовала, что устала, а в животе забурлило. И вдруг меня затошнило. Я сразу вспомнила, что говорила мне мама про желудок и желудочный сок, и поспешила выплюнуть жвачку. Честно говоря, я очень испугалась.

– Мамочка! – я с криком ворвалась к маме в комнату и пожаловалась на своё самочувствие.

Мама не стала ругать меня и даже не упрекнула. Закончилось всё тем, что меня вырвало. На этом со жвачкой было покончено навсегда. В дальнейшем, если кто-то из моих подруг жевал при мне жвачку, я с отвращением отходила в сторону. Потом привыкла и перестала реагировать, но равнодушие к жвачке сохранилось у меня по сей день.

Я благодарна мамочке за то, что она позволила мне получить свой личный опыт, пусть даже негативный. Спасибо ей за право на ошибку. Как известно, ничто не учит нас лучше, чем собственные набитые шишки. Теперь я точно знаю: необузданное желание всегда приводит к глупостям или неприятностям.

В детстве я иногда страдала отитами. До сих пор помню, как маялась по ночам, когда болели уши! Конечно, я измучилась сама и маму замучила своим бесконечным нытьём и жалобами. Теперь, став взрослой, я понимаю, каково ей было. Мама ходила со мной по врачам в поисках средства, которое навсегда избавило бы меня от отитов; делала мне компрессы; по часам выдавала гомеопатические лекарства и водила на всякие процедуры. Я сопротивлялась, ведь я тогда была малышкой и не понимала, что мама неимоверными усилиями вытягивает меня из болячек. Как правило, отиты начинались поздней осенью. И вот, когда наступило похолодание, мама выдала мне шапку:

– Надень, пожалуйста. На улице сильный ветер, надо беречь твои ушки.

А я терпеть не могла любые шапки! Вообще не любила ничего надевать на голову, к тому же в шапке плохо слышно и голова от неё чешется. Пока я жила в детдоме, не носила шапок по той простой причине, что меня никто заставить не мог это сделать. И я очень гордилась этим! Например, если воспитательница протягивала мне шапку, я, вроде как случайно, роняла её на пол и, «не заметив», переступала и шла себе дальше. Если же воспитательница поднимала шапку и снова давала мне, я опять нарочно роняла её или старалась незаметно закинуть куда подальше – долой с глаз воспитательницы. Постепенно все привыкли к тому, что шапок я не ношу. Правда, меня и за это называли наглой хулиганкой и неисправимой врединой, но меня это не волновало.

Так вот, когда мама протянула мне шапку, на меня вдруг накатило раздражение, и я тут же швырнула шапку на пол. Швырнула, а сама напряглась в ожидании маминой реакции. Память беспощадно напомнила мне обо всех тех словах, которые я могу услышать сейчас в свой адрес.

Однако мамочка обняла меня за плечи и ласково спросила:

– Она так тебе не нравится, эта шапка?

– Не нравится, – буркнула я и вдруг почувствовала, что мне жалко маму, ведь она так старалась, выбирала эту шапку специально для меня. Мне захотелось плакать, а ещё кричать и ногами топать. В общем, дело шло к истерике. Тем временем мама подняла шапку и, засунув в неё руку, стала шевелить пальцами. Получилось, будто шапка ожила.

– Ой, некрасивая я! – запричитала шапка маминым голосом. – Никто не хочет меня носи-и-ить! Даже моя любимая девочка Алиса бросила меня на по-о-ол! А я так люблю свою девочку и хочу защитить её ушки от ве-е-етра!

И мама поднесла шапку к моему лицу и при этом причмокнула – будто шапка поцеловала меня. Сначала я удивилась, что шапка мягкая (в детдоме у меня была другая – колючая), а потом мне стало смешно и даже немножко жаль шапку: она такая симпатичная и мягкая, зачем же я с ней так? Я выхватила шапку из маминых рук и быстро нацепила на себя.

– Ура! Моя любимая девочка надела меня! Спасибо, – поблагодарила шапка маминым голосом.

Я рассмеялась. А мама продолжала говорить от имени шапки: